сомневаюсь, потому что отец осознал свою ошибку.
— Даниэль!
Истеричный голос мамы и виноватый взгляд отца, молящий о прощении — это последнее, что я испытала перед неизбежным столкновением с деревьями. Крутой поворот и быстрая скорость — несовместимые вещи, приводящие вместе к жутким последствиям. Ужасающий грохот, перевернувшийся мир. Боль. Потом тишина, темнота и ничего.
Говорят, что во время таких ситуаций, вся жизнь промелькнет перед глазами. Наверно, не знаю. Кажется, у меня такого не случилось.
Не помню.
Конец первой части.
Деперсонализация — двойственные мысли, чувства, действия. Ощущение внутренней измененности чувств, неуправляемости мыслей. Возникающие переживания и идеи кажутся больным непохожими на прежние, никогда ранее не испытываемыми. Характерно снижение эмоциональности: притупляется любовь, чувство привязанности к членам семьи. Все вокруг кажется тусклым, плоским, просматриваемым через пленку или завесу дыма. Формируется ощущение нереальности личности. Отсутствие воспоминаний, мыслей, идей.
Уильям
Меня окатили ледяной водой. Сначала я вскочил от неожиданности и громко выругался. Но когда ощутил резкое головокружение и острую рассекающую боль, возбуждение, заряжающее желание дать этому смельчаку по морде, быстро рассеялось. Я схватился за голову и глухо простонал, затем лениво потер ладонями мокрое лицо, пытаясь отогнать навязчивый сон.
— Ты что творишь, мать твою, — послышался обреченный знакомый голос.
Я кое-как отлепил глаза и посмотрел перед собой, продолжая щуриться. Надо мной возвышался Майкл, силуэт которого я видел пока смутно. Он пнул стеклянную бутылку их-под пива или коньяка, которая скользнула по паркету и столкнулась со второй. От звука сталкивающегося стекла моя тяжелая голова затрещала от боли сильнее.
— Это ты что творишь, — проворчал я, опустив ноги с дивана на пол.
— Ты последние три года закидываешься каждые выходные. И ждешь их только ради того, чтобы нажраться до бессознательного состояния. Ты точно сдохнешь от такого образа жизни.
— Твоих нотаций мне не хватало в паршивое утро, философ.
Майкл вздохнул. Я простонал, растрепав сырые волосы, зная, какими глазами на меня смотрит мой друг. В них жалость и желание поддержать. Без контакта глаза в глаза я ощущаю это всем своим существом. Он смотрит так на меня все эти гребаные три года, когда я с каждым днем начинаю проваливаться на дно, даже не стараясь сопротивляться отчаянию.
— Я добра тебе желаю. Если бы не я, ты бы уже гнил в могиле.
— Хреново мне, как ты не понимаешь, Майкл!? — повысил я голос, злобно посмотрев на друга. В последние месяцы мои нервы совершенно ни к черту. — Я ищу ее, но ничего не нахожу, ни единой зацепки. Я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о ней, вижу ее в своих снах, а она словно растворилась в воздухе. Я устал, но не могу без нее и, следовательно, не могу остановиться. На меня накатывает такая тоска, что только остается утопить себя в алкоголе! Не смей меня осуждать!
В ответ я получил гнетущее молчание и полный сожаления взгляд друга.
Я вздохнул и поднялся на ноги, задевая очередную валяющуюся на полу пустую бутылку из-под алкоголя. Да, моя квартира по выходным превращается в мусорный бак, в котором имеются лишь пустые или наполовину пустые бутылки из-под пива и коньяка. Редко текилы. Меня хватает трезвого всего лишь на неделю. У моего внутреннего мира есть лимит — пять дней, чтобы продержаться и не сокрушить весь мир на самого себя. Я напиваюсь для того, чтобы успокоить не только тоску внутри себя, но и самые различные негативные эмоции и мрачные мысли.
Последние пять лет я не живу, а лишь существую. На моей стене вместо красивых картин известных художников висит доска с приклеенными фотографиями Алисы, которые я нашел в интернете. Они висят там уже очень давно — три года, когда я серьезно начал ее искать, стоило мне закончить обучение в академии. На этих фотографиях ей от пятнадцати до семнадцати лет. Других я больше не находил. А ведь прошло уже пять лет с момента ее исчезновения из моей жизни. Ей уже должно быть двадцать два года. Фотографии обтянуты нитями, имитируя дорогу, которую мне пришлось объехать в ее поисках. Каждый конечный пункт моего путешествия, где я не получал результата, отмечен стикером и названием города, штата. И даже страны.
Я оторвал свой взгляд от стены, ощущая знакомую боль в груди, когда ребра готовы ломаться от ее натиска и направился в душевую.
— Завари мне кофе. Надо поехать в отдел, — бросил я перед уходом Майклу.
Прохладная вода помогает мне ясно мыслить, когда я стою неподвижно под ее струями. Пассивная удушающая агрессия подавляется, остывает вечно живущая во мне злость и снова становлюсь уравновешенным хотя бы на пару часов.
С момента исчезновения Алисы я резко переменился. Агрессия, которую я подавлял, теперь снаружи и обволакивает меня всего. Я больше злюсь на самого себя, нежели на окружающих, когда в очередной раз пытаюсь выстроить логический ход по поиску Алисы. Чаще всего я оказываюсь в тупике и готов долбиться головой об стену, настолько в такие моменты чувствую себя бесполезным. Мир вокруг меня стал таким же мрачным и никчемным, как я сам.
За эти пять лет я бесконечно раз убедился, что без Алисы нет никакого смысла. Без нее я не только перестал видеть смысл вокруг, но и потерял самого себя. Смысл есть в одном — в поисках. В бесконечных поисках без результата. Это как развалившаяся потрепанная лодка среди океана, которая все еще продолжает держать меня на плаву, а все потому, что я навалил на дно досок, которые олицетворяют мое рвение найти истинный смысл жизни.
Я чувствую себя рыбой в сетях. Я не могу выбраться из порочного круга, в котором каждый день происходит одно и то же. Каждый мой день наполнен негативными событиями и ни капли позитива.
Майкл говорит, что это самовнушение, что я сам не хочу впускать позитив в свою жизнь. Иногда этот великий философ говорит ерунду. Я бы впустил этот позитив в свою жизнь, если бы он был. Все что я могу — это работать на износ и благодаря своей непрерывной результативной работе шагать по карьерной лестнице. У меня получается все — от находить вора, который ограбил старушку на лавочке, до находить опасного маньяка-садиста. А вот найти Алису не получается. Это стало делом всей моей жизни. Не мое самолюбие задето, а спокойная размеренная жизнь — она рухнула.
Иногда, когда я напивался, мой мозг уже выстраивал схему, будто