— Ну, хорошо, — решилась она, — я остаюсь.
— До встречи, Джейми, — раскланялся Шолт и повернулся к Джанет: — Пока, бэби, всего хорошего.
Джеймс Нельсон взял ее за руку и повел в "игорный притон", как он это назвал, где пятеро мужчин сидели вокруг карточного стола, причем двое из них — без пиджаков, а рядом с каждым стоял стакан с выпивкой; сигарный смог заставил ее закашляться. Когда все мужчины при ее появлении встали, она увидела, что один из них — Вилли Сейерман. Хозяину, представлявшему ее своим гостям, когда очередь дошла до него, Сейерман сказал:
— Да мы уж знакомы.
— Ах вы, хитрая лисица! — усмехнулся Джеймс Нельсон.
Он придвинул девушке стул и дал знак камердинеру, чтобы девушке принесли выпивку. В течение следующего часа никто не заговорил с ней. Находиться здесь ей было очень трудно. Камердинер периодически пополнял стаканы игроков и ее стакан тоже; другой ливрейный обносил всех сигарами взамен только что выкуренных; Деньги — огромные количества денег — переходили из рук в руки. Каждый из игроков был полностью погружен в игру, которой она не понимала и правил которой никто не спешил ей объяснить. Она приходила во все большее смущение, ибо видела, что они не собираются заканчивать игру, не намечается даже и перерыва, а наоборот, они все более увлекаются игрой, совсем не чувствуют себя обязанными уделять хоть какое-то внимание ее персоне. Единственное, что ей оставалось в подобной ситуации делать, это изображать, что она весьма заинтересована ходом игры, а потому не нуждается в том, чтобы ее развлекали. Прошел час, потом еще полчаса а к ней так никто и не обратился, и она поняла, что может, таким образом, проторчать тут всю ночь. Сигарный дым разъедал глаза. Она закашлялась и, наконец, сказала:
— Ну, мне пора домой. Спасибо, было очень интересно.
— О, я так огорчен, что вы уже покидаете нас, — сказал Джеймс Нельсон. — Я распоряжусь, чтобы Хенк вас отвез.
В это время Сейерман встал, потянулся, взял свою погасшую сигару и сказал:
— Джейми, у меня сегодня еще один визит. А завтра утром рано вставать.
У него были свои причины остаться здесь еще, но он заявил, что сильно устал.
— Ну хорошо, Вилли, — сказал Джеймс Нельсон, — раз вы едете, так, может, довезете мисс Деррингер до дома?
— Буду рад. С большим удовольствием.
В машине он сидел спокойно, говорил очень мало не делал никаких предложений или попыток обнять ее окно с его стороны было полуоткрыто, и он с видимым удовольствием дышал свежим ночным воздухом. Когда машина остановилась у ее дома, он сказал:
— У меня дико болит живот. Не найдется ли у вас случайно немного соды? Или сельтерской?
— Кажется, есть.
— Буду вам весьма обязан. Если, конечно, это не затруднит вас.
Он велел шоферу подождать несколько минут.
Квартира была неубранной, а студия выглядела голой, потому что Джим Кэй забрал все свои фотографии, украшавшие стену, и увез всю аппаратуру. Сейерман сел в кресло, пальто его поднялось на плечах горбом, и выпил сельтерской, которую она принесла. Возвращая ей стакан, он сказал:
— Вы прекрасно выглядите. Простите меня, я устал как собака.
Он встал, потрепал ее по щечке в манере доброго дядюшки и ушел. Она подошла к окну и видела, как отъехал его лимузин. Она посмотрела на себя в зеркало, сделала лицо… Нет, нет, вся она так страшно опустошена… она чувствовала себя униженной и глубоко несчастной.
На фирменном бланке, увенчанном крупным фирменным знаком "Гектор О. Хесслен продакшн", находился совсем небольшой текст; один короткий параграф, гласящий:
«Дорогая мисс Деррингер! Я видел ваши портреты, выполненные Джимом Кэем. Не могли бы вы прийти и повидаться со мной здесь, в студии, в понедельник, 15-го числа, в 4.15?»
Подпись была немного витиеватой, но разборчивой, а перед нею стояли слова: личный ассистент мистера Хесслена. Ниже она прочитала подпись: Александр Сондорф.
Джанет пришла на эту встречу, опоздав на полчаса. Секретарша в приемной с сомнением взглянула на свои часики и заметила, что встреча назначена на 4.15, но она узнает, возможно, мистер Сондорф и примет ее. Вернувшись, она неулыбчиво сказала:
— Входите, мисс Деррингер.
Она показала на дверь с матовыми стеклами, имитирующими морозные узоры, находившуюся рядом с другой дверью, обвитой панелями из красного дерева. Кабинет, небольшой и малообставленный — стол, несколько стульев, пара кабинетных картотек — был пуст. Она остановилась в нерешительности; но вскоре дверь из смежного кабинета — очевидно, того, что находился за дверью красного дерева, — открылась и вошел незначительный молодой служащий, несущий груду папок. Он улыбнулся ей.
— Я… У меня назначена встреча с мистером Сондорфом…
— Все правильно, я и есть мистер Сондорф. Александр Сондорф.
— О!..
Она ожидала увидеть кого-то постарше и посолиднее. Этот юноша с густыми черными волосами и гладкой нежной кожей напоминал скорее свежеиспеченного выпускника колледжа.
— Садитесь.
Он положил папки в ящик стола и улыбнулся ей еще раз. Он был очень красив, глубокие темные глаза и определенная застенчивость в улыбке.
— Мне понравились ваши фотографии, сделанные Джимом Кэем. Это очень хороший фотограф.
— Да, я с вами согласна.
— У вас есть агент?
— Меня представляет Льюис Шолт.
— Ну да. Хорошо… Я просто хотел посмотреть на вас…
— О, я вижу!
В этот момент она решила уйти; единственное, что удержало ее, это ее застенчивость, порожденная незнанием того, как вести себя в данной ситуации и в данном месте. Но она недоумевала, должна ли она вообще разговаривать с этим человеком? Скорее всего, никакой пользы от этого разговора не будет. Он не казался ей принадлежащим к тому сорту людей, которые могут сделать для нее что-то реальное. А она-то связывала с этой встречей такие большие надежды, обрадовалась той деловитой заинтересованности, которую проявил к ней представитель киностудии; но, очевидно, произошла банальная история: этот мальчишка увидел на чьем-нибудь столе ее фотографии и вообразил, что с ней можно легко познакомиться… Они все рады воспользоваться любым случаем, даже эти конторские мальчики.
— Я хотел бы посмотреть на вас… — повторил он.
— Неужели?
— …чтобы удостовериться, что ваша выразительность — не случайность, схваченная в какой-то момент объективом Джима Кэя, я хотел убедиться, что не только на фотографии, но и в жизни вы именно такая.
Он улыбнулся ей в третий раз, что совсем уж никуда не годилось; она подумала, что люди, собравшиеся что-то сделать для вас, не станут вам улыбаться так часто.
