class="p1">— И пожалуйста! — в сердцах трубку бросила, но всё-таки подумала о его словах.
Действительно, что же я делаю? Сама отталкиваю, хотя знаю, что мы оба измучились и хотим попытаться снова…
БОГДАН.
Я лежал, боясь пошевелиться, потому что на груди у меня лежало настоящее сокровище: моя жена. Да, пока еще бывшая, но, надеюсь, в скором времени будущая, а главное — единственная.
Привёз Надежду в тот коттедж, который снял неподалёку от дома любимой и сына. Привёз без всякой надежды. Да, вот такой каламбур: привёз Надежду без надежды. Просто сил уже не осталось бороться с её безразличием. Хотелось увидеть уже хоть что-нибудь от неё…
Решил — пан или пропал.
Не простит — значит, не судьба.
Значит, на роду написано бобылём остаться, потому что новых отношений заводить я точно не хотел.
А зачем? Просто ради секса?
Ради него я уже завёл один раз. И всё просрал…
Наследник у меня есть — любимый наш тигренок Богданчик. Что мне еще для счастья нужно?
Только Надежда. Но если она от меня окончательно откажется — уйду, отступлю.
Она не оттолкнула, и в глазах её светилось именно то, что я хотел увидеть. И сказала моя Надя то, что я хотел услышать.
А потом мы вместе попали в рай. По крайней мере, я не помню, чтобы раньше мне было так хорошо.
Возможно, в этом и есть смысл — я пошел по верному пути. Да, мне было не просто пережить расставание с женщиной, которую я так подло предал, но я верил, что всё-таки смогу добиться прощения. Пройдя через расставание, разлуку, одиночество я смог еще сильнее оценить то счастье, которое мне дано. Счастье — любовь этой женщины.
Когда Надя сказала, что любит, мне кажется, я готов был взорваться от переполнявших меня эмоций.
— Я люблю тебя, Наденька! Родная, единственная моя…
Она со мной не спорила больше, просто целовала, гладила моё тело, отвечая на ласки, смущалась, раскрывалась сильнее.
— Девочка моя любимая, нежная моя…
Хотел весь мир обнять — так счастлив был!
После Надя задремала у меня на груди, а я внезапно испугался.
А вдруг это просто разовая акция? Я… заставил её? Ну, почти…
Она проснётся и скажет, что это ничего не значит, что я могу и дальше быть рядом, но на расстоянии — ни своим, ни чужим. Быть рядом с сыном, но не с ней.
Холодом окатило смертельным, даже сердце почти затормозило, а потом оно понеслось стремительнее, словно хотело вырваться из груди.
— Богдан, что случилось? — Она подняла заспанные глаза. — У тебя так сердце колотится… Всё хорошо?
Она почувствовала мою тревогу, и проснулась? Ничего себе…
А ещё говорила, что больше не ждёт и не любит…
Как хорошо, что это ложь.
— Скажи, что это всё — не сон, и я скажу, что всё прекрасно, — сказал я, поглаживая пальцами её обнажённую спину.
— Не сон, — улыбнулась она довольно. — Ты же видишь, я тут, только…
— Что?
Замер в ожидании ответа, челюсти сжимая.
Вот оно, это самое “только” и “но”.
Сейчас она скажет, что не судьба нам. Не может она меня простить даже после этого.
Что раз уж мы расстались, пусть так и будет, и эта ночь — вернее, не ночь даже, один раз — ничего не изменит… И надо обо всём забыть нам.
Ошибка.
Просто секс.
Просто физиология и химия.
Ничего большего.
Ничего личного.
— Мне нужно возвращаться к сыну, ты же знаешь, — сказала она, глядя мне в глаза.
Да, нужно, конечно. Она нужна сыну. Ей пора возвращаться…
Одной. Значит…
— У тебя тут уютно, но…
Казалось, она просто жилы из меня вытягивает, наслаждается тем, что больно делает. Но нет, я знал: Надя не такая.
Просто ей неловко мне сказать, что прощать она меня не собирается несмотря ни на что, даже на крышесносный секс.
— Говори уже, Надя. Не рви сердце, — вздохнул я. Сколько раз я это всё уже слышал? Послушаю и ещё раз. Только бы не сказала, что вообще видеть меня не желает, а остальное уж… Не так уж и важно. Сердце вдребезги? Да и пофиг. Сам виноват! Сам всё это сделал, своими же руками. И не только руками… Лишь бы Надя и сынок были довольны и счастливы. Теперь это — самая главная моя задача в жизни и смысл её. А с тупой болью в сердце жить можно. Я мужик, справлюсь. — Домой я тебя отвезу. И всё, да?
— И всё? — разочарованно протянула она и быстро заморгала. В уголках голубых глаз стали собираться крупинки слёз…
— А ты хочешь, чтобы я остался? — затаив дыхание, спросил я.
Подарил сам себе надежду.
Надежду на Надежду.
Знаю, что сейчас она скажет, что ничего такого не думала предлагать, и мне опять будет больно, но рискнул.
А вдруг?
— Я? — растерялась она. — Я думала, ты этого хочешь.
— Я? Надя, ты с ума сошла? Я люблю тебя! Мечтаю быть рядом всегда. Не разово, не вот так, спонтанно, а каждый день. Но ты же никак не можешь меня простить, дурака! И если я не нужен тебе такой, то…
И снова вытянулся в струну, ожидая её решения.
Казнит или всё же помилует?
Она вдруг склонилась надо мной и взяла моё лицо в ладони.
— Очень нужен, Богдан! Я простила… Я простила тебя. Поэтому и говорю про дом. Твой красивый, конечно, но не очень большой. И Богданчик уже привык там, у нас, поэтому…
— Ты простила? — переспросил я, не веря сам себе. — Надь! Простила?
Сам вцепился в неё, смотрел в глаза, чтобы понять, правда ли это.
— Да, — тихо ответила она, обнимая мои руки, которыми я вцепился в неё, как в спасательный круг. — Давай, ты соберешь вещи и переедешь к нам?
— Прямо… сейчас? — Я захрипел от неожиданности. Голос пропал, колючий ком в горле застрял.
Неужели это происходит наяву?
— Да, — кивнула Надя. — Не могу больше так. Без тебя. Не могу и не хочу. Мало ли…
— Что?
— Вдруг опять у тебя какая-то Анфиска заведется? Ты живёшь один… Мужчины долго одни не живут… И…
Она опустила глаза. Ей снова больно. Я ощущал её
