Вокруг них собралась небольшая группа светловолосых туристов, жевавших трубки и цедивших слова одобрения на их неспешном, по-видимому норвежском, языке.
Последние дипломатичные советы давал Бласу посольский мздоимец Рохелио Набель.
— Чико, если у тебя есть доллары, ты можешь на Кубе все! Лучшие девочки ходят около гостиницы «Националь», — и грустно вздохнул. — Всего за десять долларов, а здесь приходится платить вдесятеро дороже…
Блас незаметно сунул ему в карман деньги приблизительно на дюжину проституток, не решившись на этот раз сделать заявление о том, что инвестирует деньги в «атомную промышленность» «острова полной свободы».
Объявили посадку.
Проходя через контроль, там, где пассажиры в последний раз могут махнуть рукой провожающим, Блас Кесада, прежде чем нырнуть в трубу закрытого трапа, поймал на себе внимательный взгляд Пато.
Взгляд этот ему не понравился.
Уже на взлете его осенила догадка, которая, как и Бегонию, привела его к нему самому: кто еще, кроме него, был заинтересован не только в том, чтобы получить выкуп, но еще и в том, чтобы вернуть похищенную девушку приме-танцовщице, без которой не смогут состояться гастроли!
Из самолета в движении можно выйти разве что в смерть…
Возвращение Чоле решено было отпраздновать в саду.
Рамона с Белиндой и приехавшая вместе с дочерью Лус Фелипа, начали стряпать еще накануне.
Каких только яств они не наготовили.
На покрытых скатертями длинных столах сошлись чуть ли не все дары мексиканской земли и мексиканских морей. Сеньор маис и сеньора тыква, дон мясо и донья рыба. И повсюду — острый на язык задира перец с развязной подружкой легкого поведения — сеньоритой текилой.
У ребят из квартала, где вырос Бето, пробились усы, у девушек — выросли косы. Глядя на них, Бето с грустью вспоминал жизнь в квартале, где его вспоила и вскормила его дорогая вторая мама — Чоле.
За два дня до этого торжества по разрешении врача Бето, отец и Марисабель посетили Чоле в больнице.
Она встретила их чуть смущенно, понимая, сколько тревожных часов пережила семья с того момента, когда Марианна увидела, что комната ее пуста, а на пороге валяется оброненная ею шаль.
Перед тем как заявиться в больницу, Луис Альберто с детьми заглянул в магазин готового платья и купил Чоле отделанную кружевами и национальной вышивкой серебристо-белую блузку и к ней пышную юбку и новые лакированные туфли на небольшом модном каблуке.
Бето заранее снял дома мерку с ее платьев и обуви. С весьма сосредоточенным видом он лично осуществлял выбор имеющихся в магазине вещей, как бы давая понять отцу и Марисабель, что если кто-то и знает вкусы женщин из предместий, так это он, Бето.
Отец и Марисабель за его спиной обменивались улыбками и знаками: вот ведь какой заботливый и знающий хозяин дома, за таким не пропадешь, этот никому не позволит бегать по магазинам, сам все выберет, купит и привезет!
Кофта и юбка привели Чоле в неописуемый восторг, она хлопала в ладоши и закатывала глаза до самых белков и выкрикивала традиционное «уй!» на такой высокой ноте, что звук норовил перейти в ультразвук.
Туфли Чоле тоже понравились, но так как она была натурой прямолинейной, то не преминула отметить, что каблук похож на обрубленную тесаком-мачете капустную кочерыжку.
Там же в палате члены семьи Сальватьерро познакомились с Клаудией Сеа, которую Чоле встретила с распростертыми объятиями.
Клаудия поздоровалась с Луисом Альберто и Бето как со старыми знакомыми, это немного обескуражило Марисабель, хотя она тут же догадалась, что знакомство их скорее всего телефонное.
— Клаудия, — сказал Бето, тронув ее за руку — послезавтра мы отмечаем возвращение мамы Чоле домой. Очень прошу тебя прийти к нам!..
Марисабель внимательно поглядела на Бето, ревниво оценивая меру его заинтересованности в присутствии Клаудии на празднике.
— Конечно, приходи непременно, — внесла свою лепту в приглашение Марисабель, фривольно обняв Бето, что на языке жестов и движений девушек возраста Клаудии и Марисабель означает «наверно, догадываешься, подруга, что он мой?».
Клаудия, пользующаяся тем же языком, смерила Бето скучающим взглядом и, прицокнув языком, повернулась к Чоле, что в переводе значило: «а нам такие и даром не нужны».
Комната Чоле была украшена гирляндами цветов, а по углам были разбросаны высохшие пучки трав, распространявших терпкое благоухание и невидимые глазу чары из широкого ассортимента чар, имевшихся в запасе у Рамоны.
Накануне позвонила со своего ранчо Марианна, поздравив Чоле с возвращением домой.
— Ты надолго уехала? — кричала, как всегда, в телефон Чоле, не веря, что на далеком расстоянии можно слышать друг друга, не повышая голоса.
— Пока не выйдет полная луна! — отшутилась Марианна строчкой из песни.
— Ох, не нравится мне это! — сердито сказала Чоле. — Можно ли оставлять мужчин одних без присмотра! Хорошо, что я вовремя вышла из больницы!
— Вот я и уехала по делам на свое ранчо! С тобой они не пропадут! Береги их!..
Чоле догадывалась, что между Марианной и Луисом Альберто опять пробежала черная кошка, и решила на досуге подробнее расспросить обо всем Рамону. Если только та соблаговолит разговаривать на эту тему…
Клаудия пришла одной из первых и тут же взялась помогать женщинам.
«Хозяйственная, — отметила Чоле. — Такую бы хозяйку да нашему Бетито». Ей было все равно, кто будет его женой, — только бы была хорошей хозяйкой, хоть немного напоминающей ее саму…
Марисабель пришла с Джоаной и своей русской наставницей Катей Себастьянов.
В тени платанов расположился небольшой оркестр марьячис, по просьбе Чоле они заиграли всемирно известную песню «Сьелито линдо», которую подхватил весь двор.
Стройная Катя, то и дело сдувая белокурые пряди, норовисто спадавшие ей на лицо, во все свои голубые глаза и прелестные розовые ушки вбирала неповторимую красоту мексиканского народного пения.
Со скал Сьерры Морены
(сьелито линдо!),
со склонов горных
плывут два робких глаза
(сьелито линдо!) —
два глаза черных.
Ай-ай-ай-ай!
Со склонов горных
плывут два робких глаза
(сьелито линдо!),
два глаза черных.
Катя рассказала Джоане и Марисабель смешную историю, связанную с этой песней в России…
