я понимаю, как замерзла на улице.
Самир сам заказывает нам чай, просит чтобы принесли в больших кружках, с малиновым вареньем. Он помогает мне снять верхнюю одежду, ложит на соседний стул, потом сам снимает свою куртку. Мы молча рассматриваем друг друга, то и дело улыбаемся, не верим своим глазам. И только после нескольких глотков он начинает.
— После того, как мы несколько дней не смогли дозвонится, папа решил, что с тобой случилось что-то плохое и решил срочно выехать к тебе. Только мама не смогла поехать с нами, она после того как вернулась от тебя — заболела, — он делает еще один глоток, я же прячу глаза, стыдно теперь смотреть брату в глаза, — мы не нашли тебя. Вахтер, та злая тетка, сказала, что девушки часто пропадают или с ними что-то случаются, если они занимаются плохим делом. На вопрос каким делом вы занимались, она ожидаемо не ответила, только вернула твой телефон. Сказала, что нашла его в твоей комнате. Он кстати до сих пор дома, им никто не пользуется, папа запретил всем к нему прикасаться, — я опять плачу, понимаю какую боль причинила самым родным людям, — мы остались тогда в городе на неделю. Искали тебя. Сами, пешком ходили во все инстанции, где что-либо могли узнать о тебе. Но твоя история закончилась для нас в январе того года. Нигде никакой информации нет о тебе. Единственное что мы узнали, это то, что ты выписалась из нашего дома. Папа тогда вообще растерялся, с ума сходил и я вместе с ним, только мама каждый плакала, и ничего не говорила. Потом папа продал половину нашего хозяйства, нанял человека, чтобы найти тебя. Потому что не верил, что ты занималась каким-то плохим делом, как нам сказала вахтер. Типа, что вы ночью поздно возвращались и сто процентов куда-то влипли, мы не верили. Ни я ни папа, а вот мама и плакала и говорила, что нам не узнать, каких мы вырастили и воспитали детей.
— Господи… а ты веришь? Что я занималась плохим делом? — и спрашиваю и боюсь услышать ответ. Ком застрял в горле, я плачу и теряю дар речи, пока жду ответа.
— У меня даже мыслей таких не было, — только после этого я облегченно вздыхаю, делаю глоток чая, чтобы ком не задушил меня.
— Ну даже человек, нанятый папой, не смог найти о тебе ничего. Будто ты испарилась, исчезла. Просто так, с лица земли. О тебе нигде нет никакой информации. Как так Асият?
— Я… — отворачиваюсь от него, смотрю в окно, на проходящих людей, все куда-то спешат. Только лишь мы с Самиром сидим, никуда не спешим. Но мне так кажется, что не спешим, пока Самиру не звонит папа.
— Асият, папа звонил. Нам нужно возвращаться домой. Поедешь с нами? — я отрицательно мотаю головой и горько плачу, — там мама. Она болеет. У нее… она когда тогда вернулась от тебя, заболела, и до сих пор болеет.
— Как так? — я вытираю салфеткой сопли и слезы.
— У нее онкология Асият. Последняя стадия. Ей осталась недолго.
— Что? — я вздрагиваю, будто меня ошпарили кипятком, — Чем она тогда заболела? Чем? Господи, что за болезнь такая?
— Папа продал все оставшееся хозяйство, чтобы вылечить маму. Но эту болезнь не победить. Поедешь, с нами? Мама только и мечтала в последнее время, чтобы увидеть тебя перед смертью. Иногда мне кажеться, что она не умирает только лишь для того, чтобы увидеть тебя. Ждет. Может я и не прав.
— Господи! — я прикрываю рот ладонью, не верю во все происходящее, мама умирает?
— Это последнее ее посещение онкологии. Врач сегодня увеличил дозу обезболивающих. Она уже давно на наркотиках, чтобы терпеть боль.
— Нет, не может быть! Скажи, что это неправда! — я реву, не могу остановиться.
— Если ты надумаешь приехать, ты знаешь где мы живем, — произносит Самир обиженно. Видимо понимает, что сейчас я не готова встретиться с мамой. Встает, забирает куртку и шагает на выход.
Я долго еще не могу прийти в себя. Просто сижу и плачу. Пока мне не звонит Злата.
— Только не говори, что ты который час подряд проходишь собеседование! — возмущенным голосом говорит Злата, не дожидаясь моего але, — папа разжег костер и пригласил гостей, всех наших родных и любимых людей в честь Жени, хочет познакомить с ними и тебя. И да, Женя сказала, что ничего есть не будет, если мама Майя не приедет! Вот так! Так что поднимай свои булки и едь домой! — на одном дыхании говорит Злата, не давая мне возможности вставить хоть слово.
— З-злата, — говорю прорезанным голосом и еще сильней и громче плачу, — Злата, ты мне так нужна!
— Боже Майя, ты где?
— Я… я в каком-то кафе.
— Скинь геолокацию, я приеду.
— Не надо милая, займись дочкой и отцом, — я всхлипываю, — я сейчас вызову такси.
— Скажи мне что случилось? Почему ты плачешь?
— Я скоро приеду, расскажу.
Такси останавливается у входа в дом Петра Михайловича. Я расплачиваюсь, выхожу. Так холодно, ужасно холодно, мороз и ветер пронизывает тело насквозь. Я дрожу и стучу зубами, пока шагаю ко входу в дом. Злата видит меня через большое окно и выходит встречать меня.
— Боже Майя! — она тянет за руку меня внутрь. Пока мы сидели в кафе, моя потная одежда успела высохнуть, но меня знобит и я ничего с этим не могу поделать, — что случилось, девочка моя? — она помогает мне снять куртку и платок.
— Я встретила Самира. То есть он меня узнал… и.
— Твоего брата? — она прикрывает рот ладонью.
— Мама, — меня разрывает, слезы начинают литься из глаз. — Мне нужно домой! — осознание приходит внезапно и спешно начинаю собираться обратно в дорогу, — вызови мне такси, пожалуйста.
— Что с мамой? Подожди. Ты вся горишь! Я никуда тебя не отпущу.
— Мама тяжело больна… Злата, она ждет меня!
— Ура! Ура! Ты приехала? — Петр Михайлович идет к нам прихожую с Женей на руках, видимо не дождался, чтобы я прошла в гостиную, Женя тянет руки, проситься ко мне. Я забираю ее, целую и крепко обнимаю, — мама ты плачешь?
— Нет, — опережает меня Злата, — мама Майя просто сильно замерзла, да Майя?
— Да, моя куколка, так что ты беги, поиграй со своими пупсами, ты их уже выложила из чемодана?
— Конечно! — она весело хлопает в ладошки, — сейчас я пойду их накормлю, — она, слава Богу, убегает в гостину.
— Что случилось дочка?
— Мне нужно домой, к маме.
— К маме? — с удивлением спрашивает Петр Михайлович.
— Она тяжело больна, ее дни сочтены. Мне нужно
