— Мия, — у меня нет выбора, поэтому я поворачиваюсь к нему.
На его лице написан страх, и он хорошо прослеживается в его голосе. Но хуже всего — его взгляд. Там нет надежды. Словно он уже все потерял. Или, может, это я — та, которая вскоре потеряет все.
Джордан
Когда мне было четырнадцать лет, Мэйси Ричард на праздничной вечеринке Бена Кастла дала мне по яйцам потому, что в кладовке она сделала мне минет, а затем поймала за тем, что я занимался петтингом с Софи Дженкинс спустя час.
Было похоже на то, что мои яйца взорвались, а разлетевшиеся вокруг осколки уничтожили меня изнутри, будто грязную бомбу, оставив меня с чувством боли, которую нельзя передать словами. Я думал, что больнее уже не бывает.
Я ошибался.
Я понял это, стоя здесь, видя ее опустошенное лицо после того, как я рассказал всю правду об ее маме, оставившую ее, чтобы Мию вырастил отец, который все время ее бил. А мама Мии, вдобавок, потом растила меня.
— Я… я не понимаю, — она делает шажочек назад, ее коленки с оглушительным стуком ударяются о письменный стол.
Я подхожу к ней, но она даже не замечает боль. Так все плохо.
Как же я облажался.
— Мне так жаль, — уныло качаю я головой.
— Она… моя… твоя мама… мертва, — Мия кладет руку на живот, словно ей правда больно.
— Мия… — я иду к ней, мне нужно быть ближе к ней.
— Мия, — говорит мой папа своим нежным «коповским» голосом, — ты должна сесть. У тебя сильный шок… сядь. Я принесу тебе стакан воды.
Затем переводит взгляд на меня… и видит всего меня. Ее глаза холодны. В меня проникает боль так же легко, как и нож — в масло.
Затем ее глаза смотрят на стену, и мне не нужно оборачиваться, чтобы посмотреть, на что именно она смотрит.
Она смотрит на фото в рамке, на то, где я с папой и мамой. Это было наше последнее совместное фото перед ее смертью. В тот день я уехал путешествовать.
Ее лицо морщится, и слезы начинают падать с глаз.
Она закрывает свое лицо руками. Я слышу ее всхлипы. Они пропитаны ее болью, и это разбивает мое сердце. А мне ничего не остается, кроме как остаться на своем месте и смотреть.
Я не могу остаться в стороне.
Быстрыми шагами пересекаю комнату и обнимаю ее за талию.
Спустя одну секунду она отталкивает меня с такой силой, которою я даже не подозревал в ней.
— Больше никогда…. не прикасайся ко мне, — она вытирает лицо своим рукавом, поворачивается и убегает из офиса.
Я вопросительно смотрю на папу потому, что, черт, не знаю, что и делать.
— Иди за ней, — требует он.
И в следующую секунду я уже за дверью.
Я замечаю, что Мия исчезает в своей комнате. Бегу вниз к комнате, ожидая обнаружить закрытую дверь, но она открыта. И широко.
Я не захожу в комнату, уважая ее пространство. Поэтому становлюсь в дверном проеме и хватаюсь за дверную раму.
Она сует ноги в скетчерсы и берет сумочку.
— Мия?
Продолжая игнорировать меня, она надевает свой жакет.
— Мия, пожалуйста. Поговори со мной.
Затем она берет ключи от машины, вешает сумку через плечо, без слов проходит мимо меня и быстро спускается вниз по лестнице.
Я следую за ней по пятам, пытаясь поговорить с ней.
— Пожалуйста, не уходи… просто подожди… я знаю, что это трудно для тебя… больно… но если бы ты позволила мне объяснить…
Она останавливается снаружи у крыльца — там, где я недавно, всего несколько часов назад, любил ее, а потом снова солгал — и медленно поворачивается.
Холод в ее глазах и мертвый взгляд говорят мне то, чего я боялся.
Я потерял ее.
Ничто не перешагнет через прошлое.
Я солгал ей. Унизил ее. Всю ее жизнь мужчины унижали ее, а теперь я просто добавил свое имя в этот список.
— Объяснить? Ты хочешь объяснить сейчас? У ТЕБЯ БЫЛО НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НА ОБЪЯСНЕНИЯ! — кричит она. — ВЕЧНОСТЬ, ЧТОБЫ РАССКАЗАТЬ ПРАВДУ, НО ТЫ ЛГАЛ… ты лгал, — ее голос срывается на шепот. — Она любила тебя… не меня — тебя. Оставила с ним. Боже, она, должно быть, ненавидела меня…
— Нет, Мия. Нет. Тебе нужно услышать все от начала до конца, позволь мне объяснить.
— НИЧЕГО НЕ ХОЧУ СЛЫШАТЬ! — кричит она. Слезы капают с ее лица вниз, а рука снова оказывается на животе.
Мои глаза щиплет от вида ее боли. Я грубо вытираю их рукой.
— Мне пора, — говорит она пугающим и тихим голоском, а ее глаза сморят на машину.
— Мне нужно убраться отсюда.
Она бежит к машине, на ходу разблокируя ее. Я бросаюсь за ней, хватаю за руку и пытаюсь заставить ее остаться со мной.
— Не уходи, — молю я, — не так. Пожалуйста, Мия. Просто останься, поговори со мной. Я исправляю все... это...
Она поднимает свои пустые глаза на меня.
— Это нельзя починить… меня нельзя починить. Я уже давным-давно была сломана, — она резко вырывает свою руку из моей, залезает в машину и уезжает, оставляя меня в облаке пыли и агонии.
Я не осознаю, что сижу на песке, пока не ощущаю, как папа кладет руку на плечо.
— Мне так жаль, Джордан. Извини, что сейчас ты расплачиваешься за ошибки, которые Белль совершила так много лет назад.
— Нет… я просто… не могу ее потерять. Я должен сделать это правильно. Поеду за ней…
— Нет, — он кладет руку на мое плечо, держа меня на месте, — это плохая идея. Если ты сейчас поедешь за ней, все будет только хуже. Дай ей время успокоиться, осознать боль.
— Но что, если она не вернется? — боль в моей груди становится чистой гребаной агонией. Я задыхаюсь и потираю грудь.
— Ее вещи здесь, Джордан. Она должна вернуться за ними.
— Нет, — качаю я головой, зная, что она оставила все в Бостоне до того, как пуститься в бега, — материальные вещи для нее не важны. Прежде она оставила их в Бостоне, поэтому она не вернется за ними сейчас.
На его лице написано, как он волнуется и переживает за меня. Затем хлопает меня по плечу.
— Она беспокоится о тебе, и сильно. Она вернется. А если нет — мы ее найдем.
— Как?
Он кладет руки на мои плечи и заводит меня в дом.
— Ты не забыл, что твой старик раньше был копом? Я нахожу людей, и я хорош в этом, — улыбается он, пытаясь быть позитивным, воодушевленным и конструктивным.
Я киваю, но на самом деле не соглашаюсь с ним, потому что мой страх — не в том, что я могу не найти ее. Я объезжу всю Землю, пока не найду ее.
Нет, мой страх в том, что меня ожидает, когда я ее увижу снова.
Мия
