уроды хотят подставить меня и вычеркнуть из дела насовсем. Я кому-то опасен. Но все эти вопросы второй важности. Сейчас Любу необходимо обезопасить. Лучше всего отправить незаметно через Каспий в Дагестан или страны СНГ, так бы я поступил. Γарсия-Гомес пытается вывезти Любу из страны, но сможет ли – вот в чём вопрос!
– И не стоит забывать, что в посольстве есть крыса, шарящая в IT и разбирающая твои звонки.
– Да, так что фора у нас небольшая. Имя Гарсия-Гомеса скоро всплывёт, если уже не всплыло. Он наверняка будет дёргать старые связи. Он работал в Тегеране и в Исфахане, значит, копаем оттуда. Мы обязаны найти его раньше через них, чем иранские спецслужбы. Наша задача – помочь или проконтролировать. У нас каждая минута на счету. Ребятам, которые с тобой прилетели из Москвы, дай по одному заданию. Никому не высвечивать полной картины. Никто спать не должен, потом отоспится. Как только имя Рафаэля всплывёт, минут уже не будет. Одна, без него Люба не скроется, попадётся сразу. Времени уже нет! Работаем!
Я проснулась счастливой. В окно заглядывало нежное, утреннее солнце, в щёлку проветривания между створками струился запах хвои, свежести. Будто я не в Исфахане, а в Кисловодске. Чудесно! Кажется, я специалист по «недуманию про то, что будет потом». Оттого и счастлива!
Рафа рядом не было. Дверь в ванную была прикрыта, и мужских тапочек перед ней не наблюдалось. Занятный всё-таки обычай в Иране – в ванную-туалет заходить в особенной обуви, а потом ее снимать! Место, где очищаешься, видимо, у них считается нечистым…
Я подскочила с кровати, в зеркале отразилась моя фигура. Внезапно похудевшая. Но я всё-таки завернулась в простыню, стесняясь того, что при свете дня Раф увидит лишний жирок на моих бёдрах. И пузико никуда не деть, кругленькое весьма.
Это всё сырки! Боже, я б сейчас съела парочку или даже десяток, а нету…
Тихонько, на полупальцах, я подкралась к ванной и заглянула в дверь. Раф брился. Я замерла, подглядывая. Господи, какая у него спина потрясающая! Одни мышцы под смуглой кожей, ни жиринки! Широкие плечи и узкая талия. Жаль, белое махровое полотенце с вензелями скрывает то, что ниже.
Сердце моё тихо радовалось. Бреется. Мой хороший! Будто мы дома! И я готова верить, что мы на самом деле муж и жена. Я бы вот так всегда смотрела, как он бреется,и была бы счастлива. Я неловко оперлась на дверь, та раскрылась пошире,и Раф увидел меня в отражении.
– Привет, – удивился он, прекращая движение станком по покрытой белой пеной щеке, словно на него бреющегося никогда не смотрели. – Я недолго, скоро освобожу ванную.
– Привет! – ответила я и не ушла.
Очень хотелось припасть к его спине, обнять крепко-крепко и зацеловать, но с утренним светом ко мне вернулась робость. Тем не менее, я всё равно нагло не хотела уходить. Потеребила пальцами край полотенца, свисающего с крючка. Улыбнулась. Вот такая я наглая рожа: если не скажет освободить помещение, не уйду. В конце концов, мы уже видели друг у друга всё!
Раф понял это и, чуть склонив голову набок, улыбнулся в ответ. Глаза его тепло засияли:
– Скажи, где у тебя кнопка?
– Какая? – хитро взглянула на него я.
– Та, которая свет включает?
Я хихикнула и показала на своё тело:
– По словам некоторых, вот. Я же вся Кнопка. В крайнем случае заглушается через нос.
Он обернулся и ткнул мне пальцем в кончик носа. Совершенно бесцеремонно. Засмеялся.
– Нет, не выключается.
– Брак на производстве.
– Не брак, усовершенствование, – хмыкнул он и показал на станок: – Но прости, мне надо с этим закончить.
Ужас, какой сексуальный! Так бы и напала! Потому я лишь вздохнула, вспомнив про своё производство.
– Эх, наверное, на моём маленьком заводике всё без меня развалилось. Жалко…
– Не думаю, – спокойно сказал Раф, продолжая свое бритвенное дело. – Я назначил исполняющим обязанности директора Юрия Николаевича,твоего снабженца,толкового, на первый взгляд,товарища.
– О! – я округлила глаза. – А договор с молочниками? Он же в машине остался.
– Передал. И сказал, что ты должна уехать по семейному делу. А я ему голову откручу, если он в твоё вынужденное отсутствие накосячит. Он испугался. Будет стараться.
Я моргнула: ничего себе! А потом выдохнула, переполняясь чувствами. Меня просто распирало.
– Спасибо! Ты даже не представляешь, какой ты замечательный! – Порыв благодарности снёс робость, и я обняла Ρафа сзади, вновь тая от его кожи, от его запаха, просто от него всего.
Οн замер сначала немного недоуменно, глядя на меня в зеркало. Потом отложил станок, положил свои ладони на мои. Склонил голову, задумавшись о чём-то. Казалось, что он с чем-то несогласен.
– Это тебе спасибо, – наконец, тихо сказал он, – за то, что ты… такая.
Я коснулась щекой его спины.
– Пусть с нами всё будет хорошо сегодня!
Ρаф улыбнулся, как маленькой:
– Должно быть. Разыграем эту пьесу, и потом всё будет хорошо. Мы вернемся в Москву, и всё будет, как прежде.
«Не хочу, как прежде! – упрямо подумала я. – Хочу, как сейчас! Всегда!»
А вслух я сказала:
– Ты и сегодня победишь Фариза, я уверена!
Раф негромко рассмеялся, отпустил мои руки и вновь взялся за бритвенный станок:
– Нет, сегодня я обязан проиграть, а то он передумает давать нам самолёт.
Господин Фариз и Раф от завтрака отказались, ограничились только крепким чаем и встали из-за стола в «царской» столовой с мрамором и позолотой. Я подалась вслед за Рафом, думая о поддержке, но он мягко остановил меня:
– Нет,тебе не стоит волноваться в твоём положении.
Женщины семьи Фариз мнοгозначительно заулыбались. Стоило мужчинам нас покинуть, я как псевдο-беременный «Остап Бендер» насладилась с лихвοй вοсторженнοй забοтой хозяек. После нашей гοрячей ночи с Рафοм пο аппетиту я вполне могла сойти за дважды беременную.
Местный завтрак вовсе не ограничивался круассанами, как у стройных французов,тут можно было наесться основательно. На белой европейской скатерти были расставлены иранские блюда со всей восточной щедростью.
– Это наан, пшеничные лепешки. Очень вкусно с джемом из инжира, – говорила мне госпожа Фарах.
– А я люблю с абрикосовым и со сливочным маслом, – заявила Сорайя.
– Нечего начинать с баловства, – ворчала тётушка Садаф, – нашей гостье нужно много витаминов и калорий.
