чтобы я вернулась домой, — отворачиваюсь к окну и прячу лицо.
Наверное, мне стоило побыть немного одной, чтобы как следует выплакаться, а потом пытаться с кем-то говорить. Я чувствую вину, что из-за меня страдает столько людей, и никак не могу справиться с отчаянием.
— Сона, — Борис накрывает мою руку своей. — Посмотри на меня, — просит он.
Я медленно поворачиваюсь, смаргивая слезы. Взгляд Бориса теплеет, он поднимает ладонь и проводит ею по моим волосам, отчего жечь в груди начинает лишь сильнее.
— Я позвоню ей и поговорю, — перемещает руку на мою щеку и вытирает мокрую дорожку. — Она изменит свое решение. Мы ничего предосудительного не делаем.
Я не склонна к пессимизму, но события этих дней выбивают почву из-под ног. К тому же, зная хорошо свою маму, понимаю, Борис ее уже ничем не переубедит. Я понимала, что последует за моими шагами и желанием быть с этим человеком, но как же это оказалось тяжело. И безумно больно.
Как я не пытаюсь убедить себя в том, что это временные трудности, но камень на душе легче не становится. Борис предлагает перекусить вместе. Я соглашаюсь, и в процессе у меня даже получается отвлечься от грустных мыслей, а внутри поселяется надежда, что у Бориса обязательно получится построить с моей мамой диалог, и она не будет думать о нас так плохо.
— Вечером заеду, — Борис выходит из машины и провожает меня до подъезда, целует на прощание.
Я обнимаю его в ответ, и так мы стоим какое-то время. Сердце барабанит внутри от его близости. Рядом с ним все проблемы кажутся не такими уж значимыми.
Зайдя в прихожую, я достаю телефон и смотрю на него. Закусив губу, снова думаю о маме и о том, как она переживает за меня. Порываюсь позвонить, но решаю дождаться завтрашнего дня. Возможно, после разговора с Борисом, она изменит свое отношение на наш счет.
Я неспешно иду в спальню, снимаю с себя одежду и иду в душ, чтобы смыть с себя все ужасы этого дня. Затем завариваю себе чай и перемещаюсь в гостиную. Время тянется мучительно долго. Я не свожу глаз с часов и жду появления Бориса, он говорил, что задержится на переговорах. Но когда стрелки переваливают за десять вечера, решаю идти спать, думая, что Борис уже не приедет. Но стоит лечь в кровать, как слышу звонок в дверь. Подрываюсь с постели и бегу в прихожую.
— Извини, малыш. Задержался, — Борис делает шаг ко мне и заключает в объятия.
Да, совершенно точно я не смогу почувствовать себя до конца счастливой, если мама не примет мой выбор.
— Я покушать приготовила, будешь? — предлагаю я и тяну Бориса за собой на кухню.
— Буду, — улыбается он. — И завтра проведу с тобой весь день, — обещает он.
Я разогреваю еду из холодильника, когда телефон на столе подает признаки жизни. Бросаю на тот взгляд и чувствую, как сердце переходит в режим ускоренной работы.
— Да, тетя Свет, — я отвечаю на звонок нашей соседки.
— Сона! Соночка… Приезжай немедленно, — взволнованно тараторит она в трубку. — Твоей маме стало плохо с сердцем, ее только что увезла скорая.
Меня накрывает паникой. Такой сильной, что я роняю тарелку из рук и чувствую, как слезы снова брызжут из глаз.
Мне становится дурнее с каждой новой секундой от картинок, которые проносятся перед глазами. «Это все из-за меня. Маме попала в больницу из-за меня», — пульсирует в висках.
— Что случилось, Сона? — спрашивает Борис и подходит ко мне.
Его руки ложатся мне на плечи, и он снова повторяет свой вопрос, пока я смотрю расплывающимся взглядом на разбитую тарелку под ногами и не могу пошевелиться от ужасных новостей. Наверное, мама испытывала то же самое, когда узнала, что я попала в аварию?
Борис слегка встряхивает меня и снова зовет, когда я долго молчу.
— Мама, — бормочу я. — Ее забрала скорая, мне нужно срочно домой…
Опускаюсь на колени и начинаю собирать осколки с пола, ощущая, как сердце барабанит в груди. Выкинув разбитую тарелку в мусорное ведро, я быстро направляюсь в спальню. Достаю сумку и бросаю туда вещи, которые попадаются под руку. После услышанного по телефону о маме, по сути, мало что изменилось. Она по-прежнему для меня лучший человек на земле, который всегда был со мной рядом. Я не могу сейчас оставить ее одну и должна к ней ехать.
— Сможешь отвезти меня в аэропорт? — прошу я Бориса, когда заканчиваю со сборами, на которые уходит не больше пяти минут.
Он ничего не отвечает, достает из кармана брюк телефон и кому-то звонит. Уточняет, когда ближайший рейс до моего города и покупает два билета. После чего берет сумку в руки, и мы направляемся в прихожую.
— Вылет через два часа. Как раз успеем, — говорит он, забирая ключ из моих рук.
От волнения я не справляюсь с ним и не могу попасть дрожащими пальцами в замочную скважину. Всю дорогу до аэропорта мы едем в тишине. Я не помню, как садимся в самолет и взлетаем — все происходит, как в тумане. Непрекращающееся чувство вины и страх сковывают внутренности. Если с мамой произойдет что-то ужасное, как мне потом с этим жить?
— Принесите бутылку воды, — просит Борис у стюардессы в самолете и касается меня своей рукой. — Ты абсолютно ни в чем не виновата, — говорит спокойным голосом.
Я вздыхаю. Не потому, что мне нечего сказать, а потому, что в горле стоит ком. Мы приземляемся в аэропорту рано утром. Борис, обняв меня за плечи, подводит к такси и открывает заднюю дверцу. Я прошу его сразу отвезти меня к маме в больницу и снова прилипаю к окну, повторяя слова молитвы.
Благо ничего объяснять медсестрам в регистратуре и на посту в реанимации мне не приходится. За меня все делает Борис. Не знаю, как бы я справилась без его помощи и поддержки. В благодарность беру его за руку и сильно ее сжимаю, когда договорившись с лечащим врачом моей мамы, Борис подводит меня к реанимации и подталкивает к двери.
Затаив дыхание, я делаю шаг внутрь. Мама лежит с открытыми глазами и смотрит в потолок отсутствующим взглядом. Медсестра сказала, что мама недавно проснулась и чувствует себя получше,
