– А вот и нет! По-моему, Фрэнк моего переплюнул. Улыбка Мишель сразу растаяла, и Джада решила, что та опять кинется защищать подлеца.
– Может, ты и права, – неожиданно согласилась Мишель и перевела взгляд на Энджи.
– Сколько уже? – спросила она, кивнув на ее живот.
– Два с половиной месяца. Кажется.
– Я один раз делала аборт, – после долгой паузы призналась Мишель. – Забеременела от Фрэнка еще в школе и… Никак нельзя было рожать.
Джада заморгала. Надо же! Семь лет они дружат – и Мишель не обмолвилась ни словом.
– И я, когда забеременела в третий раз, пошла в больницу и договорилась насчет… чтобы прервать. С Клинтоном все уже было плохо, денег не было, – говорила Джада и не верила собственным ушам. Неужели она делится такими подробностями с двумя белыми, обеспеченными женщинами, с детства не знавшими ни моральных, ни материальных проблем? Но у тебя ведь никого нет ближе их. Мы женщины, а это сближает сильнее, чем цвет кожи разъединяет. Может быть, всем женщинам стоило бы сплотиться – и послать так называемый сильный пол подальше?
– Я боялась, меня выставят из банка. Мы бы не выжили без моей работы. А потом… потом я поняла, что хочу этого ребенка. Но, уж конечно, я не для того рожала Шерили, чтобы ее воспитывал кто-то другой! – Она посмотрела на Энджи. – Что думаешь делать?
– Думаю, нужно позвонить в больницу. Только мне страшно туда идти. – Энджи отвела взгляд. – А не идти еще страшнее. – Она уронила голову на колени.
– Мы тебе поможем, – сказала Мишель.
– Какого черта! – добавила Джада. – Мы тебя отведем.
– Это совсем не больно. – Мишель запнулась. – То есть… физически не больно.
«Если бы дела сами собой испарялись, когда тебе плохо!» – думала Энджи, обводя взглядом горы папок и ворох сообщений на своем столе. Дело Джады она завалила, завтра ей предстоит аборт, но это не дает права на передышку от тех драм, что приводят несчастных женщин в Центр.
Маме Энджи так и не рассказала ни о беременности, ни о решении избавиться от ребенка. Не то чтобы она стыдилась аборта или боялась осуждения Натали – просто такие новости легче сообщать, когда все уже позади. Общество, советы и даже сочувствие Натали чаще всего приносили облегчение, но порой подавляли.
Энджи только что закончила беседу с девушкой, отчим которой присвоил себе недвижимость ее покойной матери. На очереди была еще одна клиентка – и тоже с проблемой похищенного дома. В тот момент, когда Энджи придвинула к себе папку, чтобы получше познакомиться с новым делом, дверь отворилась, и в кабинет вошел Майкл.
– Дела идут? – спросил он.
Энджи лишь неопределенно пожала плечами, и Майкл устроился на стуле напротив.
– Пережить провал в крупном деле непросто; главное – не опускать рук. Ну а новая квартира как? Обживаешься?
Ха! Энджи подумала о коробках и пакетах Джады, загромоздивших углы гостиной, и собственном полнейшем безразличии к обустройству нового жилья.
– Потихоньку. В стиле первых поселенцев.
Она не собиралась посвящать Майкла в подробности своего неожиданного соседства с клиенткой Центра. Не он ли советовал «держать дистанцию»? Майкл – хороший юрист, преданный своей профессии, однако сам он упорно «держит дистанцию», а значит, не одобрит столь тесную дружбу коллеги с клиенткой, пусть даже и бывшей. Мужчины… Они вообще совсем другие. Исключить эмоции из дела – для них это запросто. Работа есть работа – и только.
В следующую секунду Майкл разбил ее теорию в пух и прах:
– Я вот о чем подумал… Не поужинать ли нам завтра в каком-нибудь хорошем ресторане?
Энджи в изумлении уставилась на него. Да он ее на свидание приглашает?! Не может этого быть.
– Завтра я занята, – быстро сказала она. – Меня даже на работе не будет.
– А как насчет четверга или пятницы?
Оказывается, может быть, Майкл действительно приглашает ее на свидание! Он, конечно, очень мил, у него такой теплый карий взгляд, ей приятно с ним общаться и работать, но… ЧТО он творит?!
– Я не встречаюсь с женатыми мужчинами, – холодно констатировала Энджи.
– Я не женат. В противном случае я бы сам тебя не пригласил.
Энджи шумно вздохнула. Ни к чему ей сейчас эти фокусы; и вообще она по горло сыта мужским враньем.
– Майкл, ты женат, и у тебя двое детей. Я знаю, ты не любитель распространяться о своей личной жизни, но голые факты известны всему Центру, – тускло и монотонно произнесла она, как не блещущему умом ребенку, который испытывает терпение родителей.
– У меня действительно двое детей, Энджи; но я полгода в официальном разводе и уже полтора живу отдельно, – столь же бесстрастно сообщил Майкл. – Если об этом еще неизвестно «всему Центру», то потому лишь, что я предпочел умолчать.
Энджи уставилась на него во все глаза. Майкл Раис… Майкл ушел из семьи, здесь об этом никто не слышал?! Ни известный сплетник Билл, ни ее собственная, по-еврейски всезнающая мама? Да как такое возможно? Еще одно доказательство непреодолимой пропасти между полами. Ни одна женщина не сумела бы так круто изменить жизнь втайне от коллег.
Майкл, глядя в изумленные глаза Энджи, вдруг улыбнулся:
– Если уж не грешить против фактов, то из нас, насколько мне известно, брачными узами связана ты.
Угу. Связана. И беременна вдобавок. Энджи чуть не рассмеялась; правда, в этом смехе горечи было гораздо больше, чем веселья. Потрясающе! Впервые за четыре года – с тех пор, как она познакомилась с Рэйдом, – ей назначают свидание… в тот самый день, когда у нее уже назначено свидание с хирургом-гинекологом! Что-то в этом мире не так. Всевышний – определенно мужчина. У него не женское чувство юмора.
Трудно поверить, но больше всего Энджи замучила жажда. Ей бы переживать духовный кризис, терзаться моральными вопросами, сидя в приемном покое в ожидании своей очереди на чистку, а она могла думать только о воде. С вечера не проглотив ни крошки, ни капли – так было велено, – Энджи в сопровождении Джады и Мишель приехала сюда рано утром. Надежда быстро покончить с пыткой и покинуть это жуткое заведение не оправдалась. Добрый час она заполняла всевозможные бланки и уже больше часа торчала здесь, в приемном покое, полном девочек с опухшими от слез тоскливыми глазами.
– Ты как? – минимум в четвертый раз прошептала Мишель, сжимая пальцы Энджи. – В порядке?
– Не совсем. – Энджи попыталась улыбнуться, но у нее ничего не получилось.
В углу тихонько всхлипывала единственная женщина заметно старше даже Энджи; остальным пациенткам она, пожалуй, годилась в матери. Мишель уже успела побеседовать с ней и теперь тихонько рассказывала подругам:
