У нее вырвался невольный вздох. Она так и не осмелилась сказать Алеку, что еще ни разу не руководила постановкой пьесы, за исключением нескольких сцен во время учебы в колледже. И вот теперь она — режиссер школьного спектакля, который предстоит сыграть на той самой сцене, где она сама сыграла столько ролей. Последнюю из них шесть лет назад. Шесть лет и целую вечность.
Гвин сделала круг, мысленно намечая компоновку сцен. Под каучуковыми подошвами ее замшевых сапог слегка поскрипывал деревянный настил. Ей нравилось играть Розалинду, эту юную дворянку, которая переоделась юношей, чтобы заставить того, кого она любит, влюбиться в нее. Слова шекспировской комедии ошибок до сих пор роились у нее в голове.
— Этот жалкий мир существует около шести тысяч лет, и за все это время ни один человек еще не умирал от любви, — процитировала она, чувствуя, как набирает силу ее голос. Потом сделала паузу и негромко проговорила последнюю фразу из Отрывка: — Люди время от времени умирали, и черви их поедали, но случалось все это не от любви.
Это правда, решила Гвин, усаживаясь на край сцены. Она не умрет от разбитого сердца. И Алек тоже. Да, он заботится о ней, но ни один из них ни разу не заговорил о любви, даже на вершине страсти. Грустная улыбка появилась на ее губах. Они оба были слишком осторожны.
Скрестив на груди руки, Гвин качнула ногами, стукнув пятками о край сцены. Ей не о чем сожалеть, она получила то, что хотела, разве не так? Она получила Алека — хотя бы на время.
Мэгги считает, что нельзя хотеть всего сразу. Гвин вспомнила вчерашний разговор, и в ее душе поднялась обида. Да, возможно, ее приезд внес некоторую сумятицу, но нельзя же все сваливать на нее!
Она встала, поднялась на сцену и прошлась по ней. Внизу, справа от сцены, хлопнула боковая дверь. От неожиданности Гвин вздрогнула, потом резко обернулась.
— Прости, дорогая. Я не хотел тебя испугать.
Из тени появился Алек. Спокойный. Руки в карманах темно-синих брюк…
Сможет ли она когда-нибудь смотреть на него без замирания сердца? Спокойная мужественность Алека влекла ее гораздо сильнее, чем грубая бравада некоторых мужчин, с которыми она встречалась раньше. От одной лишь мысли о его нежных ласках ее лицо — как и другие части ее тела — начинало гореть.
Упершись кулаком в бедро, Гвин качнула головой таким движением, каким отбрасывают назад волосы — правда, ей нечего было отбрасывать.
— Что ты здесь делаешь?
— У меня пустой урок. Я так и думал, что ты здесь. — Глядя в пол, Алек приблизился к сцене. Потом поднял глаза. — Послушай, я тоже хочу извиниться. То, что я сказал сегодня утром в машине… — Он потер рукой шею. — Я не совсем точно выразился.
Гвин вдруг пришло в голову, что еще ни один мужчина не извинялся перед ней. Никогда и ни за что. Значит, надо извлечь из этой ситуации все, что можно. Продолжая стоять посредине сцены, она скрестила руки на груди.
— Тогда что же ты хотел сказать?
Алек подошел ближе и положил руки на край сцены. Эти зеленые глаза буквально затягивали ее в свою пучину.
— Поверь мне, в моем поступке не было и тени жертвы. Если бы я знал… — Он усмехнулся. — Я бы давным-давно поддался этому искушению.
Это было кое-что. Но одно слово — то единственное, которое она хотела услышать, — все еще сказано не было.
Ну что же, если Мэгги считает, что будет разбито сердце Алека, она ошибается. Разбито будет сердце Гвин.
Тут она напомнила себе, что должна радоваться тому, что есть. Они с самого начала согласились, что все это временно. Они с самого начала избегали слова «любовь».
Подойдя к краю сцены, Гвин опустилась на колени, вдыхая аромат его одеколона и запах шерстяного свитера. Боясь, что в любую минуту им могут помешать, она лишь на мгновение коснулась пальцами его щеки. Но этого было достаточно, чтобы по руке побежали искорки.
— Спасибо, — сказала она и была вознаграждена улыбкой облегчения.
— Когда ты сердишься на меня, я впадаю в уныние.
— Ну что же, пусть это будет тебе уроком, — прищурившись, заметила Гвин.
Алек взял ее за руку и поцеловал в ладонь.
— Друзья?
Преодолевая боль в сердце, Гвин кивнула.
— Всегда друзья.
Остаток дня пролетел, не оставляя Гвин времени; думать о таких не имеющих отношения к делу предметах, как разбитые сердца. Она была слишком занята тем, что повторяла давно забытые грамматические правила, и вспоминала, что же десять лет назад говорила ее собственная учительница по поводу романа «Грозовой перевал». И вот сейчас у нее осталось пятнадцать минут до начала репетиции. Гвин забежала в учительскую комнату отдыха и купила в автомате шоколадный батончик, а вернувшись в класс, обнаружила, что ее ждет Ванесса Филипс.
— Несса! — Она ласково обняла девочку за плечи. — Привет, дорогая! Тебе что-то нужно? — Гвин достала из нижнего ящика стола свою сумку и спрятала туда батончик. — Ты идешь на репетицию?
— Вы вправду сможете помочь мне?
Гвин заглянула в ее обеспокоенные глаза.
— С чем, девочка?
— Я устала быть такой, — сказала Ванесса, и слезы хлынули из ее глаз.
Гвин подошла ближе и обняла ее. Всхлипывая, девочка рассказала, что Алек попросил ее сделать доклад перед всем классом.
— Мне от одной мысли об этом становится плохо, — сказала Ванесса, вытирая слезы бумажным носовым платком, который протянула ей Гвин.
— Могу себе представить…
Ванесса вдруг вырвалась, отошла к окну и скрестила на груди руки.
— Нет, вы не представляете, — тихо сказала она. Твердо, но с отчаянием.
Бросив быстрый взгляд на часы, Гвин увидела, что у нее осталось пять минут до того, как она должна спуститься в зал.
— Уверена, что смогу, Ванесса. Выслушай меня. Да, я не очень хорошо знаю, что такое быть застенчивой. Но зато прекрасно знаю, что такое волнение и страх. Каждый раз, когда я иду на пробы, каждый раз, когда мне надо выступать на сцене, у меня начинает сосать под ложечкой, ладони становятся влажными и я без конца бегаю в туалет. Сегодня утром, когда я пришла на первый урок, у меня дрожали колени.
— Вы шутите.
— Ну да, как же! Вовсе я не шучу.
— Но я думала… думала, вам нравится быть на людях.
— Нравится. Однако я все равно волнуюсь — а вдруг выступлю не так хорошо, как хотела. Но из-за этих волнений и страхов я не собираюсь отказываться от того, что мне нравится. От того, что я люблю делать. Послушай, Ванесса, я уже говорила твоей маме, что у меня нет волшебных средств. Алек, то есть мистер Уэйнрайт, сказал, что ты хочешь заниматься в классе драмы?
