Что ты пила? — ровным тоном спрашивает Дарий.
Запрокидываю голову, отклоняясь, и презрительно улыбаюсь. Ну просто кен пластмассовый, прямо сейчас можно упаковывать и отправлять.
— Вино, вермут, виски, — вызывающе перечисляю я. — Все, что есть в баре на букву — в.
— Наверное, еще и воду храбрости?
— Что за вода? — удивленно уточняю.
— Ты ведь полезла танцевать на столе, тебе лучше знать.
Морщусь, прикрывая глаза. Мозг настолько тугой, что я не понимаю, о чем идет речь.
— А тебе-то что? — дерзко хмыкаю я. — Где хочу, там и танцую.
Дарий выдерживает короткую паузу и снова кивает:
— Хорошо.
Смех, подгоняемый неконтролируемой злостью, щекочет горло и стягивает щеки изнутри.
— Хорошо? Хорошо?! — задыхаюсь я в негодовании. — Знаешь что, вали-ка ты… домой! Ясно?! Не надо меня забирать, сама справлюсь!
— Катюш, ты не в себе.
Дарий касается пальцами моего предплечья, но я отмахиваюсь от его руки и задираю нос.
— Да ну? Может быть, я и пьяна, но говорю сейчас именно то, о чем думаю всю неделю. Что ты хочешь от меня, Дар, а? Я не понимаю. Секс? Неужто я настолько хороша? Не-е-ет… Тебе хочется о ком-то заботиться ради веселья. Скуку развеять, поиграть.
— Кать… — мирно говорит Дарий, но я не могу его слушать.
Горький поток слов льется изо рта, и его невозможно остановить:
— Заведи себе котенка, рыбку, да хоть игру про тамагочи скачай, мне плевать! Зачем ты примчался сюда? Показать, какой ты классный? Весь из себя такой спокойный, правильный, взрослый. Посмотрите на меня, я познал всю Вселенную и теперь мне так скучно, что сил нет! — кривляюсь я.
На губах Дария появляется полуулыбка, и это добивает последнюю клетку мозга, отвечающую за эмоциональное равновесие.
— Весело тебе, развлекаешься?! — кричу я, тыча пальцем ему в грудь. — Не наигрался еще?!
— Актриса сейчас ты. — Дарий перехватыватывает мою ладонь и сверкает недобрым взглядом. — В чем мораль сценария? Объясни.
— А я объясню, — бесстрашно киваю я. — Кто я для тебя, Дар? Что тебе нужно? Ты не показываешь своих эмоций, все время одинаковый, и это взрывает мне мозг!
Дарий закрывает глаза и произносит тем самым тоном, который я слышала всего один раз на парковке у клуба:
— Эмоции хочешь мои увидеть? Хорошо подумала?
— Представь себе, хорошо! Но я хочу настоящие эмоции, а не те, которые ты сам выбираешь, по каким-то только тебе известным критериям!
— То есть того, что я делаю — недостаточно?
— Ты подыгрываешь мне, только и всего!
Он хватает меня за предплечья, притягивает ближе и сталкивает нас нос к носу, грозно выдыхая:
— А ты еще не поняла, почему я тебе подыгрываю?
Сердце бешено колотится, в дыхании между нами дрожит опасная злость. Мысли мечутся из угла в угол, внутренний редактор храпит, выронив пустой бокал, и я понятия не имею, что ответить.
— Я… я не знаю, — произношу сбивчиво.
— А ты подумай, Катюш, — напористо говорит он, — если получится.
Единственное, что у меня сейчас получается, так это глубоко дышать. Спокойствие покидает заведение, Дарий крепче сжимает пальцы на моих предплечьях. Ну вот и все, сейчас полетят столы и стаканы. Тихо выпускаю воздух через нос, снижая градус злости, и прошу почти вежливо:
— Может, ты сам объяснишь?
— Нет, — жестко заявляет Дарий. — Какой в этом смысл, если ты все равно слышишь лишь то, что сама хочешь?
В голове раздается глухой щелчок, будто на макушку падает тухлое яйцо и растекается мерзким чувством вины по лбу и щекам. Не до конца понимаю, в чем именно, но точно знаю, я облажалась. Дарий двигает подбородком, словно пытается пережевать жесткую резину, и смотрит по сторонам:
— Где Антон?
— Уехал.
— Уехал? — недовольно переспрашивает он, с явным намеком на продолжение.
— Я сказала, что ты меня заберешь, поэтому…
Дарий едко усмехается и вновь пронзает меня рассерженным взглядом:
— А еще меня манипулятором называла.
— Я просто хотела отдохнуть и развеяться!
— И на столе это удобнее?!
Еще один щелчок, вылетает искра, и я вновь загораюсь. Хлопаю Дария по груди и выкрикиваю взбешенно:
— Да кто ты такой, чтобы мне запрещать?! Кем себя возомнил?!
Он стискивает зубы и слегка поворачивает голову, принимая словесную пощечину. Цепляемся взглядами и пытаемся перебороть друг друга, выдыхая чистейшую ярость, которая прожигает каждый сантиметр тела. Быстрый стук сердца глушит звучание музыки и шум голосов. Остаемся только мы, горящие на костре непонимания и взаимных претензий.
— Я тебе ничего не запрещаю, но неплохо бы мне сидеть за столом, на котором ты танцуешь, потому что… — Дарий сглатывает, чуть скривившись, и его голос становится глубже и тяжелее: — Если ты навернешься с этого стола и разобьешь свою маленькую пьяную башку, то я смогу отвезти тебя в больницу, а не начну снимать на телефон, как все остальные.
— Логично, — хрипло отвечаю я, в момент остывая.
— Ну что, подсадить тебя?
— Что-то я уже не хочу. Может, поедем домой?
— Нет, — говорит Дарий, устрашающе оскалившись. — Мы же веселимся. Давай, Катюш! Подружка ждет!
Меня снова бросает в жар, от которого трещит череп. Уже не понимаю, кто это начал, и зачем мы продолжаем, но не могу сдержаться.
— Ты на меня давишь!
— Неужели? Соглашаешься с тобой — не нравится, не соглашаешься — тоже. Говоришь, что меня невозможно понять, а тебя, Катя… как понять тебя?!
Испуганно хлопаю ресницами, сердце затихает и едва-едва отстукивает затравленный ритм. Дарий прижимается своими лбом к моему и говорит громко и четко, полосуя каждым словом:
— Я уже месяц хожу по кругу, вытирая твои сопли, а в ответ получаю претензии, что я какой-то не такой. Недостаточно книжный, недостаточно реальный! Ты бы хоть определилась!
— Я… я… — бормочу растеряно.
— Ты, Катя. Ты! У тебя непростой период, и я пытаюсь сгладить его, как могу, потому что… в сотый раз повторяю, ты нравишься мне! Какие еще тут могут быть вопросы?!
Сражаюсь с внутренним протестом. Когда Дарий говорит о симпатии, то хочется взлететь, но что-то крепко держит за ногу. Что-то тяжелое и больное, и сколько бы я не пыталась избавиться и освободиться, оно не отпускает. Потираясь носом о гладкую щеку, вдыхаю успокаивающий знакомый аромат.
— В это трудно
