нее нашло? Повернувшись ко мне, она усмехается.
– Одобряю. Весьма одобряю, – подмигивает она, и я поеживаюсь второй раз. Как же неловко.
– Джеральдина! Ты выставляешь себя на посмешище, – вмешивается папа.
– Что бы ты понимал, – усмехается она. – Ты всего лишь отставший от жизни ворчун.
Мне очень грустно, что отношения между ними скатились к подобному.
Да, у моих родителей был не самый счастливый брак, но не то чтобы они постоянно ссорились. Казалось, они в достаточной степени нравились друг другу, пока мы росли, хотя не припоминаю и частых проявлений любви и заботы или нежных жестов.
Но и ссор было немного.
Если в выигрыше и было что-то плохое, это развал их брака. А может быть, и хорошее, потому что они явно недовольны друг другом, и если деньги были единственной причиной, по которой они не расстались раньше, то нет худа без добра. Даже если мне это не нравится. Не думаю, что кто-то может желать развода родителей. Впрочем, посмотрите, как они грызутся друг с другом с едва скрываемой ненавистью.
Моя семья неблагополучна настолько, насколько вообще возможно, и эта мысль меня огорчает. Я знаю, что мое откровение сокрушит их, может, именно это и разрушит нашу семью окончательно. Меня преследует чувство вины, но я отталкиваю его. Я не виновата, что мы здесь. Во всем виноват Алек.
Брэд посылает мне извиняющийся взгляд, а Фэй берет дело в свои руки.
– Вам двоим должно быть стыдно, – заявляет она. – Вашей дочери нужно поговорить с вами о чем-то очень серьезном, и все, что вы можете сделать, это оскорблять друг друга. Вам интересно услышать, что скажет Рэйчел, или нам лучше оставить вас наедине? – Уперев руки в бедра, она сверлит их ледяным взглядом.
Родители выглядят должным образом пристыженными, и я пользуюсь случаем, мысленно благодаря подругу за вмешательство.
– Давайте присядем. Думаю, вам лучше присесть.
Я сажусь между Брэдом и Фэй на кожаный диван, пока мои родители устраиваются напротив, естественно, на разных концах дивана.
– Первое, что я должна вам сказать, это то, что я живу в Бостоне с Фэй. Я солгала о том, что я в Испании. – Знать о том, что я живу с Брэдом, им сейчас не нужно. Это только отвлечет разговор от основной темы, поэтому я считаю себя вправе произнести эту крошечную ложь во благо.
Папа выглядит сбитым с толку.
– Зачем, ради всего святого, тебе это было нужно?
– Это главная причина, по которой я сегодня здесь. Мне будет нелегко рассказывать, а вам слушать, но я скрывала этот секрет в течение многих лет, и мне нужно сказать вам то, что следовало сказать много лет назад, но я боялась.
Брэд и Фэй, оба, берут меня за руки. Мои родители это замечают.
Внутри я дрожу, а сердце в панике колотится о грудную клетку. Желчь поднимается в мой пересохший рот. Сейчас или никогда. Сделав глубокий вдох, я начинаю рассказ, решив идти в лобовую атаку, потому что нет никакого способа смягчить для них новость.
– Алек издевался надо мной в течение многих лет с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. Он неоднократно насиловал меня, жестоко обращался со мной и был садистом. Я солгала вам, потому что сбежала в Америку, чтобы попытаться вести нормальную жизнь, и я не хотела, чтобы вы рассказывали ему, где я. Но все это оказалось бесполезным, потому что он преследует меня и угрожает мне и моим друзьям. Он… он психопат, и его нужно посадить за решетку.
Оба моих родителя в шоке смотрят на меня.
Мое сердце все еще исполняет энергичное самбо, и я не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь так нервничала.
– Что? – хрипит папа, наконец нарушив молчание. Он вглядывается в мои глаза. Глаза, которые быстро наполняются слезами. – Это правда?
– Да. Я никогда не смогла бы выдумать столь ужасную вещь.
– Бог мой! – Он прижимает руку ко рту, в его глазах ужас. Мама отрешенно смотрит перед собой, а напряжение, повисшее в помещении, можно резать ножом. – Почему ты не сказала нам?
Мама, кажется, постепенно выходит из состояния оцепенения.
– Только не говори, что ты действительно поверил в эту чушь! – Она недоверчиво смотрит на моего отца.
Брэд и Фэй застывают рядом со мной, но не могу сказать, что я слишком удивлена.
В любом споре мама всегда была на стороне Алека. Всегда. Что бы он ни делал, она всегда верила в его версию. Но все равно больно, что она не верит мне и сейчас.
– Ты думаешь, Рэйчел стала бы лгать о подобном? – кричит папа. – Повзрослей, женщина! Ты всегда была слепа во всем, что касалось этого мальчика. Я знал, что с ним что-то не так.
– Что? – хриплю я.
Папа упирается локтями в колени. Глаза, полные боли, встречаются с моими.
– Я видел проявления ярости, которые пугали меня, но понятия не имел, что он направлял ее на тебя. Я понятия не имел, что происходит. Ты говоришь, с тринадцати лет? – Я киваю. – Как часто? – шепчет он через некоторое время, пока мама бормочет что-то себе под нос. Она скрещивает руки на груди и смотрит на меня.
Мы оба игнорируем ее.
– Алек забирался в мою кровать не реже двух раз в неделю. Так продолжалось, пока он не уехал в колледж. Когда он приезжал домой в перерывах между семестрами, то пытался снова делать это, но я тогда начала ходить на уроки самообороны и отбивалась от него.
На глазах у папы слезы.
– Поверить не могу, что он делал это с моей маленькой девочкой под моей же крышей. Мне очень жаль, Рэйчел.
– Врунья! – вскипает мама, вскакивая. – Почему ты врешь? Твой брат – хороший мальчик. Всегда таким был. – Ее взгляд бешено мечется по комнате, она начинает вышагивать туда-сюда, подергивая кончики волос, как делала всегда, когда нервничала.
Я встаю, вздернув подбородок.
– Мне грустно, что ты мне не веришь, но это не совсем неожиданно. Это одна из причин, почему я тогда не обратилась к тебе. Это и тот факт, что он сделал сотни моих фотографий в обнаженном виде и угрожал
