Но что, если я все же закончу этот фарс сейчас, может быть… это будет самым правильным решением в моей жизни? Может быть, когда-нибудь я встречу того, кто сменит черные и серые краски на светлые и яркие? Возможно, где-нибудь есть человек, который сможет сделать меня счастливой? По-настоящему. Без боли и унижений. А просто за то, что я есть, вот такая вот… чудная? Пусть иногда и дурная, зато настоящая. Со всеми моими тараканами, которые будто нарочно водят хороводы в моей голове, неустанно повторяя одно проклятое имя: Хаким.
Господи… Я хочу снова погрузиться в сон. Хочу забыться. Пускай это будет лишь самообманом и, проснувшись, я еще раз удостоверюсь в этом, но сейчас я хочу забыться.
Не хочу думать о будущем. За последнюю неделю я возненавидела эту способность.
Пока что я предпочитаю прятаться в своем коконе. Потому что я беременна и к тому же устала от американских горок.
Хотелось бы мне думать, что это очередной эпизод моей насмехающейся судьбы, который пройдет. Он должен пройти, а я должна прекратить изводить себя мыслями, а заодно и своих родителей, которые места себе не находят. Беспокоить их — это последнее, чего я хочу… Но пока перебороть себя просто не получается.
Скрип двери нарушает мои мысли, но я не оборачиваюсь. Это просто очередной визит беспокойной мамы. А я, как обычно, притворюсь, что сплю.
По крайней мере, так я планирую, пока не ощущаю, как прогибается матрас, отчего мое сердце сжимается, будто испугавшийся громкого топота паучок.
Прикрыв глаза, делаю глубокий вдох и надеюсь, что мама просто укроет меня и оставит в покое. Мне еще нужно время и пространство, чтобы принять то, что я теперь имею.
Но в следующую секунду во мне все обрывается, потому что я чувствую, как сильные руки обнимают мое по инерции напрягшееся тело и притягивают меня спиной к твердой груди. Резкий вздох слетает с моих приоткрывшихся губ, и следом в легкие врывается тяжелый аромат дорогого, мужского и так хорошо знакомого мне парфюма.
На мгновение я замираю, застигнутая врасплох пониманием того, кому принадлежит этот запах. Вот только как он смог появиться здесь? В моей спальне. И почему он вообще здесь? Разве Айдаров не должен был за целую неделю забыть меня и найти себе новую жертву? Или он считает, что еще недостаточно добил меня? Так вроде лежачего не бьют...
Ни в одном из всех рассмотренных под лупой вариантов развития событий, которые подкидывало мне мое воображение, я не задумывалась о том, что причина всех моих бед вот так просто заявится на порог и превратит все, что было до этого момента, в еще больший хаос. Это настолько неожиданно, что я совершенно не знаю, что сейчас чувствовать.
Наверное, потому что Айдаров впервые держит меня так, что его тепло и сила, с которой он обнимает, сбивают с толку. Он будто без слов вселяет в меня веру в то, что я могу положиться на него. Но это ведь неправда. Я не то что рассчитывать на него не могу, я даже расслабиться не могу в его медвежьих объятиях. Господи! Да меня трясет только от того, что его большие ладони делают с моим телом и предательским сердцем.
— Тише, — хриплый гортанный шепот касается моей кожи и вызывает целый ворох чувствительных мурашек. А когда горячая ладонь скользит на мой живот, я теряю тихий всхлип и зажмуриваюсь. Ненавижу то, как мое тело реагирует на него, расцветая как утренняя ромашка в поле. Он не должен делать вид, что я важна для него. Только не тогда, когда я уже убедила себя в обратном. Горло сковывает от непрошеных слез. Ему лучше остановиться, пока не поздно…
Потому что еще немного, и я сломаюсь прямо в его объятиях.
— Поговори со мной, — снова шепчет на ухо, а затем утыкается мне в шею и делает жадный вдох. Будто… Будто он скучал по мне. Мотаю головой. — Алевтина. — Щекочет шею горячим дыханием. — Скажи мне хоть что-нибудь.
Сглатываю и открываю глаза, уставившись в пустоту. Но сил пошевелить языком почему-то нет. Кажется, за эти дни он успел атрофироваться за ненадобностью.
