«Это было давно. До тебя еще» — эхом стучит в голове, и я воскресаю как небезызвестная птица Феникс.
— Довольна?
— Довольна, — бурчу, расслабляясь.
— Дальше продолжим или передумала?
— Продолжай, — великодушно разрешаю.
— Ты ебанутая, в курсе?
— В курсе, — оплетаю руками-ногами его торс. — Что угодно прощу, только не это. Понял?
— Ты слишком много болтаешь.
— Ну так заставь замолчать, — кидаю с вызовом, и он с готовностью выполняет мою просьбу.
Дикарь блин. То ли злой, то ли голодный. То ли все это вместе.
На ближайшие несколько минут выпадаю из реальности.
Еще тогда, в самую первую ночь, поняла, что мы идеально совпадаем в физическом плане. Ведь пока знакомые девчонки пугали друг друга страшилками про первый секс, я хранила в памяти лишь приятные воспоминания, которые однозначно перечеркнули секунды боли.
— Что?
— Твой рот, Рыжая…
— М?
— Хочу. Пиздец как.
— Ну целуй, — краснея, пытаюсь закосить под дурочку, хотя прекрасно понимаю, о чем идет речь.
Двигаемся в такт.
Неотрывно смотрим друг на друга.
Поглощаем эту сумасшедшую энергию.
Обмениваемся.
Обоюдно принимаем.
— Знаешь, сколько раз представлял, как ты стоишь передо мной на коленях?
— Сколько? — стираю капельку пота, стекающую по его лбу.
Вместо ответа мы очередным заходом целуемся как ненормальные. Страстно. Первобытно. Ненасытно. Распаляясь все больше.
«Представлял, как ты стоишь передо мной на коленях».
Готова ли я это сделать? Делала ли это Свечка? И если да, то не станет ли он сравнивать?
Ласки Ильи становятся грубее. Толчки — резче, глубже. На каждый резонирую постыдным стоном и крупной дрожью, расходящейся по коже.
— Давай… Кончай, мелкая. Кончай, — выдыхает в самое ухо хрипло.
Черт возьми!
Ловлю эйфорию.
Распадаюсь на микрочастицы.
Моргаю. Моргаю…
Изображение плывет. Тело повторно кайфует.
Краем сознания отмечаю, что и его накрывает тоже.
Под моими ладонями перекатываются напряженные мышцы спины. Илья матерится и утыкается лицом в мою шею, царапая тонкую кожу щетиной.
Вот так. Почти одновременно приходим к бурному финалу.
Тишину разбивает асинхронное сбившееся дыхание и оголтелый стук наших обезумевших сердец.
Круто разделять такие секунды. Это же не просто секс. Это ощущение того, что ты — часть другого человека. Часть вашего мира. Исключительно вашего.
— Тяжелый, — шепчу, неловко прерывая затянувшееся молчание.
Приподнимается на локтях. Разъединяемся, и сразу как-то пусто и вновь холодно становится.
Илья перекатывается на спину и откидывается на подушку. Я принимаю вертикальное положение, тянусь за одеялом.
— Куда?
— Никуда, — возвращаюсь к нему. Сворачиваюсь клубочком и, устроившись на его плече, укрываю нас обоих одеялом.
Сколько лежим так, не знаю.
Мокрые. Уставшие. Напрочь эмоционально выпотрошенные, но кажется… счастливые.
Мне хочется, чтобы это мгновение длилось вечность, но, к сожалению, все хорошее имеет свойство заканчиваться.
— Такой горячий… — жмусь к нему.
— Знаю, — самодовольно хорохорится.
— Да я про температуру вообще-то. Ты не заболел?
— Херня. Пройдет. Я не болею.
— Сколько времени?
Так светло за занавесками.
— Без понятия.
Достает телефон из кармана штанов, впопыхах брошенных на пол.
Экран загорается.
— Почти восемь. Надо же, — озвучиваю удивленно и наблюдаю за тем, что делает. Набирает Клима.
— Илюх, — слышу «на том конце провода».
— Да.
— Девчонку нашли. Марину, — докладывает тот с ходу.
— Живая?
Затаив дыхание, жду ответа.
— Нет, Илюх.
Паровозов аккуратно меня отодвигает и встает. Я, естественно, подрываюсь следом.
— Говори.
