пока любимый мужчина либо сделает меня самой счастливой женщиной на земле, либо больно опрокинет лицом о реальность.
– Моя жизнь рядом с тобой, ― ответил Терренс, и я нервно усмехнулась и от счастья, и от боли одновременно.
Слова Джойс никак не выходили из головы ― «Они говорят, что ты ― всё для них, но далеко не каждый мужчина мирится с теми жертвами, на которые идет. Терренс бросил всё, что имел и чего добивался. Как бы потом он не стал винить в этом тебя».
– Терренс…
– Я всё взвесил. ― Сказал он, и, увидев мои наполненные беспокойством глаза, выдохнул. ― Саманта, ради Бога. Мы столько раз это обсуждали. Что тебя тревожит?
– Что ты всё бросил из-за меня.
За прошедшие два месяца я впервые призналась в этом не только ему, но и самой себе.
– Ты ― одна из причин, по которой я оставил прежнюю жизнь. Но главная причина в том, что это была не моя жизнь.
Я сморгнула и прошептала:
– Как это?
– Мне пришлось заняться баром, когда отец заболел. Пришлось помогать Оливеру, потому что на тот момент он переживал тяжелый развод, они с Ниной делили дочь, и я просто не мог взвалить управление на него одного. Но прошло время. Жизнь Оливера наладилось. И пришло время мне налаживать свою.
Я всё ещё не понимала, поэтому он пояснил:
– Бар ― это не то, чем я хочу заниматься, Саманта.
– Не то? ― Хлопнула глазами я, и он качнул головой.
– Ты не испортила мою жизнь, ты её вернула.
– То есть…
– Мы идем смотреть наш дом или нет? ― Усмехнулся он, и мне показалось, что я вот-вот разрыдаюсь. Только на этот раз от тепла, поселившегося где-то внутри.
Наш дом.
Это звучало так восхитительно, что мне хотелось слушать это снова и снова. Всегда, пока мы вместе и смотрим друг на друга вот так. Всегда, пока моё сердце отбивает триста ударов в минуту. Всегда, пока мы есть и пока есть этот мир вокруг нас.
Всегда.
Всегда.
Всегда.
– Да, ― прошептала я, ещё крепче сжимая его ладонь, ― идем.
― Это катастрофа. Без тебя тут полный хаос. Полный! У меня всё из рук валится, я документы постоянно теряю, не говоря уже ручках. Самых. Обыкновенных. Синих. Ручках. Они просто исчезают, понимаешь? На меня в канцелярии уже косятся.
Я усмехнулась, перебирая вещи в шкафу и прикидывая, что надену.
– Вчера трижды переделывала иск для «Клэр Дюбуа». А сегодня утром и вовсе клиенту не те бумаги отправила. Я с ума без тебя схожу, возвращайся, а?
– Я в отпуске, Сандра. В законном и заслуженном. ― Спокойно ответила я, задерживая свой взгляд на любимой белой рубашке оверсайз. ― К тому же, ты заменяешь меня всего лишь второй день.
– Всего второй! А уже выжита, как лимон! ― На том конце трубки послышался глухой стон. ― Как ты справляешься?
Я улыбнулась, достала рубашку из шкафа, а затем потянулась к светло-голубым джинсам с завышенной талией, которые лежали на соседней полке.
– Ты привыкнешь.
– Я не хочу привыкать. Я хочу быть твоим ассистентом, как и всегда. А не разгребать эту огромную кучу дерьма, которая, когда тебя нет, всегда становится больше!
Включила громкую связь и положила телефон на тумбочку. Пока переодевалась, пыталась успокоить свою помощницу. Сандра была моей ассистенткой ― умной девушкой двадцати двух лет, у которой был полный порядок и с внешностью, и с мозгами.
Лишь одна проблема всегда вставала между нами ― она была неисправимым трудоголиком, но до чертиков боялась ответственности.
А я хотела, чтобы она росла. И моя юридическая контора давала ей такой шанс.
– Пообещай мне, что хотя бы попробуешь, идет? Я буду на связи. Ты сможешь позвонить мне в любой момент. И, если вдруг произойдет что-то страшное ― я приеду.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Громко выдохнув через рот, Сандра пообещала мне, что попробует и, не переставая вслух повторять, что справится (либо придушит меня), отключилась.
Как только я вышла из комнаты, до ноздрей моментально долетел пьянящий сладковато-мускатный аромат. И я пошла по его следам.
Преодолев коридор и сбежав по лестнице, помедлила на последней ступеньке. Ладонь скользнула по перилам, и я закусила губу, не в силах отделаться от мысли, что вот уже почти год живу с самым настоящим греческим Богом.
Хотя, больше, наверное, с дьяволом.
Терренс был адской смесью из шикарного натренированного тела, отменного чувства юмора и восхитительной улыбки. А когда он готовил ― я вконец теряла голову. Особенно, когда делал это практически без одежды.
– Я слышу тебя, Барнс. И знаю, что ты на меня пялишься.
Я улыбнулась, а затем спустилась с последней ступеньки и, подойдя к Терренсу сзади, обняла его за талию. Выдохнула и, закрыв глаза, прижалась щекой к его спине.
Я слышала, как он помешивал на сковородке соус, чувствовала, как при этом напрягаются его мышцы. Хотелось болтать с ним без умолку обо всём на свете, а с другой стороны ― с ним было приятно просто молчать.
Ощутив, как Терренс поворачивается, я чуть отстранилась ― но ненамного, почти тут же оказалась заперта в кольце его сильных рук.
– Всё нормально? ― Спросил он, заглядывая мне в глаза.
– Да, ― вдохнула аромат его кожи, а затем улыбнулась, ― что готовишь?
Его итак восхитительная улыбка стала ещё восхитительнее.
– Оссобуко.
– Оссо-что? ― Хлопнула глазами я, вынуждая Терренса рассмеяться.
– Оссобуко, ― повторил он, ― итальянское рагу, другими словами.
– Ммм… пахнет обалденно.
Терренс потянулся к деревянной лопатке, зачерпнул немного соуса, подул на него, а затем поднес к моим губам.
– Попробуй.
Я приоткрыла рот и, сделав, как он говорил, почти тут же умерла.
– Боже, ― застонала и, не выдержав, облизнула губы, ― ты оргазмически готовишь, я уже говорила?
Терренс усмехнулся, а затем мы оба повернули головы на многозначительный собачий лай. Большая шоколадного цвета лабрадориха встала на задние лапы, передними упершись в грудь своего хозяина.
– Э-э, нет, девочка, твоя еда вон там, ― Терренс указал на огромную миску до отвала набитую кормом; Собака повернула к ней голову, но особого интереса не проявила. Снова гавкнула, вынуждая Хардинга усмехнуться. ― Кажется, Мейзи тоже считает мою еду оргазмической.
– Ты её разбаловал, ― заключила я, и, повернув ко мне голову, лабрадориха снова гавкнула.
– Она так не думает.
Я закатила глаза, а затем направилась к двери. Распахнула её и крикнула:
– Мейзи, гулять!
Несмотря на то, что наша собака с ума сходила исключительно по Терренсу, меня она всё-таки слушалась. Поэтому