Бласу не понравилось столь густое газетное варево, запах которого мог отвратить от посещения варьете состоятельных снобов.
Хорошо еще, что заметка была напечатана мелким шрифтом на внутренних страницах газеты, чей фасад был украшен фотографией красавиц, которые в недавнем прошлом, оказывается, были красавцами, а сейчас съехались в столицу, где открывался фестиваль искусств сексуальных меньшинств.
— Деньги скорее всего меченые. Попробуй часть из них обернуть в доллары у рыночных менял. Или на выгодных условиях на улице у туристов. На остальные купи наркотики. Удастся, спусти наркотики мелкими партиями в Тихуане и Веракрусе, сам знаешь кому. Вырученные деньги спрячь отдельными суммами в разных местах.
— Не беспокойся, шеф…
— Не допускай дебошей в ресторане. Белинда пусть сообщает, что делается в доме у Сальватьерра. К возвращению с Кубы хочу все знать досконально.
— А ежели снова начнут допрашивать?..
— Это в порядке вещей, — усмехнулся Блас. — Все-таки окочурились люди, так или иначе связанные с нашим заведением. Допросов не избегай, но ничего нового не сообщай. Не скрывай, что я какое-то время жил с Вивиан, а расстался с ней, потому сильно «дымить» стала…
— Все исполню как надо…
— И последнее, Диди… Всякое может случиться. Если узнаешь, что со мной что-то произошло…
— Да ну тебя, шеф! Что может произойти?!
— Скажем, умер я…
— Что это ты, шеф, панихиду устроил! — запротестовал верный Диди.
— Дай сказать… Если что-нибудь случится, дашь ход вот этому моему завещанию. — Он протянул Диди конверт. — Ресторан оставляю тебе. Кабаре завещаю Виктории и Бегонии. — Он криво усмехнулся. — За их страдания. И еще… Когда на Кубе все переменится, найдешь на гаванском кладбище «Колон» могилу Марии Эскаланте и поставишь на ней беломраморный памятник, от сына… Алехандро Эскаланте…
— Это кто?
— Один мой знакомый… Никак не дождусь, когда смогу выполнить его просьбу.
— А почему сам сейчас не сделаешь этого?
— Я же сказал, он просил это сделать, когда на Кубе власть переменится…
— До этого, может, и я не доживу! Кому охота это болото осушать.
— Диди, в этом болоте захлебываются десять миллионов неплохих людей…
Луис Альберто и Виктория засиделись у падре Адриана за полночь.
Виктория вызвала лечащего врача Бегонии, и тот заверил, что ничего страшного не произошло, но такая эта болезнь, что неожиданностей можно ждать каждую минуту.
Конечно, выпавшее на долю Бегонии испытание не могло пройти даром: полосы возбуждения сменялись спадом, и тогда было жалко смотреть на ее полузакрытые глаза и на руку, которая безвольно соскальзывала с ее груди.
Позвонила Дарья и сообщила о том, что Виктория у падре Адриана ей сказал Бето. И сам он несколько раз справлялся о самочувствии Бегонии.
Растрогал Викторию и звонок Бласа, который попросил в случае обострения самочувствия Бегонии позвонить ему домой: он хотел бы хоть что-то для нее сделать.
После того как Бегония уснула, Виктория и Луис Альберто, перебивая друг друга, рассказали падре Адриану перипетии этого страшного дня.
Виктория даже всплакнула, вспомнив, что сегодня погибла ее какая ни на есть подруга Вивиан.
Стоя в дверях и ахая, за их рассказом следила служанка Альба. Бегония сразу почувствовала к ней расположение. Когда падре Адриан сообщил Альбе, что Бегония некоторое время поживет у них, она не могла найти себе место от радости.
Альба встретила Бегонию большим букетом цветов, которые сама срезала на клумбах в ограде храма.
Луис Альберто молча вел машину по ночным улицам Мехико, стараясь осторожно проходить повороты, чтобы не потревожить спящую Викторию.
Только сейчас, приходя в себя от жарких событий минувшего дня, он понял всю серьезность прощального жеста Марианны, после того как она застала его на тахте рядом с Викторией.
Как часто события, увиденные извне, не соответствуют их истинному смыслу.
Луис Альберто прилег рядом с усталым человеческим существом, сломленным от сознания потери любимой сестры, с девушкой, которая доверилась ему и ждала от него помощи.
Неужели он воспользовался бы этим! Неужели Марианна может так думать!
Да, он лежал рядом с молодой женщиной. Да, половина людей на свете — женщины, но не все они связаны с мужчинами любовными узами…
Луис Альберто усмехнулся, прислушиваясь как бы со стороны к своему красноречию.
Он просто расхохотался, разбудив оторопело заморгавшую Викторию.
— Хорошо же ты поступаешь со своими лучшими друзьями! — воскликнул он.
— Что такое?
— Я устал, прилег на тахту, просыпаюсь, а ты рядом!
Виктория сконфуженно опустила глаза, а потом независимым тоном танцорки из кабаре ответила:
— А я всегда как где увижу мужчину, так и ложусь с ним. А что! Зачем пропадать лежащему мужчине! Зазеваешься, и с ним тут же другая ляжет!
На этот раз Луис Альберто расхохотался так, что машина сделала зигзаг.
— Вот ты пойди и расскажи об этом моей уважаемой супруге донье Марианне! Послушаешь, что она тебе ответит…
Виктория испуганно покосилась на Луиса Альберто.
— Луис Альберто, сейчас же выкладывай, что произошло.
— Мы спали, когда приехала Марианна. Еда, к которой ты не прикоснулась…
— И которую ты слопал, как первобытный людоед…
— Вот именно… Эту еду привезла нам Марианна!
— Неправда? — с надеждой спросила Виктория, закрыв лицо руками…
Прощаясь с Викторией у подъезда ее дома, Луис Альберто поцеловал ее в волосы и сказал:
— Ты замечательная! А я большой негодяй…
Виктория вошла в темный подъезд и вскрикнула. Послышался кошачий визг: Сталин не любил, когда ему наступали на хвост…
Приехав домой, Луис Альберто нашел на своем столе в кабинете письмо от Марианны — первое письмо из листопада писем, которым суждено будет латать их напряженные супружеские отношения.
В который раз Луис Альберто поразился деликатности, какая даже в самые трудные минуты их жизни отличала его жену.
«Луис Альберто!
Я приняла решение уехать на свое ранчо, убежденная в том, что мое присутствие в Мехико серьезным образом осложнит наши отношения.
Не буду пенять на тебя за многие твои поступки, недостойные нашей любви. Убедительно прошу и тебя не докучать мне своими соображениями по поводу вещей, о которых я сама могу составить представление.
Препоручим все времени.
