Объятия теснее. Дыхание предательски сбивается.
Когда Илья переключается на мою шею, беспомощно скребу ногтями по его затылку. Цепляюсь за широкие плечи и блаженно прикрываю глаза.
Приятно. Как же, черт возьми, приятно! Даже про больную ногу на время забываю.
Он поддевает левой рукой свитер. Ладонь уверенно ложится на живот, гладит его, поднимается выше к груди и я непроизвольно вздрагиваю, выгибаясь навстречу.
— Ммм… — принимаю его грубоватые ласки с какой-то особой чувственностью и жадностью.
Тосковала по нашей близости и сейчас, как никогда, остро в ней нуждаюсь.
Хочу ощущать, что и ему это жизненно необходимо. Хочу знать, что не остыл. Что все еще… испытывает ко мне… некие чувства. Интерес. Страсть. Да что угодно.
— Илюша… — вырывается шепотом. — Поцелуй меня еще. Поцелуй!
Открыто прошу и наплевать, как это выглядит.
Мозги отключаются. Тело бунтует. Отзывается на каждое прикосновение и требует продолжения.
— Пошли отсюда.
Носить меня на руках — это прямо добрая традиция.
— Не войдем, — хихикаю, когда случается заминочка у двери.
— Да ну на хер… — Илья поворачивается боком и, повторно толкнув дверь ногой, ловко заносит меня в комнату под другим градусом.
— Хм…
— Как ты? — ставит на пол у кровати, но при этом не отпускает.
— Терпимо, — отвечаю тихо.
— Голова не кружится? — суровое выражение лица. Смотрит на меня обеспокоенно.
— Кружится, — признаюсь, глядя ему в глаза. — И ноги не держат…
— Плохо? Зовем врача? — спрашивает на полном серьезе. — Я стрельнул номер того Склифосовского.
Врача блин…
— Это последствия сердечной раны, Паровозов. Сам лечи, — отвечаю с наездом.
— Понял. Снимай тряпки, — командует в присущей ему манере.
— Очень «романтично», — ворчу себе под нос, но послушно раздеваюсь.
Без стеснения стаскиваю через голову его свитер. Белья на мне нет, так что ему предоставляется возможность лицезреть мои верхние девяносто во всей, так сказать, красе.
Хотя че он там не видел?
— И остальное тоже на хер, — требует, сохраняя невозмутимый покер-фэйс.
Пытаюсь аккуратно снять штаны, чтобы не задеть шов.
— Сядь, — давит мне на плечи и, решив помочь, принимается за дело сам.
— Осторожнее.
— Ты без трусов, Бесстыжая, — не то вопрос, не то утверждение.
— Все вещи в стиралке, — вспыхивают костром мои щеки.
— Их вообще надо сжечь, — бросает недовольно.
Видимо, мой прикид ему совершенно не понравился.
— Холодно, — покрываюсь мурашками, оставшись без одежды.
— Согреть? — предлагает нагло.
— Согрей, — мурлычу, соглашаясь.
— Врач сказал, что тебе нужен покой, — цитирует рекомендации.
— Сейчас мне нужен ты, — увлекаю его за собой.
— Да неужели? — усмехается. — А ну, повтори-ка…
— Ты мне нужен, — дублирую снова и наконец ощущаю тяжесть его крепкого, разгоряченного тела.
— Что хочешь?
— Все хочу, целуй меня, Илюш. Целуй… — прошу отчаянно.
И он целует. Так, как мне надо: напористо и дерзко.
Как же я мечтала об этом! Ведь разлука была такой болезненно-горькой…
— Телефон.
Слышим знакомый рингтон, орущий на всю комнату.
— На полу.
— Нет. Потом, — почти молю, вцепившись в него намертво. Будто если отпущу, снова потеряю. Мы же как… Два шага вперед, три назад.
Мучаем губы друг друга бессовестно долго. Невозможно насытиться и утолить жажду.
— Сюда, — нарочно подставляю шею, указывая маршрут.
— Так? — прикусывает зубами и тут же зализывает.
— Да. Еще. Еще… — притягиваю ближе. Хотя ближе, пожалуй, уже некуда.
Целует и сминает грудь. Толкается вперед возбужденным пахом, когда с моих уст срывается бесстыдный стон.
— Илья…
Настойчиво ласкает живот, а потом сгибает мои ноги в коленях и опускается ниже.