— Я не имею никакого отношения к твоему увольнению. Знаю, после моих диктаторских замашек ты сделала ошибочные выводы. Решила, что я мог подставить тебя. — Его руки крепче сжимают меня. — Но я никогда бы этого не сделал. — Молчу. Если честно, теперь это не имеет никакого значения. — Ты слышишь меня? — Его мужественные губы едва уловимо касаются моего плеча, а мне будто кол вонзили в грудь. — После того вечера, когда я вернулся к тебе на такси… Я дал себе обещание, что больше никогда не наврежу тебе. Я рассказал тебе все, что уродовало мою душу много лет, а после собирался отступить, чтобы ты смогла жить нормальной жизнью. Без меня. Без напоминаний о прошлом. Чтобы мы оба начали все сначала. Но ты снова появилась на пороге. Снова заставила бороться с самим собой. Ты как дефект, который с годами стал частью меня. Я устал это отрицать. — Проводит ладонью по моему животу, отчего у меня перехватывает дыхание. — Не получается у меня отпустить тебя, Аль.
Боже мой, ну почему все так тяжело? Почему каждое его слово причиняет боль?
— Зачем ты пришел… — Голос надламывается, и я прикусываю нижнюю губу, чувствуя, как маленькие капельки собираются в уголках глаз.
Молчание затягивается, но его объятия ни на миг не ослабевают.
— Я скучал по тебе.
Зажмуриваюсь.
Нет, нет, нет, не скучал!
— Врешь, — шепчу сипло и все же теряю из глаз соленые росинки.
— Вру. — Его голос понижается на октаву, и он утыкается лбом в мой затылок, выдыхая едва слышно: — Даже больше, чем скучал. Меня ломало от невозможности увидеть тебя или хотя бы дозвониться до тебя. — Хаким прижимается губами к волосам, поцелуй совсем невесомый, а мое глупое сердце снова готово переломать себе несуществующие кости. — Знаешь ли, исчезновение без объяснений после того, как мы переспали и ты послала меня на ровном месте, немного вводит в заблуждение.
Всхлипываю, стирая влагу с левой стороны лица о подушку.
— Ты заслужил.
Гортанный звук.
— В какой-то степени.
В миллионной!
Кричит моя истерзанная душа, но я не позволяю этому крику быть услышанным.
— Думаю, ты прав, — начинаю тихо. — Нам нужно отпустить друг друга и начать все по-нормальному. Каждый пойдет своей дорогой, и больше ни один из нас не будет тратить время впустую…
Я не успеваю договорить, как оказываюсь опрокинутой на спину, и теперь Айдаров нависает надо мной так, что даже в полумраке я вижу его плотно сжатые челюсти.
— Повтори, что ты сказала.
От тона, который прогремел в тишине, мое сердцебиение предательски ускоряется.
Не ожидая такой смены настроения, я даже немного теряюсь, но в конце концов заставляю себя прошептать:
— Мы обречены. Признай это и покончи с тем, что не стоило и начинать.
Скрежет зубов громче всяких слов, а потом Айдаров запускает ладонь мне под голову и, сжав затылок, сталкивает нас лбами.
— Хочешь, чтобы я покончил с тобой, когда внутри тебя мой ребенок? — Его голос звучит угрожающе, но мое сердце замирает совершенно не от этого. — Чудакова, — цедит он, — блядь, когда ты собиралась рассказать мне?
Открываю и закрываю рот, ошеломленная его напором и осознанием того, что он какого-то черта все знает.
— Если ты думаешь, что я отпущу тебя, — хрипит у самых моих губ, — ты глубоко заблуждаешься.
— Это не тебе решать, — как-то робко парирую ему.
— Выбрось это дерьмо из своей головы, Аля. Я не отпущу тебя. И только поэтому я здесь.
Я собираюсь дать ему достойный ответ, но отвлекаюсь на то, насколько близко он сейчас и как великолепно накрывает меня своим большим телом. При других обстоятельствах я бы забралась под него как под одеяло и укрылась с головой. Но не тогда, когда испытываю злость, которая пробивается во мне даже сквозь усталость.
Я не в том состоянии, чтобы на меня давить. И меня злит, что он пользуется моей слабостью.
— Ты слишком близко. — Упираюсь ладонями ему в грудь. — Я не могу вести диалог в таком положении.
Буравит меня жестким взглядом.