— Он перерезал ей горло, — доносится из динамика. — Изнасиловал и закопал в лесу. Неподалеку от того места, куда привез Сашку.
Мороз ползет вдоль позвонков.
Он перерезал ей горло.
Изнасиловал и закопал в лесу.
— Сучара блять.
— Надо решать, че делать, Илюх. Менты, не менты… Сообщить родителям.
Родителям.
Бедные люди, Боже!
Мои глаза наполняются слезами.
— Понял. Я сам позвоню им. Этот еще живой?
— Пока да. Лежит, блюет своими кишками.
— Место сам показал?
— Ну да, пушкой и пиздюлями язык ему развязали.
Илья поднимается с постели, натягивает штаны, подходит к окну и берет с подоконника пачку сигарет.
Они разговаривают, а я все думаю о восемнадцатилетней девочке-студентке, лишившейся жизни из-за какого-то больного ублюдка.
Марина Якушева училась в престижном столичном университете. У нее было много друзей и любимая кошка, Глаша.
А теперь ее нет.
— Ментам не звоните. Я сейчас приеду, — сбрасывает вызов, и в полутьме комнаты мы встречаемся глазами.
— Я… — пребывая в шоке, даже не нахожу, что сказать.
— Соображаешь башкой, где могла закончить? — выпаливает он гневно.
Киваю.
— А мне кажется, что ни черта!
— Илья…
— Не трогай меня сейчас. Тут жди. Вернусь — отвезу домой, — информирует коротко.
— Мне к подруге надо.
— Еще раз повторяю: тут сидишь и ждешь. Это ясно? — орет на всю квартиру.
— Ясно, — отзываюсь сипло.
Он достает из шкафа свитер, громко хлопает дверцей и уходит.
Глава 40. Яся и Кучерявый
Илья
Осень в Москве выдается холодной. Вскоре выпадает снег, и температура опускается ниже нуля.
— Симка активна! Объявилась, падла! — Дымницкий резко подрывается со своего стула.
— О ком речь? — нехотя отрываю взгляд от экрана. Нехотя, потому что там у меня Санька дразнится.
Вышла из аудитории в туалет и шлет мне оттуда свои фотки эротического содержания. Одна из них прям намертво отпечаталась на сетчатке. Моргай, не моргай — толку нет. Вижу перед собой и все…
Рыжие локоны перекинуты на одну сторону. Прищур. Томный взгляд. Красная помада.
Расстегнутая ментовская рубашка, черный кружевной лифчик, как-то по-особенному подчеркивающий ее сиськи. И стройный плоский живот. С сережкой в пупке.
Отвал башки.
Первый порыв — срочно сорваться к ней, выманить из универа и трахнуть прямо в машине.
— Объявилась та стерва, что украла мой бумажник! — Кир принимается мельтешить перед глазами, расхаживая взад-вперед.
Мне прилетает сообщение.
Беsстыжая: «Скучно на паре)»
Молчу в ответ, несмотря на то, что она видит две синие галочки, информирующие о том, что фотка доставлена, и я ее посмотрел.
Беsстыжая: «Нравится?»
Сперва набираю «огонь», но потом стираю и печатаю «пойдет». Чтобы не особо о себе в очередной раз возомнила.
Беsстыжая: «Ты занят, что ли?»
Прям представляю ее недовольную обиженную мордаху. Явно ожидала другую реакцию.
«Да, дела» — отправляю и пытаюсь сконцентрироваться на том, что бубнит себе под нос Дымницкий, оскорбленный выходкой незнакомки, обслужившей нас как-то на заправке.
— Надо выщемить ее, — цедит он сквозь зубы. — Какие у нас планы на сегодня?
— Визит к Авдаляну. Ты забыл?
— Точно, совсем вылетело из головы, — кивает он, задумчиво потирая подбородок. — А к Бронникову когда наведаемся?
— В ночь с субботы на воскресенье, когда он явится в свою подмосковную резиденцию.
— Заметано.
— Пойду, кстати, заберу план территории. Наш Малевич обещал подсобить.
Поднимаюсь с дивана.
— Не нравится мне этот тип, — недовольно заявляет Динамит. — Мутный какой-то.
Прекрасно понимаю, почему он так считает, но от любых комментариев на эту тему пока воздерживаюсь.
— Щас курьер подъедет, пиццу пожрите.
