Трехнедельный ускоренный курс покерфейс, и я обнаружила, что это выражение появляется на моем лице естественно.
— Хорошо, — тут же ответила я, но без эмоций. — Рада за тебя. Это умно.
Он отреагировал на мой тон, или, точнее, его тело, я почувствовала, как оно замерло вокруг меня.
— Лекси… — прошептал он, но я снова его перебила.
— Тай, просто уходи. Все кончено. Все было кончено еще в тот раз, когда ты сказал мне, что моя киска идет в комплекте с цепью, но я подумала, что, в конце концов, Госпожа Удача улыбнется мне. А она не улыбнулась. Никогда этого не делала. И никогда не сделает. Я — ее любимая игрушка. Я все время протягиваю руку в надежде ухватиться за что-нибудь хорошее, и постоянно получаю от нее шлепки. Это дерьмо жжется. Я не собираюсь совать туда руку.
Его тело снова пошевелилось, притянуло меня глубже, и он начал:
— Мамочка…
Но я не позволила ему продолжить.
— Тейт нашел меня, он может найти и Эллу. Отдай документы о разводе ей, она передаст их мне. От меня ты получишь только одно — мою подпись, но это последнее, что ты или кто-то другой получит от меня.
Его голова шевельнулась, подбородок потянул мои волосы, затем его губы оказались у моего уха, и он прошептал:
— Детка, пожалуйста, Боже, прошу, выслушай меня.
И вот тогда я потеряла контроль. Больше не могла сдерживаться. Иначе сломаюсь, а я не могла сломаться снова. Последний раз оставил слишком много шрамов, слишком много ран, которые никогда не заживут. Я не могла вновь позволить разорвать себя на части. Ни за что на свете я не переживу этого.
Так что я потеряла контроль.
Но по-другому.
— Просто уходи, — прошипела я. — Черт возьми, Тай, если я приняла решение, что хочу быть одна, без всего этого гребаного дерьма, неужели я не имею на это права? Мой дед контролировал мою жизнь, и в этом у меня не было выбора. Потом Ронни, здесь выбор стоял за мной, но был ли он правильным? Нет. Затем контроль перешел к Шифту, и хотя мой выбор был ограничен, я все равно не приняла правильных решений. Можешь ли ты дать мне хоть одну гребаную вещь в этом кошмаре и позволить сделать собственный, мать его, выбор?
Когда я закончила, то почувствовала, что его тело снова стало неподвижным, каменным.
И он молчал.
Потом тихо спросил:
— В кошмаре?
— Кошмаре, — твердо подтвердила я.
Тай не двигался.
Каким-то чудом я держалась.
Потом он пошевелился, но только для того, чтобы опустить подбородок мне на плечо, и я закрыла глаза, потому что мне нужно было, чтобы он ушел, ушел, ушел, чтобы я могла снова развалиться на части в одиночестве.
— Твой кошмар, мамочка, был моей мечтой.
Мое сердце сжалось.
— У меня никогда не было дома, — продолжал он, — пока ты мне его не подарила.
У меня перехватило дыхание.
— Никогда еще никто не давал мне столько, как это сделала ты.
Воздух застрял в горле, и я начала задыхаться.
— Никогда не думал найти женщину, от которой хотел бы иметь ребенка.
О Боже.
— Никогда в жизни меня не озарял свет, ни разу, я жил дико, но не горел ярко, пока не попал в лучи твоего света.
О Боже.
— Жизнь меня чертовски побила, но приходила ночь, ты сворачивалась калачиком рядом со мной, не возражая против того, чем я в то время занимался, и все уходило на задний план, потому что единственное, что имело значение, — то, что я вышел к тебе.
Он должен был замолчать. Обязан.
Но он этого не сделал.
— Твой кошмар, — прошептал он, повернул голову и, уткнувшись мне в шею, закончил: — моя мечта.
Он поцеловал меня в шею, в последний раз сжал своими длинными, мускулистыми, сильными руками, затем отпустил, отодвинулся, поднялся на ноги, и я услышала звук удаляющихся шагов.
Когда я больше не могла их слышать, я открыла глаза и увидела океан.
Я долго не двигалась, и любой, кто смотрел на меня со стороны огромного бетонного патио с ржавыми шезлонгами, подумал бы, что я погрузилась в свои мысли, а не сижу на песке, проливая реки слез.
