– Сидеть с тараканом буду, но поставлю тебе условие.
– Какое?
– Купишь Петеньке кожаный пиджак в Болгарии! Они там, говорят, дешевые.
– Да все равно у меня таких денег не будет! – взбесилась Нина. – Тоже мне подруга чертова! Ничего от души не сделает, во всем свою выгоду видит! За всякий пустяк догола разденешь!
– Да ты что, Нина? – обиделась Наталья. – Денег я тебе дам, не волнуйся.
– Каких денег?
– Долларов! Они и в Болгарии деньги!
– Подожди, – заколебалась Нина. – Но ведь доллары нельзя туда вывозить. Застукают на таможне и конец.
Петя засмеялся:
– Ну кто там тебя шмонать будет? Ты же в делегации! Это евреев, когда они в Израиль уезжают, до гола раздевают и в задний проход заглядывают, чтоб туда бриллиантов не засовывали! Чепуха это! Никто ни про что и не спросит! Не будь только дурой и не указывай в таможенной декларации, что с собой везешь валюту, вот и все.
– Какой еще декларации?
– Ох, темень, – застонал Петя и подробно объяснил Нине всю систему проезда, что такое декларация и как ей в Болгарии обменять доллары на левы и сколько бутылок водки и вина можно с собой провозить, сколько пачек сигарет – а провозить обязательно надо, даже если ты и вовсе не пьющий, не курящий. Не помешает. В случае какого замешательства, водка всегда есть водка, а табак – табак... Тут же продашь, в худшем случае на первой толкучке, а толкучки там точно такие же, как в Москве.
Все это предстоящее мероприятие Нине очень не нравилось, но приходилось соглашаться. Ничего не поделаешь, выпала удача, так в одиночку ей не воспользуешься.
– А тебе чего привезти? – спросила она Наталью.
– Ничего, – буркнула та. – У тебя уже и так морда злая.
– А у меня тут еще один пустячок нарисовался, Нинон, – весело сказал Петя. – Я тебе письмо дам, ты его там в Болгарии, в Софии отправь по почте. Я и здесь могу, но уж больно долго идет.
– Кому письмо? – спросила Нина.
– Да в один русский журнал в Париже. Статья моя одна и маленький рассказик. Ты в Софии в любом почтовом отделении отправь, это копейки стоит.
– Фестиваль не в Софии, а в Пловдиве.
– Софию все равно не минуете, – сказал Петя и вручил ей пухлый конверт. – А куртенку для меня подбери, чтоб на нем побольше карманов было с застежками «молния».
– Да я, может быть, еще никуда не улечу! – отчаянно сказала Нина.
Но – улетела. Через неделю все документы были готовы и Андреев сказал Нине, что утром во вторник она должна своим ходом прибыть в шесть часов утра в аэропорт Шереметьево, где собирается вся группа.
Как в такую рань добраться до аэропорта, было непонятно, но в понедельник Нину нашел Воробьев и сказал, что в пять утра заедет за ней и к месту отправки подвезет.
В ночь перед отлетом Нина не спала. Дело не в том, что не собралась, не знала, что из одежки с собой брать, а было просто боязно куда-то лететь и оставлять Игорька.
Наталья пришла к вечеру и спросила недовольно:
– Здорового мне таракана оставляешь? Не приболел? Соплей иль дриса нет?
– Нет. Здоров.
Наталья усиленно изображала к Игорьку полное небрежение и можно было бы поверить в то, что она к ребенку совершенно равнодушна и согласилась приглядеть за ним через силу, только по дружбе. Но если могла врать Наталья, то ребенок врать по своему возрасту еще не умел, и едва Наталья появлялась, как он радостно бежал за ней, хватал за руки, улыбался, смеялся и мурлыкал те немногие слова, которые уже произносил. Нина подозревала, что когда Наталья оставалась с ним одна, то тютюшкалась с дитей, как с родным, и уже любила его больше, чем саму Нину. Но, по искалеченной своей натуре, Наталья предпочитала делать вид, что к этому ребенку с туманной родословной относится с полным равнодушием и терпит его только потому, что он якобы сын Нины.
– Ладно, лети, не волнуйся. Какого приняла, такого и сдам.
Они немного выпили за ужином и за полночь легли спать, но Нина вертелась на кровати, забывшись только перед самым звонком будильника, в четыре утра.
Без пяти пять, утро было мглистым и прохладным, Воробьев уже стоял внизу у парадных дверей и курил около своей машины, ожидая Нину. Он сонно и равнодушно поздоровался, и они покатились сквозь пустую Москву.
– Тебе чего-нибудь привезти из Болгарии? – спросила Нина.
– Нет. Останутся деньги, купишь бутылку «Мастики», это нечто вроде их водки.
– «Мастика». Запомнила.
– Когда дадут программу фильмов, которые будут показывать, посмотри. Там один немец, Отто Шмидт, должен привезти фильм «Крах Берлинской стены». Посмотри его, если сможешь, два раза. Запомни как следует весь фильм, в деталях, потом расскажешь, в чем дело. Говорят, интересный и оригинальный. Попробуй понять, в чем он оригинальный.
– Зачем?
– Затем, что это мне надо! – сердито сказал он. – Не для декорации же ты, действительно, туда летишь! Хоть какой-то толк от этого должен быть?
– Я вообще не знаю, зачем лечу, – грустно сказала Нина. – Это тебе надо лететь, а не мне.
– Я свое на такие сабантуи отлетал. Работать надо, пока время есть, а не представительствовать. Заказов на шмотки тебе много, конечно, надавали?
– Ой, невпроворот! И шерсть, и нитки для соседки, и кожаный пиджак Натальиному полюбовнику, и еще письмо от него из Болгарии отправить надо! Да еще и доллары, Женя через таможню везу, это не опасно? Не нарвусь?
Он нахмурился, сбросил газ прижал машину к тротуару и остановился.
– Кто тебе дал письмо?
– Да Петька, студент. Хороший парнишка.
– Дай его сюда.
Петино письмо Нина упрятала недалеко, в свою сумочку и нашла его быстро.
Воробьев взял его в руки хмурясь прочел адрес, потом вытащил из кармана зажигалку, высек пламя и поджег письмо с угла.
– Ты что делаешь, Женя?! – Она метнулась было к нему, но он властно отвел в сторону руки.
Бумага разгорелась, Воробьев сбросил горящий конверт на тротуар и, когда конверт превратился в пепел, растоптал остатки ногой.
Потом завел машину и поехал дальше и только минут через десять сказал:
– Ты все-таки очень глупая.
– Да почему же? Попросил человек для скорости письмо из Болгарии отослать, чего в этом особенного?
– Доллары твои, в трусах зашитые, – это чепуха. Плевать сейчас на них хотели. А все, что написано, что нарисовано, что снято на кинопленку или на видео, – это всегда бомба. Всегда. Будь то фильм, роман, стихи или просто письмо другу, но это всегда может оказаться самым страшным оружием. Страшнее ракеты и атомной бомбы. Даже страшнее денег. – И сразу заорал, не отрывая глаз от дороги: – Откуда ты знаешь, что пересылает за границу твой студент Петя?! Может, он в КГБ служит, а может, в ЦРУ! Тоже мне фельдъегерь нашелся!
– А что я ему скажу? Про письмо? – еще пыталась слабо защищаться Нина.
