Ты должна повзрослеть, — он целует мою руку. — Увидеть перспективы. И сама решить, хочешь ли быть со мной. Это важно.
— Почему?
— Потому что я такой, какой есть. Потому что я значительно старше, и у меня багаж за плечами. И еще, потому что я тебя люблю. Нутро у меня ноет и горит при мысли, что на тебя будут пялиться всякие утырки, что ты станешь успешна и продолжишь также хорошо зарабатывать, а то и больше. Станешь независимой. И поймешь, что мир шире нашего брака. И как же удобно и спокойно в таборе, когда женщина слова поперек сказать не может! — яро подчеркивает напоследок он.
— Как много плюсов у домостроя и домашнего насилия, — восхищаюсь я, расхохотавшись.
— Да. Но при этом вторая часть меня хочет, чтобы одна топовая модель, к которой питаю слабость, показала всему миру, насколько крута. А потом… выбрала старого цыгана.
— Представляю, как это потешит твое эго, — бормочу я, растрогавшись.
— Еще как, — уголки его губ чуть приподнимаются в легкой, но искренней улыбке. — Тебе нужно быть там, и ты меня порадуешь, если исполнишь мечту.
Представить страшно, что я буду так от него далеко. И так долго! С того дня, как сообщила о Вите, Максим всегда был рядом, на расстоянии телефонного звонка и часа езды. Сейчас мы тоже будем созваниваться, но он будет в другой стране.
На той неделе я забронировала дом в Подмосковье, такой небольшой и не особенно заметный. Там будут прятаться Анастасия Кусаивнова, ее дети и еще несколько женщин во время чистки Кале. У Насти-Лалы есть дальний родственник, который живет в таборе в другом городе, их там примут. Она решилась.
Боюсь ли я, что он бросит всё и поедет с ней?
Подстраховаться на такие случаи невозможно. Остается доверять и быть собой. Он ведь мне доверяет.
Уложив дочку, мы долго занимаемся любовью. Сначала жадно, быстро, на грани с грубостью, потому что обезумели от грядущего расставания. Затем медленно и сладко. Неспособные оторваться друг от друга, прекратить, сделать даже короткую паузу.
В конце я, вымотавшаяся настолько, что не в силах разговаривать, полулежу на диване, закинув ноги на его колени, Макс машинально массирует мои ступни. Полностью голый. Да и я обнажена.
Хмурится, что-то опять свое думает. Периодически целует мои ножки. Он… из тех, кто неравнодушен, хотя и отрицает это. И дело не в принципах, не в его конфликте с Кусаиновыми, не в проклятье, конечно, и уже давно не в юношеской любви к Лале. На голых чувствах так долго не протащишься. Просто некоторые люди держатся за власть всеми силами, как, например, Анхель Кусаинов, который в юности мечтал о добре, а потом поверг свой дом в еще больший хаос, а есть те, кому такое поперек горла.
Максим ввязался в противостояние и доведет его до конца. А меня ждет Париж, Жан и подиум. Удивительно, как наши судьбы смогли пересечься, и не поломаться.
Еще удивительнее, что мне больно уезжать. По ощущениям, я почти не хочу этого.
Макс
Коротко инструктирую Кирилла еще раз.
— …И главное — держись уверенно. Если не понимаешь, о чем речь, никто в здании не должен об этом догадаться. Лги даже под угрозой смерти.
Избиратели должны быть уверены, что хоть кто-то в этом мире понимает, что происходит. Им тогда лучше спится. Создавать видимость порядка — одна из важнейших задач политика.
— Понял, — отвечает Кирилл отрывисто, серьезно, будто парня и правда собираются пытать каленым железом.
— Все жалобы мне на стол. И не забывай о вежливости.
— Всё будет отлично, Максим Станиславович. Вот увидите.
На работе брат Ани соблюдает субординацию. Удивительное дело — парню крайне зашло взаимодействие с народом. В математике, технике, продажах — не силен. В том, чтобы болтать о ерунде — гуру. Сочиняет что-то иногда настолько дикое, что хочется глаза закатить, но люди слушают, кивают.
Как человек Кирилл мне скорее не нравится: он много печется о себе, довольно завистлив и ехиден, умеет лицемерить, способен на кражу. В политике его будто ждали. Но почувствовав, что хоть где-то замаячил успех, Кирилл расправил крылья, и теперь общается от моего имени с избирателями. Поначалу делал это под присмотром, теперь сам. Человек со свободным временем сильно хуже человека, без свободного. И Кирилл, скажем так, улучшается на глазах.
Мать не любит Аню в основном потому, что из-за Ани Кирилл переехал в столицу и стал недосягаем. Но зато она любит старшего сына. Любит так, что жить без него не может, и я, честно говоря, не знаю, что хуже.
— Кире привет! — говорит Аня, встрепенувшись.
Исполняю и сбрасываю вызов. Настроение в машине гнетущее, и сделать с ним что-то крайне сложно, хотя мы и шутим с самого утра, улыбаемся. Плохо расставаться с тяжелым сердцем. Но как его облегчить?
Виту оставили с няней: таскать ребенка в аэропорт и спекулировать на детских слезах — было бы плохим решением. Мы с Аней приняли ряд правильных, вот только с каждым преодоленным километром становится сложнее держать хорошую мину.
— Ты мне пиши, ладно? Каждый день — что угодно. И фотографии не забывай присылать: себя и Виты.
— Особенно себя, — усмехаюсь.
Ей же не весело. Кривит губы, чуть не плачет. Мечется. Рибу позвонил за прошлую неделю раз тридцать, и это только при мне. Я не нашел на фотографа ничего криминального. Никаких темных дел, даже связи с наркотиками.
— Ты можешь взять билет на самолет и вернуться домой в любой момент.
— У меня подписаны контракты. Там такая компенсация, что ты не потянешь, — бурчит.
— Ничего, посудимся.
Аня прыскает, а потом хохочет.
— Мне не нравится твой азарт! Сразиться с Рибу — будто твоя мечта! Любым способом!
Беру ее руку, целую.
— Я серьезно. Что-то не то — сразу к Дмитрию, он проинструктирован максимально подробно.
— Спасибо, Ману, — совершенно обворожительно улыбается Аня. — Но ты мне всё равно звони. Понял? Я хочу держать с тобой контакт.
Перед посадкой мы обнялись и слегка поцеловались. Она вдавила свои пальцы между моих, сжала слишком сильно для такой хрупкой девочки. Аня прощалась. А я просто стоял и игнорировал момент, потому что хотя умом и понимаю всё, нутро горит. Требует вернуть девицу домой и никуда никогда не пускать.
Рассуждая о том, за какие грехи судьба уготовила мне именно модель с бесконечными ногами, я сел за руль и отправился к матери.
Беременная Папуша восседала с ведерком мороженого на диване, увидев меня, спохватилась и стала придумывать предлоги,
