Дубцов жмет ему руку. — Сейчас, минуту подождите…
Достает с заднего сиденья детское кресло и убирает его в багажник.
— Поздравляю, — говорю ему, сев на переднее сиденье. — Мальчик, да?
— Ага, — отзывается Кир, ведя машину. — Спасибо… — расслабленно крутит руль. — Куда едем?
Берем кофе в старбаксе. Прошу его тормознуть у цветочного, где беру букет каких-то ромашек. Тоха ухмыляется на заднем сиденьи, с абсолютным пофигизмом забросив за голову руки. У него полная синхронизация с картинкой города за окном. Город сонный, как тихий час в детском саду.
Вряд ли кто-то посторонний сможет понять нас с Тохой. Для этого нужно окунуться в то, во что окунулись мы. Если моя девушка спросит, я расскажу супер облегченную версию, опустив дохера подробностей. Во-первых, говорить об этом нельзя, во-вторых, большая часть моей службы — это внутренняя кухня, которую раскладывать на атомы ни к чему. Все, что я могу сказать — скучать там не приходилось, даже сидя на унитазе.
Еще на подъезде к Музкафе, в одиноком кармане у тротуара я вижу знакомый голубой “пыжик”.
С шумом тяну воздух, радуясь, что сразу поехал сюда, проанализировав всю поступившую в мой мессенджер информацию от Карины за последний месяц.
Отстегиваю ремень еще до того, как Дубцов тормозит на маленькой парковке, где осталось как раз одно свободное место.
Как раз в этом месте в мою кровь начинает вливаться тестостерон.
Выхожу из машины, прихватив с собой стоящий у ног рюкзак и цветы. Антон выходит следом, Кир тоже.
Звеню дверным колокольчиком. В кафе от кондеев прохладно. Это рай. На нас пялятся все, включая Алёну Баркову, которую узнаю только за счет ее роста, потому что она отрастила волосы и сменила цвет с пепельного блонда, на что-то очень натуральное.
— Подержи, — отдаю Тохе свой рюкзак, впиваясь глазами в пространство.
— Блин… это надо заснять… — бормочет он.
Алёна, считает ворон, глядя на меня секунд тридцать. Отдав парню в фартуке, с которым трепалась до моего прихода, стопку кафешных меню, разворачивается на пятках и марширует за стойку, после чего скрывается в коридоре, который ведет на кухню.
Чувствую, как поджимается живот.
Уже через пару секунд она появляется снова, и ее голос смешан с голосом, от которого разгоняется пульс.
Карина появляется из коридора с подносом в руках, ее подруга семенит следом.
— Дай мне… — просит у нее поднос.
— Зачем?
Опустив подбородок, наблюдаю.
На ней короткий джинсовый комбинезон и майка. На ногах черно-белые кеды. Волосы собраны на макушке в тяжелый узел.
— К тебе пришли, — Алёна кивает на вход, горящими глазами глядя на мою девушку.
Игнорирую то, что примерно каждый присутствующий врубил камеру на телефоне.
Провожу ладонью по своей почти лысой башке, глядя в огромные зеленые глазища. Вижу, как вздрагивают крылья маленького прямого носа, как поджимаются губы.
— Эм… — смотрит на Алёну, толкая ей в руки свой поднос.
Когда снова вижу ее лицо, на нем слезы.
Зараза…
Опустив руки вдоль тела, идет ко мне с медленной плавностью, которая сносит мое терпение.
Пихаю Антону заодно и цветы, шагая навстречу.
Ловлю ее примерно через пять секунд.
Сгребаю в охапку хрупкое тело, вжимаясь носом в ямку между плечом и шеей.
Блять, как же она пахнет…
Вжимаю Карину в себя, отрывая от пола. В кулак зажимаю пояс джинсового комбинезона на ее талии и закрываю глаза, подыхая от удовольствия. Меня накрывает возбуждение. Моментально стоит, как у неандертальца, блять. Но эта потребность просто фон.
Мою шею сжимают так, что не отлепить, а тело податливое и мягкое, как расплавленный шоколад. Повторяет каждый контур моего. Нос прижимается к виску, кубы к уху…
Из них вырываются всхлипы.
— Здесь я, не плачь… — шепчу Карине в шею.
— Нне ппредупредил…
— Сюрприз… что у тебя с весом, а? — задаю вопрос, который назрел у меня еще в поезде.
Она похудела килограмм на пять. Хрупкая, худая… непривычная…
— А у-у ттебя? — шепчет. — Ты чтто вессь год стер-роиды ел?
Смеюсь.
Веду по ее щеке носом, губами собираю слезы.
Все, что она потеряла в весе, судя по всему, подобрал я. В месте, где главным развлечением является спортивная качалка, это не сложно. У меня дохрена прибавилось в мышечной массе, и теперь рядом с ней чувствую себя реальным бугаем.
Нахожу ее губы.
Они подрагивают. Раскрываются, отрезая мое сознание от окружающего мира. Ныряю в Карину языком. Хочу сдержаться, но не могу. Целую так, что в затылок впиваются ее пальцы.
На нас обрушивается дебильное “улюлюканье”толпы.
Сжимаю упругие ягодицы ладонями, подталкивая вверх. Карина обнимает ногами мою талию. Смеется. Снова ищет мои губы.
Откинув голову, ловлю ее поцелуи на своем лице.
Несмотря на наш совместный адреналин, они медленные.
Нежные.
Закрываю глаза. Растягиваю губы в улыбке.
— Шампанское за счет заведения всем! — где-то за кадром объявляет голос Алёны.
Карина прыскает от смеха.
— А поесть за счет заведения можно? — Тоха перемещается за моей спиной.
— Тебе можно, — отвечает девушка Баркова.
— Вау… я Антон…
— А я “Алёна-у-меня-есть-парень”.
Карина смеется, заглядывая в мои глаза.
Если она когда-нибудь спросит, как часто я думал о ней, находясь за четыре тысячи километров, я отвечу, что каждый день. И каждый свой звонок выгрызал беспринципно и без жалости к другим желающим, потому что знал, как она их ждет.
Примерно через пятнадцать минут мероприятие приобретает формат масштабного. Подтягивает Ник Барков, за ним появляется Лекс и Марк. Жена Дубцова появляется еще через час с маленьким пацаненком на руках.
Стол из пятиместного превращается в шести, а потом в девятиместный, за счет стыковки с соседними. Я не в ресурсе травить байки. Это делает Антон. Гибко обходя неудобные вопросы, вещает.
Сидя на моем бедре, Карина гуляет губами по моей шее и лицу. У меня то стоит каждый раз, когда погружаюсь в ощущения на полную. Когда ловлю ее губы и целую их неторопливо. Ее нежность заразительная. Она гасит всю агрессию, которая скопилась за прошедший год и сидела во мне, как необевреженная граната.
Карина делает наше совместное селфи и публикует его с припиской “он дома”.
Для меня не становится неожиданностью появление Влада.
Заняв место где-то в торце стола, слушает разговоры, вертя в руках свой телефон.
Я столько раз шел на бесполезный контакт с ним, что в этот раз не хочу совершать никаких действий.
Реагирую только тогда, когда вырастает
