каждый раз, когда они приближались, словно мужчина мог ворваться в комнату, нарушая ее уединение. Знала, что он этого не сделает, дожидаясь снаружи, но никак не могла решиться на последний шаг. Даже когда поднялась с постели, немыслимо длинные минуты выжидала, прижавшись к стене пылающим лбом и опасаясь вздохнуть громче обычного, чтобы не выдать своего присутствия. Тщетно надеялась, что Дмитрий все-таки уйдет. О чем им говорить? Она не хочет, не видит никакого смысла. Не желает оживлять воспоминания…
Когда, наконец, решилась отворить дверь, за окном было совсем темно. Сразу бросилась в глаза тоненькая дрожащая стрелка на часах, описывающая очередной круг полночного времени. Такой же дрожью отозвались мышцы рук и ног, и Саша едва удержалась, чтобы не упасть.
Мужчина оказался рядом, почувствовав или увидев ее слабость и подхватывая в тот же миг. Его руки сжали предплечья, и дрожь усилилась, стекая по позвоночнику вниз.
– Ну что с тобой? – обхватил за подбородок, поднимая лицо к себе. – Саша?
– Я хочу, чтобы ты ушел… – это было правдой, но слова застряли в горле болезненным сипением. Только Дмитрий все равно услышал.
– Знаю… Но не в этот раз, Саш. Выслушай меня… Хотя бы попытайся…
Она видела, как тяжело ему дается этот разговор. Сейчас между ними стерлась грань, когда-то разделявшая уверенного в себе начальника и робкую подчиненную, роскошного мужчину и по уши влюбленную девочку, считавшую себя недостойной его. Вместе со шквалом боли, обрушившимся со всех сторон, происходило что-то еще, и не заметить этого Саша не могла. Он изнемогал ничуть не меньше ее. Терзался виной. Тосковал… вот только по чему?
– Говори… – казалось, что хриплый шепот рвет не только напряженное горло, но кромсает даже воздух, сгустившийся вокруг них мучительной тяжестью. Саша привалилась к стене и отвернулась, чтобы не видеть его лица. Как будто это могло помочь…
Мужчина вздохнул, словно собираясь возразить, но оборвал сам себя. Помолчал какое-то время. Она чувствовала на себе его взгляд, но упорно смотрела в другую сторону. Выслушает – и все, на этом конец…
– Говори…
Та же самая версия, которую он поведал Павлу. Саша знала ее почти наизусть, множество раз прокручивая в сознании. Только теперь слова звучали иначе – именно из его уст. Произносимые для нее…
– Сашка… Я отдал бы все … себя самого… чтобы исправить случившееся, только нет на свете той цены, после уплаты которой мои грехи оказались бы искупленными… Я был так уверен в успехе, продумал каждый шаг… но, девочка моя, как я посмел не позаботиться о тебе!..
Она наконец-то подняла на него глаза, захлебнувшись царившим там отчаяньем. Его лицо заострилось, а ноздри раздувались, будто мужчина кипел от ярости. Так и было, и ненависть, что он испытывал к самому себе, в эти мгновенья сделалась очевидной.
– Я ведь не сомневался ни одного мгновенья, что не случится никаких ошибок. Безумец… все решил даже за тебя… Как жить дальше, как любить меня… и какого… Прикипел к тебе, уже не мысля, что может быть как-то иначе. А в итоге не сберег… единственную в жизни любовь…
Саша слушала, холодея от его слов. Медленно прозревала, осознавая, как сильно заблуждалась все это время. Не было презрения. Никаких обвинений. Ни малейшего упрека. Одна лишь нестерпимая горечь о несостоявшемся счастье. Вот только, если он не презирает ее…
Она повернулась к нему лицом.
– Почему ты не захотел целовать меня? Тогда… в твоей квартире… Что нужно сделать, чтобы заслужить это?
Стыдно почти до слез, но разве может быть хуже, чем уже состоялось? Признаться в своих желаниях разве более ужасно, чем то, о чем ни он, ни она никогда не забудут?
Все чувства обострились. Саша слышала, как стучит собственное сердце и в осязаемом колебании воздуха обжигалась дыханием мужчины. Тонула в его близости, оплетающей мучительной сетью все сильнее.
Что случилось с его глазами? Их чернота обрела пугающий отблеск закатного дня, и, всматриваясь в желто-черную глубину, Саша понимала, что уже никогда не сможет ее забыть. Впитала в себя, растворилась в немыслимых оттенках, стала частью хлесткого безумия, грозившего поглотить без следа. Но и выбраться не хотела. Этот мир, где нервы обнажались до предела и каждый глоток воздуха давался с трудом, но ОН находился рядом, был все равно дороже давящего одиночества и безысходности предыдущих лет. Если бы только она могла что-то исправить… Не вернуть прошлое, поскольку это немыслимо, но построить иную реальность, лишь для них одних…
– Боишься меня? – шепот царапнул кожу, вызывая в теле физическую боль.
– Нет… – чувства, которые терзали ее, были чем угодно, но не страхом. – Не боюсь… Хочу ощутить тебя рядом… Больше всего на свете…
Она не дождалась ответа, и, опережая собственные мысли и сомнения, сделала еще один шаг к нему, вытягивая край свитера из-под пояса брюк.
– Сними… – шепот обернулся скрежетом, когда Саша поняла, что стучат зубы от ужаса того, на что она осмеливалась. – Пожалуйста…
– Милая… – Дмитрий медленно отстранился, перехватывая ее ладони. – Там… слишком много того, чего тебе не нужно видеть…
Он стыдился следов на своем теле? Действительно полагает, что какой-то из них способен ее оттолкнуть? Саша закусила губу, сдерживая нервный смешок, и высвободила руки из его хватки, возвращая туда, где кожа почти горела, ожидая касаний. А потом запрокинула голову, демонстративно закрывая глаза.
– Я не буду смотреть…
Он слишком долго пренебрегал природой. Не было ни желания, ни намерений воссоздавать в жизни то, на чем давно поставил крест. Обозначенный приговором несколько лет назад диагноз мало что добавил к его бездне.
Но сейчас все менялось. Опять… С единственной женщиной, рядом с которой нервные окончания цепляло возбуждением. В теле зашевелилась жизнь, отчаянно рванувшись наружу. К ней.
От ее близости, запаха, тепла, окутывающего невесомой волной, кружилась голова.
Он хорошо знал, что впереди не может быть ничего, но все равно получал наслаждение. Даже если бы не признался Саше, не мог солгать самому себе: безумно жаждал коснуться ее, сжать в объятьях, говоря с ней. Трепещущий рот манил так, что у него темнело в глазах, а собственные губы саднило. Вот только унять это саднение он не имел права… Но как оставить ее снова?
– Саша, я не успел тебе ответить… – удержал лицо, обхватывая ладонями так, чтобы не получилось увернуться. – Ты не можешь ничего заслужить… – ее глаза потемнели от боли, – потому что я и так принадлежу тебе. Вот только не знаю, как избавить тебя от этой зависимости.
– Я не хочу… избавляться… – это были даже
