Как никогда, все становится предельно ясно.
У него другая девчонка. Ноги от ушей. Хорошая фигура. Длинные темные волосы. Дерзкий взгляд.
Ну вот, собственно и ответ, Саш. Ответ на мучившие тебя вопросы…
Глава 42. Девочка-война
Илья
Сквозь сон слышу какой-то невнятный шум. Крики, голоса. Ни хрена не понятно, что и где происходит.
— Илюха. Илюх… — кто-то настойчиво меня будит.
— Да че такое-то?
Открываю глаза. Моргаю.
Злой, как собака. Потому что мы с пацанами вернулись домой со стрелки только в четвертом часу утра.
Спасибо, что вообще вернулись. Ночь выдалась та еще…
— Череп, свали, а! Дай поспать, — переворачиваюсь на другой бок.
— Илюх, там девчонки дерутся. Саня как с цепи сорвалась.
Девчонки дерутся. Саня сорвалась.
Мозг медленно, но верно начинает соображать.
Откидываю одеяло и принимаю сидячее положение.
— Рыжая видать подумала, что Яська того… из-за тебя тут.
— Че ты несешь? — тру глаза, встаю. Сдергиваю со стула шорты и предпринимаю попытку влезть в них с первого раза.
— Слово за слово, а потом она как набросилась на нее… Я даже понять-то ни фига не успел!
— Да уйди ты, — отодвигаю его с дороги и направляюсь в соседнюю комнату. Весь движ, по ходу, там.
— Пробовал вмешаться, не получается.
Мать твою, какого…
Охреневаю с того, что вижу.
По полу катаются взлохмаченные и разъяренные девчонки. Они по очереди лупят друг друга, громко при этом ругаясь и не стесняясь в выражениях.
Вокруг них, звонко тяфкая, скачет собака. Та самая, которую мы три дня назад забрали из приюта.
— Сняла, я сказала! — орет Харитонова, цепляясь за смутно знакомую футболку, в которую одета Яська.
— Слезла с меня, дура! — та пытается скинуть ее с себя, но у нее ничего не выходит.
— Гадюка… Щас я тебе патлы-то поотрываю!
— А что случилось? — на пороге застывает озадаченный Дымницкий, который, судя по пакетам, ходил в магаз за продуктами.
— Саня, отпусти ее! — кидаюсь их разнимать, что оказывается не так-то просто, потому что дерутся они ожесточенно и яростно.
— Ненормальная!
— Зараза!
— Хорош, Харитонова! Уймись! — хватаю ее в охапку и поднимаю с пола, вынуждая оторваться от полуголой Бортич.
— УБЕРИ ОТ МЕНЯ СВОИ РУКИ, КОЗЁЛ! — возмущается Сашка, активно лягаясь ногами.
— Успокоилась. Ты спятила, что ли? — стискиваю крепче, но она лишь сильнее злится.
— Пошел ты! — дерется уже со мной.
— Хватит, але!
— Ненавижу тебя! НЕНАВИЖУ! — вопит гневно, когда, подгадав момент, перекидываю ее через плечо. — УРОД! СВОЛОЧЬ! — дубасит по спиняке. — Поставь на ноги. ПОСТАВЬ МЕНЯ НА НОГИ, КОЗЁЛ!
Бешеная дура царапает меня ногтями, кричит, а я, стиснув зубы, терплю.
Разувающийся в прихожей Клим в шоке таращится на развернувшуюся сцену.
— Здорово… — толкаю ногой дверь, выхожу на лестничную площадку и шурую вниз по ступенькам.
Щас она у меня остынет.
— ОПУСТИ! ОПУСТИЛ, СКАЗАЛА!
Когда выбираемся из подъезда, снимаю с себя рыжую фурию, и мне тут же прилетает по щам.
— УРОД, НУ КАКОЙ ЖЕ ТЫ КОНЧЕНЫЙ УРОД! А Я И ДУМАЮ, В ЧЁМ ДЕЛО? ЧТО ПРОИСХОДИТ? А ОНО, ВОН ОНО ЧТО, ОКАЗЫВАЕТСЯ! — заряжает мне пощечину и ощутимо толкает в грудь.
Ну все…
Рассчитав траекторию падения, делаю подсечку и мы на пару валимся в снег, так удачно выпавший накануне.
— Ааа! СЛЕЗЬ БЛИН! — копошится подо мной, но я сжимаю ее шею сзади и толкаю лицом аккурат в сугроб.
— При… дурок.
Борется. Изловчившись, меняет положение тела, но я, сидящий сверху, беру ее в блок ногами. Обездвиживая.
— Дикая блять, остынь! — загребаю снег и интенсивно растираю по щекам.