Когда слезы иссякли, я позволила ветру высушить щеки, пока кожу не стянуло и не стало покалывать.
Потом я встала и побрела по пляжу, поднялась по лестнице во внутренний дворик и проследовала в свой номер. Нужно позвонить Бесси и договориться об ужине. Я почти ничего не ела, но она ждала, даже если я ковырялась у себя в тарелке, пока она ела, и так продолжалось уже несколько недель.
Я достала из заднего кармана ключ, вставила его в замок, повернула и вошла в номер. Солнце уже садилось, но было еще светло. Когда дверь за мной закрылась, я ничего не увидела, потому что шторы были задернуты.
Я щелкнула выключателем, сделала два шага в комнату и замерла, уставившись на кровать.
Посередине лежала стопка свернутых купюр рядом с четырьмя коробочками характерного цвета.
Мои глаза заметались по комнате, почти ожидая, что Тай выйдет из ванной, выскочит из-за штор.
И часть меня, бл*ть, бл*ть, бл*ть, надеялась на это.
Но он не вышел из ванной и уж точно не выскочил из-за штор.
И поскольку ничего из этого не произошло, мои ноги подкосились, я шлепнулась на задницу, уткнулась лицом между колен и снова заплакала, изливая еще больше гребанных потоков гребаных слез.
Глава 15
11 часов
Три недели спустя…
Меня разбудил звонок сотового.
Я перекатилась на кровати, схватила его с тумбочки, посмотрела на экран и увидела: «Элла».
Я моргнула, сонно, растеряно, должно быть, была середина ночи.
Почему Элла звонила?
Дерьмо. Причина не могла быть хорошей.
Я открыла телефон и приложила его к уху.
— Элла, дорогая, что случилось? Все в порядке?
Тишина, затем тихое, нежное, дрожащее:
— Ох, дитя.
Сердце подпрыгнуло, потом остановилось, я резко поднялась и села на кровати, крепко прижав телефон к уху.
— Элла? — позвала я, когда она больше ничего не сказала.
Теперь голос дрожал у меня.
— Лекси, дорогая… — и она снова замолчала.
— Элла. — Теперь я дрожала всем телом. — Что случилось? Что-то с Хани?
Тишина, а затем нежное, почти воркующее:
— Нет, дитя, это Тай.
Я перестала дрожать, потому что меня начало трясти.
— Что с Таем? — прошептала я.
Я услышала, как она глубоко вздохнула и произнесла:
— Мне позвонил человек по имени Джулиус.
О, Боже. О, нет. О, Боже, нет.
— Сказал, что Тай ехал на своей шикарной машине и гнал слишком быстро…
О, Боже. О, нет. О Боже, нет!
— Потерял управление, не пристегнулся.
Он не пристегивался. Тай никогда не пристегивался. Я ворчала по этому поводу, и тогда он пристегивался, но для этого я должна была его постоянно пилить.
Живи дико, мамочка.
Я закрыла глаза.
О, Боже.
О, нет.
Ох, гребаный ад, нет.
— Лекси, дитя, ты здесь?
Нет, нет. Меня не было. Меня нигде не было. Я была потеряна. Совершенно потеряна. Даже более потеряна, чем последние полтора месяца.
Потеряна навсегда.
— Да, — солгала я, открывая глаза.
— Он… он… — послышался еще один вздох, — он жив, дорогая, но говорят, долго не протянет. Этот Джулиус сказал, что, может, ты захочешь увидеть его, прежде чем его… его… — еще один громкий вздох, пока мое тело сотрясало кровать, а горло горело так сильно, что я знала, что никогда больше не почувствую себя нормально, — не станет. Но он сказал, что времени мало.
Внезапно преисполнившись энергии, я откинула одеяло и вскочила с кровати.
— Где он?
— Окружная больница на окраине Карнэла.
— Я вылетаю первым же рейсом, — объявила я, впервые обрадовавшись, что у меня есть пятьдесят тысяч долларов из денег мужа.
Деньги мужа.
Моего мужа.
Горло сжалось, перекрывая доступ кислорода.
Я с силой сглотнула, и это было чертовски больно. Но это сработало; я снова могла дышать, хоть и неглубоко.
