популярна!
— А еще я, наконец, начала неплохо зарабатывать, — делюсь искренне. У Папуши свой бизнес, она понимает, как важно для женщины иметь доход. Какое это особенное чувство — получать собственные деньги, словно обладать свободой.
— Ты большая молодец, Анют. Но мне тебя категорически не хватает.
— Тогда полетели вместе! — завожу ту же шарманку. — Будет здорово! Возьмем няню, у нее есть загран, я спрашивала уже.
— Аня, я не смогу. Я же тебе уже говорила.
— Днем я буду работать, вечером мы могли бы гулять. Ходить по ресторанам. И Максиму было бы спокойнее. Да и мне так страшно разлучаться с Витой… Мы вроде бы все решили, но как подумаю, что две недели не буду видеть свою малышку — сердце кровоточит. А так бы взяли ее. Все вместе бы справились.
— Аня… — золовка делает глоток чая и промокает губы салфеткой.
— Я куплю тебе подарок, — умоляю. — Ты моя самая лучшая и близкая подруга.
— Правда? — оживляется. — Ты не шутишь?
— Абсолютно искренне. Мне очень повезло, что у моего мужа такая прекрасная семья. Пусть вы не всегда понимаете меня, а я вас — но я очень дорожу нашей теплотой.
Папуша промокает салфеткой теперь уголки глаз.
— Ты плачешь, что ли? С ума сошла, я вообще-то в любви признаюсь!
— Аня… ты тоже стала мне близкой подругой. Кто бы мог подумать, что эта напуганная до смерти малышка в действительности окажется той, кто уложит на лопатки моего невыносимого братца! — подмигивает. — И я бы очень хотела полететь с тобой в Париж, и мне, конечно, совсем не трудно было бы днем побыть с Витой. Но я боюсь. Очень боюсь летать.
— Серьезно?
— Аня, я, кажется… беременна.
Мои глаза округляются, а сердце сжимается такой сильной радостью, что больно.
— Точнее, — продолжает она. — Я точно знаю, что беременна.
Папуша быстро говорит, что больше никто не в курсе, срок небольшой — три месяца. Что она никому не говорит, дабы не сглазить. И что мужчина — хороший, в разводе. Что у него есть дети от первого брака, но он их не бросает, и очень любит. А это значит, что надежный. Не так ли? А он надежного рожать не страшно.
— …И не говори Максиму, — просит в конце.
А я не могу поверить! Подскакиваю со стула и обнимаю ее. Расцеловываю в щеки.
— Я никому не скажу. Но уверена, Максим будет рад. Просто счастлив!
— Пока не решила, хочу ли замуж. Но ребенка этого очень хочу.
— А этот мужчина знает? Ты сказала ему?
— Да. Он старше, ему скоро пятьдесят, — весело продолжает она. — Мы познакомились в моем салоне, он привозит дочь на стрижку раз в три месяца. В таком шоке был, думал слишком стар, чтобы сделать маленького. Потом радовался, даже танцевал, — смеется она.
Я тоже улыбаюсь.
— Всё очень сложно. Но я… так счастлива, что боюсь дышать, — она снова вытирает глаза. — Поэтому, прости, моя милая, но я не полечу с тобой. Я хожу-то аккуратно.
* * *
Закончив завтракать, я еду на работу, а потом тороплюсь домой, чтобы больше времени провести с дочкой. Новость золовки делает меня чувствительной, весь вечер обнимаю Виту, смотрю ее фотографии, видео с роддома. Так быстро время летит, так быстро она растет у меня.
А еще я думаю о том, что, кажется, семейное проклятье на семью Руси, конец, утратило силу. Жизнь продолжается, вопреки предсказаниям, ссорам, ненависти. Новая жизнь — это ли не счастье? Становится тепло на душе от этой мысли.
На следующий день мы с Максимом едем на кладбище, навестить его бывшего босса. Того самого, на чей праздник меня привел Максим, когда позвал замуж, и который год уже не с нами.
С Пупышом мы успели повидаться несколько раз. Наверное, это чуть ли не единственный человек из окружения Макса, в гостях которого я чувствовала себя спокойно.
Стоим у памятника некоторое время. Возложили цветы. Молчим. Я знаю, что этот человек много значил для Макса, и рада, что успела с ним познакомиться.
Максим ценил и уважал своего босса, и это было полностью взаимно. Как-то Пупыш признался, что не пустил своих детей в политику, потому что хотел им счастья. Я смотрю на хмурое лицо мужа, и понимаю, что тот имел в виду. Макс такой давно — напряженный, слегка расстроенный. Особенно его настроение ухудшилось после нового года. Даже на юбилее Станислава Валерьевича Макс произнес какой-то сдавленный, будто неполноценный тост, хотя говорить красиво, долго и на любую тему — его стезя.
Никто не заметил разницы. Я заметила.
Беру его за руку, он тут же сжимает ладонь в ответ.
— Мы несколько лет с ним готовились, ждали этот январь, — произносит Макс. — Пупыш мечтать не просто переделать Кале, а еще переименовать, дав свое имя.
Улыбаюсь.
— Район Пупыша? Пупышинск? Пупышка?
Макс смеется.
— Как ты меня радуешь каждый день моей жизни. А что, мне нравится: пробка через Пупышку, торговый центр на Пупышке. Петр Андреевич был бы в восторге! Он работал с Кале, еще когда я в школу ходил. Тоже оттуда.
— Надо же. Мне кажется, он видит тебя с неба.
— Аня, — Макс мягко осекает романтичный порыв.
— Ну а что? Это ведь вопрос веры. Можно ее и не иметь, но даже если после смерти пустота и распад на атомы, никому не станет хуже, если при жизни ты чаще улыбаешься.
— Что ж. Логика в этом есть. — Он чуть сжимает мою руку. — Жаль, что он так рано ушел.
— Немного не дожил до цели.
Максим не хотел меня сюда брать: еще совсем рано, холодно, — но я настояла с вечера. Мы первые положили цветы у памятника. Когда жена Пупыша приедет, она будет видеть, что не единственная скучает. Возможно, эта мысль чуть согреет ее. С чужими Максим не слишком сентиментален, особенно когда нужно не на показ, а искренне. Он…. в действительность много стесняется. В нашей семья я, скажем так, отвечаю за связи с общественностью.
— Слушай… давай я останусь? — выпаливаю, когда мы забираемся в теплый салон автомобиля. — По фигу на эту неделю моды. У тебя сложный период, тебе нужна база, куда ты будешь возвращаться каждый день.
Макс качает головой задумчиво.
— Спасибо, Аня, но эту жертву я не приму. Буду злиться, что не только у меня всё идет по звезде, а оно так и пойдет, операция не сможет пройти идеально, но и что ты отказалась от важного. Нет уж.
— Мне немного… страшно ехать без тебя.
— Я буду с тобой мысленно каждый день. И на телефоне, конечно.
