Пока свекровь отсутствовала, Джейн занималась переездом. Для себя Алистер и Джейн выбрали в большом доме несколько просторных комнат. В западном крыле особняка, откуда через особую дверь можно было выйти во дворик, они устроили большую гостиную, столовую, кабинет. На втором этаже — спальню, туалетную комнату, ванные. Также тут были две гостевые. Этажом выше помещались детская и комната няни. Всей остальной прислуге пришлось довольствоваться комнатами для слуг.
Для Алистера оказалось весьма непросто отказаться от услуг некоторых людей, давно и преданно служивших в семье. Некоторым он назначил пенсион, и они, эти люди, поселились неподалеку, приобретя себе деревенские дома. Иным слугам Алистер сумел подыскать новую работу. Разговоры бесконечно вертелись вокруг экономии и дискомфорта, однако Джейн еще так хорошо помнила свое детство, что вряд ли сочла нынешнюю ситуацию тяжелым временем. Кроме прочих, удалось оставить Бэнкса; кухарка леди Апнор равно как и одна служанка перебрались в Триник. Алистер, впрочем, оставил при себе камердинера Марка, а также настоял, чтобы Джейн наняла служанку для себя. Без колебаний она остановила свой выбор на Мэй, о которой сохранила самые что ни на есть добрые воспоминания. В своей квартире над гаражом по-прежнему проживал преданный Такер. У маленького Джеймса осталась няня. Правда, число садовников с дюжины пришлось сократить до трех. Уборщиц в доме вообще не осталось, хотя из ближайших деревень всякий день в имение приходили поденщицы.
Но как бы то ни было, Алистер с Джейн могли гордиться, что по-прежнему живут в одном из очаровательнейших уголков Англии, в одном из красивейших особняков. Кроме того, за ними сохранялся Фулем и поместье в Шотландии. Так что экономия, как вскоре выяснила Джейн, была понятием весьма и весьма растяжимым.
Несколько неожиданно для Джейн в ее жизни вновь появилась пресса: газетчики вдруг живо заинтересовались тем, как же сама Джейн отнеслась к резкой перемене своего социального статуса. И опять бесконечно трезвонил телефон, превратившись в неумолкающего монстра.
Сделавшись графиней, Джейн вовсе не испытала никакой в себе перемены, равно как для нее прошло совершенно бесследным превращение в «леди Редланд». При необходимости использования титула Джейн испытывала явную неловкость. В Лондоне она продолжала называть себя миссис Апнор и чувствовала себя при этом очень даже неплохо. Однако гневу Алистера не было предела. Он кричал, чтобы она выкинула из головы свои дурацкие комплексы и не позорила его. Уж раз она сделалась его женой, то ей надлежит получать весь тот почет и уважение, которых достойны Апноры. Этот аргумент только еще сильнее смутил Джейн. Как мог титул, то есть какие-то определенным образом сочетаемые буквы, приносить людям почет и уважение?!
Онор говорила ей, что людям с титулами предоставляют лучшие каюты океанских лайнеров, лучшие номера в отелях, с ними обращаются в аэропортах как с самыми дорогими гостями. Но поскольку Джейн с Алистером никуда не ездили, все упомянутые преимущества не имели для Джейн решительно никакой цены, а неудобства она испытывала. Стоило, например, только упомянуть свой титул, как прежде терпимые цены на товары и услуги мгновенно взлетали в заоблачную высь. На некоторых титул оказывал магическое воздействие, и люди вмиг делались подобострастными, лица же других перекашивало от ненависти. Бывали такие, кто при упоминании ее титула норовил как бы отойти в тень, чтобы, не дай Бог, их не заподозрили в излишнем к Джейн дружелюбии, а именно этих последних Джейн более всего хотела бы видеть в числе своих друзей. Старинные ее друзья вдруг все сделались такими почтительными, что это весьма изумляло ее. В кругу же самих титулованных особ Джейн традиционно чувствовала себя неуютно.
Ее собственная свекровь — вот кто для Джейн был настоящей графиней. Джейн втайне радовалась, что она по-прежнему занималась различного рода благотворительностью, потому как в противном случае этим приходилось бы заниматься ей самой. Она вовсе не готова была сделаться президентом благотворительной организации или каким-нибудь там председателем благотворительного фонда — или вообще кем-нибудь в этом роде.
То общество, которое поначалу столь решительно отказывалось принять ее, теперь как бы даже покровительствовало Джейн. Без конца приходили разные приглашения, постоянно звонил телефон. Удивительно, как те самые люди, которые еще недавно и говорить с ней не желали, теперь словно по мановению волшебной палочки сделались вдруг милыми и обаятельными. Она чувствовала себя кем-то вроде именинницы, однако это ничуть не избавляло ее от презрения в отношении всех этих лицемеров. Ясно было, что, если с Алистером что-нибудь случится, весь процесс примет обратное направление. Он же почему-то не сомневался, что теперь все они, получше узнав Джейн, сожалеют о своем прежнем к ней отношении.
— Вот видишь, дорогая, — говаривал он, — теперь все они узнали, какая ты замечательная.
Удивляясь его наивности, она, однако, не считала нужным переубеждать его и следовала советам мужа. Оказалось, это нетрудно: улыбаться, разговаривать, обедать с ними — и в то же самое время в душе презирать и ненавидеть их всех.
Но в одном Джейн оставалась совершенно непреклонной: ни Линда, ни Берти Талботы не могли появиться в Респрине иначе, как через ее труп. И Алистер оказался бессилен.
В Лондоне они теперь не бывали, тем более что в Респрине работы всегда оказывалось выше крыши. Алистер лишь изредка наезжал в столицу, чтобы встретиться со своими юристами, брокерами, счетоводами. Джейн почти всегда ездила вместе с ним, во время таких поездок забывая, кто она такая.
Сандра вышла замуж и сейчас жила в Кембридже. Джейн всякий раз стремилась встретиться с ней, и тогда они предавались воспоминаниям, вместе обедали и прогуливались по магазинам.
После смерти Руперта Джейн всего лишь единожды приезжала к родителям, и, как всегда, ничего хорошего из этого не вышло. И дело даже не в тех косых взглядах, которые бросали на нее бывшие соседи. Ей тяжело было смотреть на условия жизни родителей, ей так хотелось, будь у нее собственные средства, купить им другой дом! Джейн несколько раз приглашала родителей в Лондон, где они все вместе обедали, обычно останавливая свой выбор на «Лайонз Корнер Хаусе», который особенно нравился матери Джейн. После обеда отправлялись в кино или в театр, как правило, выбирая что-нибудь легкое, музыкальное. После сытного ужина со стейками родители вечерним поездом отправлялись восвояси, ни в какую не желая оставаться на ночь. Однако такие вот недолгие наезды в столицу, казалось, доставляли им радость. Уже одно это успокаивало Джейн.