Задохнувшись, зарываюсь пальцами в его отросшую шевелюру. Расфокусированным взглядом пялюсь в потолок.
Как же мне с ним хорошо! Как хорошо!
Честно, никогда не думала, что можно получать столько удовольствия от физической близости. Всегда считала, что на страницах книг намеренно приукрашивают подобные эпизоды, а девушки и женщины потом разочаровываются. Ведь надежды не оправдываются.
— Илюш…
— Че…
— Я… — обрываюсь на полуслове.
Что творит там языком, мама дорогая. Меня на части рвет от ощущений. И стыдно, и порочно-сладко одновременно, от осознания того, насколько интимно все то, что между нами происходит.
— Ох, Божечки! — содрогаюсь, едва сдерживая в себе порыв не закричать. Однако уже следующее его действие вызывает новую волну дрожи и озноба. А после…
После я и вовсе теряю себя.
Замыкание.
Двести двадцать.
Фейерверк.
Восторг.
Наслаждение.
Удовольствие пронизывает каждую нервную клеточку. Стремительно растекается по сосудам. Уносит куда-то. Взлетаю или падаю в пропасть — вот так сразу и не поймешь.
— Хочу тебя, — Илья раскатывает защиту, возвращается ко мне, запечатывает мой рот страстным поцелуем и нетерпеливо врывается в окутанное негой тело.
Растягивает. Наполняет. Таранит.
Странное чувство. Теперь, когда мы единое целое, все будто встает на свои места.
Выдох.
Вдох.
Сталкиваемся ртами.
— Илюша…
— Саня…
Мало. Мне его катастрофически мало.
* * *
Может и не нужны никакие слова, но меня распирает от накативших эмоций. От чувства вины, ведь расстались мы плохо, и я до сих пор не нашла в себе смелости извиниться. Конкретно перед ним.
— Я скучала, — вырывается все-таки. Хоть и не собиралась откровенничать, но…
Ничего в ответ. Разве что толчки становятся амплитуднее, а поцелуи агрессивнее.
Ладно. Забираю хотя бы это.
Впитываю в себя его взгляд: пылкий, обжигающий. До самого нутра пробирающийся.
— Че плачешь? — хмурится, останавливаясь.
— Я нормально, — только сейчас замечаю, что по щекам безостановочно катятся слезы.
— Говори, — как обычно, давит и дожимает.
Упрямо молчу. Крепче обнимаю за шею, пытаюсь поцеловать, но он не реагирует.
— Харитонова… — начинает злиться.
А я ж так красочно представляю вот на этом самом месте ее… И сердце разрывается от ревности.
— В чем дело? — зажимает в ладонях мое лицо, вынуждая смотреть на него.
Зажмуриваюсь. Облизываю соленые губы.
— Слышь?
— Ты… Ты и Свечка, — выдыхаю вымученно.
— Опять блять, — раздражается тут же.
— Спал с ней или нет?
— Спал, — выдает спокойно, и все мои надежды рассыпаются в пыль.
— Ясно…
По ощущениям будто смертельную дозу кислоты в себя отправила.
Чудом держусь и не бьюсь в истерике. Только до тошноты противно вдруг становится. Одно ведь представлять, и совсем другое — услышать вот так в лоб, напрямую.
Каменею. Медленно умираю от презрения к самой себе.
— Не целуй. Не трогай, — резко выхожу из оцепенения.
Трясет.
Плачу. От унижения. От обиды.
— Дура глупая.
— Пошел ты! — нахожу в себе силы его оттолкнуть.
— Сука, все нервы мне вытрепала, — кусает за подбородок.
— Отвали!
— Переобулась. А только что чесала про то, что я тебе нужен.
— Не после нее! — кричу я гневно.
— Идиотка, — тянет за волосы и оставляет засос на моей шее.
— Отпусти! — яростно царапаю его спину.
— Зараза бешеная, — смеется.
— Ненавижу тебя! — бью по плечам.
— Уймись.
— Ты спал с ней! Спал!
— Это было давно. До тебя еще!
— Ты…
Смысл сказанного доходит до меня с опозданием.
— Че уставилась? — оглаживает мои губы большим пальцем. — Тема с Леной закрыта. Сколько можно повторять?
— И что…
— Что?
— У тебя никого… пока мы…
— Не до баб было, — отрезает сухо.
— Ага, то есть если бы ты был посвободнее, то…
— Харитонова, тебе идет молчать, — опять затыкает мой рот своим.
