До вечера Мариб не показывался нам на глаза.
Весь следующий день мы с Кариной провели на улице, а к ужину приехал Рома.
— Папа!!!
Малышка бросилась к нему на шею, а Рома поднял ее в воздух, закружив под детский смех, и прижал к себе, уткнувшись носом в макушку.
Я тоже присоединяюсь к объятиям, наслаждаясь его близостью и стараясь утихомирить бешено стучащее сердце, а Рома целует меня в нос.
— Я мясо захватил. Сейчас шашлык сделаем.
— Да у нас, и правда, отпуск, — я в предвкушении потираю ладошки. Уже чувствую запах костра и мяса с дымком. И почти катаю на языке вкус картошки, приготовленной в фольге. А здесь не так плохо! Красиво и приятно. И самое главное — Рома приезжает.
— А то.
Через пять минут с заднего выхода, быстро перебирая ногами ступеньки, спускается Мариб. Приближается к нам, и они с Ромой хлопают друг друга ладонями, крепко пожимая руки.
— Поехал?
— Да. Предупреди, как отчалить соберёшься.
— Привезёшь мне что-нибудь? — вклинивается детский голосок.
— Нет. У меня не будет времени.
Лицо малышки тут же опечалилось. Почему ей так важно внимание именно Мариба?
— Эй, выше нос. Папка тебе и так кучу всего привёз. Пусть дядя Мариб поскорее сваливает.
— Ром! — возмущаюсь, да. Можно и другое слово подобрать. — Ну что за выражения?
— Пардон. Пусть дядя Мариб соизволит уже удалиться и даст нам, простым смертным, как-нибудь провести вечер без посторонних.
— С растаможкой все решили, — быстро изрекает Мариб. — В налоговую все отвезли. И ещё какие-то документы в антимонопольный передали. Я не вникал, Гектор сказал — по твоей указке. Скоро не к чему им будет прицепиться.
— С Маноли переговоришь — набери.
— Сам разберусь. Все, исчез, — бросает Мариб напоследок.
Вечер выдался чудесным. Все посторонние мысли остались где-то в городе, а сейчас только мы, природа, чистый воздух и шашлык, распространяющий просто умопомрачительный запах.
Рома весь вечер не сводил с меня довольного взгляда. Разве можно вот так улыбаться одними глазами?
А Карина бегала за ним хвостиком. Как бы мне хотелось, чтобы так было всегда. Тепло. Уютно. По-родному. Настоящей семьёй. Когда-то я даже и мечтать об этом не могла. А теперь уже не отступлюсь.
Уложить спать Карину было сложновато. А как же? Папа ведь приехал. А мы с Ромой молчаливо, понимая друг друга без слов, ждали, когда дочь вымотается окончательно.
После фразы «Нет, папа со мной полежит!» я счастливо выдохнула и пошла в душ. И даже не успела смыть шампунь с головы, как шторка плавно отъехала в сторону, а Рома горящим взором начал скользить по моей фигуре.
— Подглядываешь?
— А как же. Кто, если не я, — весело ухмыляется и уже серьезно добавляет. — Внизу тебя буду ждать. Пока камин разожгу.
И, не дожидаясь ответа, выходит, а я медленно наношу бальзам на кончики волос, пытаясь перестать улыбаться и стараясь понять, какое именно чувство цветёт в душе. На сердце так легко и хорошо, что печальные думы отступили далеко, и очень хочется верить, что надолго.
Я не стала надевать белье: спустилась вниз в одном шелковом халатике, который обычно надеваю после душа. Пока собирала вещи, долго думала, брать его или нет, положив в сумку уже практически в последнюю минуту.
И, как оказалось, не зря.
Рому застала сидящим на диване с телефоном в руке. В комнате не горит свет, и только приглушённый отблеск пламени камина освещает небольшую область.
Но я могу видеть его лицо...
Замедляю шаг и не могу оторвать взгляда. Рома расслаблен, а на лице блуждает ленивая улыбка. Он что-то сосредоточенно листает в телефоне, и я точно знаю: это никак не относится к его работе. Такое умиротворенное выражение у него бывает, только когда он рядом с нами. Особенно часто я подмечаю мягкий, светящийся взгляд, если Рома наблюдает за Кариной.
Так сложно выразить собственные эмоции... в эту минуту внутри что-то расцветает. Что-то нежное, солнечное. Тёплое и очень хрупкое. Маленькое и доверчивое.
Я очень скучаю по нему, если он далеко. Тоскую так, что не объяснить словами. Когда внутри сердце ноет и заходится плачем, становится слякотно и серо. Никогда бы не подумала, что так бывает.
Любовь — очень сложное понятие. Для кого-то это — самопожертвование. Для кого-то — самоотдача. Для кого-то — желание стать лучше. А для кого-то, наоборот, — возможность быть собой и не меняться.
А моя любовь к Роме — это нечто иное. Неуловимое. Мягкое и нерешительное. И в то же время твёрдое и непоколебимое. Без ограничений, условностей и рамок. Без каких-либо ожиданий. Лишь только светлые надежды и мечты иногда сотрясают душу своей яркостью и четкостью.
Смотрю на то, как отголоски пламени играют на его лице, и вспоминаю тихий вопрос:
«...Ты хотела бы?»
Именно в тот момент в сознании что-то перевернулось. Именно тогда я поняла, что ближе Ромы у меня уже никого не будет. Просто потому, что я не хочу. Никто никогда не сможет заменить его. Никто никогда не станет лучше него. Никогда... мой Беркут... он один такой. За его плечами такое прошлое, о котором не говорят вслух. Такая жизнь, что волком выть хочется, вспоминая его исповедь. И несмотря ни на что, он выжил. Его душа не загрубела. Она живая. Дышит и бьется. Ради нас с Кариной...
И мы достойны счастья. И мы вместе пройдём через все препятствия, которые ещё не раз возникнут у нас на пути.
— Ты долго ещё будешь пытать меня расстоянием?
Я неожиданно вздрагиваю, выплывая из собственных мыслей, и сталкиваюсь с потемневшим, ласкающим взглядом.
Рома медленно поднимается и направляется ко мне. Огонь в глазах. Огонь в душе. Огонь в сердце.
С каменным выражением лица он рывком притягивает меня к себе. Дышит очень тяжело. Утыкается