— Аааа! Холодно, дебил!
— А так? — пригоршнями забрасываю снег под свитер. За шиворот. На живот. Еще и еще.
— Боооожечки! Ты кретин! — громко визжит. — Прекрати! Прекрати, блин!
— Успокоилась, ну! — цежу сквозь зубы.
Перестает брыкаться. Замолкает. Часто дышит. Морщится.
Должно быть, холодно лежать на снегу. Но мне фиолетово. Сам кроме злости ничего не чувствую, несмотря на то, что раздет по пояс.
Достала она меня своими закидонами. Доконала! Сыт по горло!
— Зачем обманывать? Почему не сказать: все, Саш, ты не нужна больше, — произносит надтреснутым голосом.
— Молодые люди, что вы там устроили? Нажрались наркоты какой-то? — орет нам с балкона бабуленция. Наша соседка, Марь Иванна, с третьего этажа.
— Иди смотри сериал, мать. Сами разберемся, — обращаюсь я к ней, вставая. — Поднимайся давай, дура, заболеешь.
— Очень вовремя ты об этом начал переживать! — цокая, острит рыжая язва.
Помогаю ей принять вертикальное положение.
— Не трогай меня! — шипит, вытряхивая снег из-под свитера.
— Пошли, поговорим, — невзирая на протест, цепляю ее за предплечье и веду назад в подъезд.
— Не о чем разговаривать! — бросает обиженно.
Сука. Всевышний, дай мне сил!
— Тут постой, — говорю, когда поднимаемся на мой этаж. — И не вздумай удрать! Найду и…
— Закатаешь в бетон? — насмешливо фыркает, повторяя мою любимую фразу.
— Угадала.
Оставляю ее на минуту. Забираю из квартиры сигареты и свою куртку.
— Илюха, все нормально? — с сомнением интересуется Данила, тискающий пса.
Криво усмехаюсь.
«Нормально» — это точно не про нас с Харитоновой.
— У тебя спина в крови.
А я и думаю, че так щиплет.
— Ты в порядке? — наклоняюсь к Яське, сидящей на диване.
— Да, — отвечает она, прижимая пачку сливочного масла к скуле.
Трындец. Досталось ей.
— Это что еще за девочка-война?
— Санька моя.
— Понятно, — закатывает глаза.
«Девочка-война».
Ну точно, лучше и не скажешь.
Выхожу на лестничную клетку, захлопываю за собой дверь и подхожу к трясущейся от холода Бестии.
— Не надо… — обнимая себя руками, противится, когда накидываю на плечи куртку.
— Одела быстро! — гаркаю на нее. — И замолчала. Теперь говорить буду я.
Поджимает губы и, уставившись в стену, демонстрирует несвойственную ей покорность.
— Ярослава живет в нашей квартире, потому что ей некуда идти.
— Ой, не хочу даже слушать эти небылицы! — взрывается по новой.
— Ты невыносима, знаешь?! — толкаю ее к стене и сжимаю тонкую шею ледяными пальцами.
Так порой хочется послать все к херам.
— Отошел!
— Она мне никто. Слышишь, нет? Она просто живет у нас.
— Попахивает враньем.
— Какой смысл?
— И откуда же она взялась, эта Ярослава? — шмыгает покрасневшим носом.
— Украла у Кира портмоне на заправке.
— И поэтому спит с тобой? — усмехнувшись, порывается уйти.
— Че ты несешь… — удерживаю за плечи.
— Она в твоей футболке! — выдвигает неопровержимое, на ее взгляд, доказательство. — Хватить заливать мне! Хватит!
— Попросила что-то из вещей. Я разрешил взять, — выдаю, как есть.
— Ну конечно… — качает головой. — Очень складно поешь, Паровозов.
— Сука, — выдыхаю в потолок раздраженно. — Что с тобой не так? Какого ляда я вообще оправдываюсь?
— Что со мной не так? — заводится опять. — А с тобой?
— Обоснуй, — прищуриваюсь и сокращаю между нами расстояние.
— Ты ведешь себя так, будто я пустое место! Будто ничего для тебя не значу!
— Много ты понимаешь…
— Вечно занят, на сообщения часами не отвечаешь, трубку не берешь! Словно наказываешь меня! Сколько можно? Если не простил, то зачем тогда вообще все это? — резко сбрасывает мою руку.
— Хотел бы я знать, зачем, — достаю сигарету и жигу из пачки. Подкуриваю. На нервяке затягиваюсь поглубже. Один раз. Второй.
Опираюсь о стену, выставляя левую ладонь вперед.
Наклоняюсь ближе.
Медленно выдыхаю дым ей в губы.
Хочу поцеловать эту бешеную, но она безвозвратно портит момент.
