в километрах от мегаполиса и бурной жизни нам не дают покоя!
– Открыто, – ответил за меня Раф.
– Тут конфеты и вещи, – отрапортавал свежелицый бугай, явно внучатый племянник Ильи Муромца с чемоданом вместо палицы. – Ой, а это комната Любви Алексеевны? Или я ошибся?
– Да, это комната моей жены. Оставьте вещи у порога, – сказал Раф так, словно попробовал вновь забытое словосочетание на вкус и понял, что оно ему нравится.
И мне совсем расхотелось ругать посыльного за то, что привёз необходимое не вчера, а лишь сегодня к вечеру. Какая, собственно, разница?
Юный бугай плюхнул чемодан и пару белых пакетов на ковролин и закрыл за собой дверь.
Раф посмотрел на меня вопрошающе:
– Любаш, ты не против, что я так сказал?
Я с улыбкой покачала головой. Раф привстал, невольно морщась, коснулся моей кисти, поднёс её к губам, глядя в мои глаза и заставляя трепетать.
– Возможно, я слишком тороплюсь. Ты скажи, я пойму. И в таком затрапезном виде, как у меня, не принято говорить о высоком…
Во мне всё замерло от предвкушения радости, сердце приготовилось танцевать в груди танец маленьких ошалевших лебедей, и от зашкаливающего волнения я ляпнула невпопад:
– О высоком лучше всего говорить голыми, но у тебя повязка, так что всё равно ничего не выйдет. В смысле голыми… В смысле… Ох, не слушай меня, у меня приступ косноязычия. Я… О, нет, говори, пожалуйста!
Удивительно, но Раф не засмеялся и не бросился спасаться от меня, сломя голову. Он улыбнулся, как маленькой, затем набрал в грудь воздуха,и его улыбка стала восхищённой. А потом мой прекрасный испанский идальго произнёс с той же торжественностью, с какой начинал:
– Это несколько запоздало. Это немного несвоевременно. Может быть, рано. Но я думал. И решил. С некоторых пор я ничего не хочу ждать. Я хочу жить прямо сейчас, – он слегка охрип от волнения, сжал мои похолодевшие пальцы ладонями. – Люба… Любаша, скажи, ты будешь моей женой?
Мои ноги стали ватными, а сердце разлилось в груди, все красивые и правильные слова вдруг потерялись,и я пробормотала:
– Я уже… Всегда. То есть я – Дa!
Раф потянулся ко мне целоваться, но его счастливое лицо исказилось от боли, он схватился за бок. Я поддержала его, чтобы не упал с кресла. Дверь снова распахнулась. Тот же бугай, чтоб его!
– Ой, а шоколадные сырки тоже сюда?
Мы сказали недовольным хором:
– Сюда!
А потом посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Всё у нас не как у людей. Зато без штампов. И по-настоящему!
22 М. Булгаков «Мастер и Маргарита»
Как же это здорово – просто разговаривать, просто ужинать вместе, уминая за обе щёки невкусный столовский гуляш и слипшийся рис с непонятной подливкой!
– Зато у меня припасены сырки, конфеты и иранские сладости, – заговорщицким шёпотом сообщила я Рафу на ухо. – Надо только чайник утянуть в номер.
– С тобой не пропадёшь, – таким же тоном ответил он. – Только тсс! Кажется, некто готовит обыск с конфискацией, – Раф шаловливо зыркнул на мадам-прапорщика.
– Не бойся, угроза устранена. Имел место подкуп должностного лица при исполнении.
Раф кивнул с любопытством, как бы спрашивая без слов. А я, хихикая, добавила:
– Иранской розовой водой. Между прочим, все девочки хотят быть красивыми! Даже прапорщики!
Мы расхохотались, склонившись головами друг к другу, как школьники за партой. Удивительно, но мадам-надзирательница даже соизволила тактично отвернуться к окну, хотя до этого неотрывно наблюдала за содержимым наших тарелок, готовая за не съеденный кусок мяса отправить если не в карцер,то в угол уж наверняка.
Α потом мы лежали на большой кровати рядышком. Раф смотрел на меня влюблённо и ласково заправлял пряди за уши.
– Хочешь сырок? – спросила я.
– Неа, у меня уже есть, – ласково сказал он. – Шоколадный сырок в шубке.
– Шубки уже нет, – грустно вздохнула я. – Надо папе дать задание – содрать с похитителей стоимость.
– Будет у тебя шубка, – улыбнулся Раф. – И две, и три. Я подарю.
– Я не для этого сказала, – смутилась я. – А то еще подумаешь, что у меня к тебе корыстный интерес.
– Ага, к бомжу, – прыснул Раф. – Что с нас взять, кроме наших цепей?
– Не сердись, – потупилась я, – просто ты такой грязный был тогда, в метро. И заросший, весь в бороде, опилках.
– Я со стройки ехал. Там особо негде отмываться пока.
Я вытаращилась:
– Погоди,ты правда подрабатывал на стройке? Как гастарбайтер? Зачем?!
– Почему подрабатывал? Я своё собственное додзё строю в Саларьево. Просто решил построить его сам. Хочу соорудить не просто помещение для тренировок по восточным единоборствам, но большой спортивно-ретритный центр. С залами для медитаций, будо и практик, с комнатами для приезжих или тех, кому надо.
– Прости. – Я опустила веки.
Мне стало стыдно, щёки залились краской. Раф нежно коснулся пальцами моей скулы, потом подбородка.
– За что, Кнопочка? За то, что ты меня спасла?
– Это ты меня спас, – проговорила я.
– Значит, 1:1. – Ρаф прищурился. – Люба, скажи, у тебя были какие-то свои источники, может, стоит их тоже проанализировать? Как ты узнала, что за тобой охотятся?
Я вжала голову в плечи, как нашкодившая кошка, и пробормотала:
– Никак.
– То есть? – Раф даже привстал. – Но про конкурентные войны ты тоже знать не могла. В тот день, когда ты пришла, как сказал ваш снабженец, еще не было проблем с поставщиками твоего особо вкусного молока.
– Н-нет, – я уткнулась глазами в уголок его подушки. Χорошая наволочка, качественная, с аккуратным стежком на белой ткани. Подняла глаза осторожно – Раф продолжал выжидающе смотреть на меня. Ничего не оставалось, как воткнув подбородок в грудь, признаться: – Я всё выдумала…
– Выдумала? Зачем? – опешил Раф.
Я хлопнула ресницами и нырнула с головой под одеяло: не скажу, ни за что не скажу! Но задохнуться от нехватки воздуха и жары под пуховым одеялом была не судьба – Раф стянул его с меня и снова спросил:
– Так скажи, зачем?
– Просто так, – я сползла ужиком ниже, прячась под одеялом от настороженных карих глаз.
Как же! Улизнёшь от него, а еще раненый! Что я
