Глава 16
Нора, няня Лорна и Тессы, сидела с шитьем в кресле-качалке в детской. Увидев улыбающееся лицо Полы у двери, она поднесла палец к губам и сделала ей знак не шуметь.
Пола кивнула, показывая, что поняла, и сказала, почти беззвучно шевеля губами: «Я вернусь немного погодя. Пойду приму ванну».
Поблаженствовав четверть часа в горячей ванне, Пола почувствовала прилив новых сил. Но, энергично растираясь полотенцем, она должна была признать, что, хотя усталость с ее тела сняла горячая вода, ощущение душевного покоя шло от решения, которое она только что приняла в саду, – проявлять больше понимания к тому, как Джим относится к Эдвине. Да, ее отношение к этому может быть только таким, теперь она понимает это с предельной ясностью. Если отнестись к этому как-то иначе, она нанесет поражение самой себе. Она просто должна подняться выше всего этого, как, несомненно, поступила бы бабушка в подобных обстоятельствах. Бабушка – слишком великодушная женщина, чтобы поддаваться мелочным чувствам, и Пола постарается в меру своих скромных возможностей поступать так же.
Надев махровый халат, она вернулась в спальню. Это была просторная комната с высоким потолком и эркером, выходившим в сад. Когда Пола впервые попала сюда, сердце у нее заныло; она стояла, глядя в ужасе на обои в синих разводах и тяжелую массивную мебель красного дерева, загромождавшую всю комнату. От спальни мало чем отличались и остальные комнаты этого викторианского дома, который был сомнительной ценности памятником ушедшему веку. Все комнаты были старомодные, темные, безжизненные и производили гнетущее впечатление. Весь дом словно давил на Полу своими мрачными покоями, полными теней: старой мебелью, вычурными фестончатыми шторами и уродливыми люстрами и лампами. Она с отчаянием думала, что никогда не сможет жить в Лонг Медоу с ощущением покоя и счастья, не сможет воспитывать детей в этой унылой и сумрачной атмосфере.
Но Джим настаивал на том, чтобы они жили здесь, и наотрез отказался даже взглянуть на славный фермерский домик, который Уинстон подыскал для нее в Уэст Тэнфилде. Поэтому для того, чтобы сохранить мир и согласие, ей пришлось уступить, но только при условии, что Джим дает ей карт-бланш в модернизации и отделке всего дома. К счастью, он согласился, и она занялась всем этим сразу же – прежде, чем он успеет передумать или попытается уговорить ее жить в окружении этого безнадежного и неописуемого хлама, который его дед Эдвин Фарли столь усердно копил в течение всей жизни. Переоборудование и отделка дома стали свадебным подарком молодоженам от родителей Полы. Дэзи с дочерью придали дому совершенно новый облик – и сделали это так умело, решительно и быстро, что даже Эмма была удивлена и несколько озадачена их безжалостностью. Они выбросили всю обстановку, кроме нескольких действительно хороших вещей, включая письменный стол Эдвина, венецианское зеркало и шкафчик из светлого дуба из французского Прованса, а также несколько довольно ценных картин. Бледные пастельные тона, которые Пола с Дэзи выбрали для стен во всех комнатах, сразу же внесли в дом ощущение воздушной легкости и открытости, большего простора и свободы. Тщательно подобранные ткани, фарфоровые и нефритовые лампы и восхитительные антикварные вещицы, которые где-то разыскала ее мать, оживляли убранство комнат и придавали им уют, создавали стиль и атмосферу покоя и удобства.
Темно-синяя спальня преобразилась в будуар, в оформлении которого сочетались желтый, белый, персиковый и бледно-салатовый тона – эти чистые цвета повторялись и перекликались в цветочном орнаменте обоев, шторах и обивке мебели, в китайских лампах. Хотя Джим и высказал мнение, что белый ковер непрактичен, он впоследствии признал, что комната отделана и обставлена очень мило и со вкусом. К большому облегчению Полы, ему вообще понравилось все, что она сотворила с этим домом.
И сегодня днем, когда она подошла к своему туалетному столику, занимавшему одно из лучших мест в комнате – у широкого, плавно закругляющегося эркерного окна, – в их спальне было солнечно и спокойно. Она села у зеркала и, расчесав щеткой волосы, слегка подкрасилась, готовясь к предстоящему вечеру. Ее мысли снова вернулись к бабушке. Как замечательно она выглядела на крестинах! Она была такой обворожительной и довольной, такой жизнерадостной и энергичной, что все остальные просто не выдерживали сравнения с ней. Джим сказал о ней то же самое, когда в субботу вечером, удрав от всех, они обедали вдвоем в «Красном льве» в Саут Стейнли. Потом он замолчал и впал на несколько минут в то странное состояние, которое иногда охватывает его, – и она поняла, что он думает про своего деда.
Пола положила на место губную помаду, повернулась на вращающемся стуле и застыла на несколько минут, глядя в пространство, вспоминая тот вечер, когда Джим впервые привел ее в этот дом познакомиться с сэром Эдвином Фарли, королевским адвокатом.
Она как бы снова увидела эту сцену: тот вечер запомнился ей очень живо.
Это было в маленькой библиотеке, стены которой были отделаны сосной. Он дремал перед пылающим камином. Когда они пришли, он встрепенулся, встал и сделал несколько шагов им навстречу, приветливо улыбаясь и протягивая руку. Это был сухощавый седовласый старик с приятными и немного старомодными манерами и галантностью. Когда он был на расстоянии одного-двух метров от Полы и получше рассмотрел ее в неярком сумеречном свете, он неуверенно остановился. Джим представил их друг другу, и на лице его деда появилось выражение испуга, как будто он увидел призрак. Да, в общем, так оно и было. Он увидел в Поле сходство с Эммой Харт, хотя ни она, ни Джим в то время этого не поняли. Но должно быть, он решил, что это просто случайность, потому что почти сразу же взял себя в руки. Потом, когда они сидели и пили коктейли, он спросил ее, чем она занимается, и она сказала, что работает, как и Джим, в одной из компаний Эммы Харт, своей бабушки, но только не в газете, а в универмаге. Он сильно вздрогнул, сидя в кресле, но сдержал удивленный возглас и посмотрел на нее более внимательно. Его глаза вдруг ожили, в них появились нескрываемый интерес и жадное любопытство. Он расспрашивал Полу о родителях, о жизни – и она откровенно отвечала. Он улыбался и кивал, потом похлопал ее по руке и сказал, что она – славная девушка и они с Джимом очень подходят друг другу. После этой первой встречи она виделась с ним еще несколько раз, и он всегда был гостеприимен, доброжелателен и, несомненно, искренне рад видеть ее. Как рассказывал ей потом Джим, когда они поссорились, его дед был чрезвычайно огорчен их разрывом и безутешен.
Сэр Эдвин умер до того, как они с Джимом помирились, а потом и поженились, и Эмма благословила их брак.
