– Возьмите мой, – предложила Солнышко.
– А вы?
– А мне домой еще рано. Глядишь, к тому времени и ливень прекратится. Не вечный же он.
– Похоже, что вечный, – вздохнула Татьяна, глядя на потоки воды за окном. – Полдня льет.
– Вы домой, Татьяна Евгеньевна? – спросил декан, выходя из своего кабинета. – Вас подвезти?
– Не откажусь, Вениамин Ефимович. Мокнуть не хочется.
– Тогда пять минут подождите. Я только загляну в актовый. Подождете?
– Хорошо.
«Дворники» работали, не успевая стирать струи ливня с лобового стекла машины.
– Просто наводнение, – улыбнулся Вениамин Ефимович.
– Осень. Сезон дождей, – поддержала Татьяна.
Очень умно! Но она не знала, о чем говорить с деканом, и чувствовала себя в его машине так неуютно, что уже сто раз пожалела об автобусе. Впрочем, Вениамин Ефимович в разговор больше не втягивал. Он угрюмо молчал.
– Спасибо, что подбросили, – поблагодарила Татьяна, когда машина притормозила у ее подъезда.
– Рад, что вам угодил, – не улыбнувшись, ответил Вениамин Ефимович.
Странный тип! То сам навязывается со своей машиной, то разговаривает сквозь зубы. И в работе такой же. То душа-человек, то надуется, нахмурится, будто всем на свете недоволен. Ладно! Подбросил и спасибо.
Работа в этом году давалась труднее. Не потому, что что-то изменилось в коллективе, просто Татьяна уставала. Женька уехала учиться. С Данькой по вечерам приходилось сидеть бабушке, и Татьяна подумывала перейти на дневное отделение. Тогда можно устроить Даньку в детский сад и освободить маму.
Без Женьки было не только тяжело. Было тоскливо. Данька маленький, а Татьяна за два года после развода привыкла делиться с дочерью многими своими соображениями. Конечно, были родители, была Зоя, но, как оказалось, дочь совсем незаметно стала самым близким и самым необходимым человеком.
На следующий день, увидев собирающуюся домой Татьяну, декан весело осведомился:
– Ну что, сегодня дождя нет? Жаль. Без вас будет скучно ехать.
– А со мной весело? – рассмеялась Татьяна, вспомнив две вчерашние фразы за всю их поездку.
– Во всяком случае, приятно, – любезно ответил Вениамин Ефимович. – Хотя дождь ведь не обязательное условие приглашения, правда?
Не обязательное, но Татьяне ехать в его машине не хотелось. Как бы повежливее отвертеться?
– Вы не откажете мне? – продолжал в это время декан.
Ну вот! Искать повод для отказа уже поздно. Обидится человек.
Снова глухое молчание в машине. Татьяна злилась. Опять на весь вечер испорчено настроение! Нет, все! Она сегодня же придумает уважительную причину для отказа от этих замечательных поездок.
– Спасибо, Вениамин Ефимович! До свидания. – Татьяна приоткрыла дверцу машины.
– Простите, Татьяна Евгеньевна, но боюсь, что завтра вы от моего приглашения откажетесь, – сказал вдруг декан, словно прочел ее мысли.
– Понимаете, завтра… – начала Татьяна, во второй раз судорожно пытаясь что-нибудь придумать.
– Не трудитесь искать причину, – улыбнулся декан. – Скажите прямо, я не очень приятный собеседник.
– Дело не в этом, – возразила Татьяна.
– У вас есть сейчас несколько минут для разговора со мной? – перебил Вениамин Ефимович.
Татьяна незаметно глянула на часы. Когда она возвращается на автобусе, то приезжает минут на пять – десять позже. Значит, пять – десять минут у нее есть. А потом Данька поднимет вой.
Данька как часы. Он абсолютно точно знает время ее прихода. Стоит ей задержаться на минуту – и концерт обеспечен. Выслушивать концерт бабушке, а она всякий раз после этого в предынфарктном состоянии.
Вениамину Ефимовичу всего не объяснишь, но нужно надеяться, что десяти минут для разговора с ним будет достаточно.
– Я вас надолго не задержу.
Он опять читает ее мысли. Татьяну это почему-то раздражало.
– Я вас слушаю, Вениамин Ефимович.
Декан как-то замялся. Или почувствовал раздражение в ее голосе?
– Я слышал, что вы одна воспитываете двоих детей.
Татьяна постаралась помягче улыбнуться:
– Вообще-то я воспитываю одного сына. Дочь у меня уже взрослая.
О чем он хочет говорить? О каких-нибудь бесплатных путевках от профсоюза?
– Выходите за меня замуж, – вдруг бухнул Вениамин Ефимович, и Татьяна с нескрываемым изумлением посмотрела в его глаза.
Объяснение в любви? Только этого недоставало! Татьяна чуть не рассмеялась. Давненько ей не предлагали выйти замуж! Последний раз, кажется, Алик, пять лет назад.
– Вы только не смейтесь, – предупредил Вениамин Ефимович.
Заметил, как дрогнули в улыбке ее губы?
– Я понимаю, что смешон. Мне – пятьдесят, вам – тридцать шесть.
Ишь ты! Возраст указан точно. В личное дело заглядывал, что ли?
– Вы молоды, и, возможно, у вас есть лучшая партия.
Это прозвучало полувопросительно, и Татьяна отрицательно качнула головой. Ни лучшей партии, ни худшей у нее на данный момент нет. Вениамин Ефимович от ее ответа заметно оживился:
– Я вдовец. У меня взрослый сын. Он живет отдельно. Со своей семьей.
Зачем он это ей рассказывает? Как в бюро знакомств, честное слово! Тем более в институте все знают семейное положение декана.
– Я думаю, мы сможем стать друг другу близкими и нужными людьми.
Оригинальное объяснение! Еще ни разу не прозвучало: «Я вас люблю». Или это только вступление?
Нет, не вступление. Он замолчал и, видимо, ждал ее ответа.
– Простите, Вениамин Ефимович, – совершенно бесстрастно и прямо глядя ему в глаза, сказала Татьяна. – Для меня этот разговор – большая неожиданность. Я не могу решать такой серьезный вопрос вот так, за одну минуту. Мне нужно подумать.
Ну, не говорить же ему, что он просто спятил, в самом деле?
– Но вы подумаете? – встрепенулся Вениамин Ефимович.
– Да, конечно.
Татьяна уже откровенно посмотрела на часы. Все, время истекло. Разговор пора заканчивать.
– Вы торопитесь?
– Да. Сын ждет. До завтра, Вениамин Ефимович.
Она снова попыталась приоткрыть дверцу и снова была остановлена его вопросом:
– Когда вы сможете дать мне ответ?
– Не торопите меня, Вениамин Ефимович, – попросила она. – Это слишком серьезное дело.
– Я понимаю. Я обещаю не торопить. До свидания.
Татьяна наконец вышла из машины, свободно вздохнула, будто вырвалась из духоты, и, не оборачиваясь, поспешила в подъезд.
Данькин концерт был в разгаре. Бабушка металась вокруг него, пыталась развлечь и успокоить.
– Где мама? – требовательно кричал Данька.