Марианна не стала рассказывать Селии, которая, по-видимому, ничего не знала о проделках Ирмы в столице, что Ирма, если с кем и «развелась», так это с законом! А Марианна-то полагала, что ее «болезнь» должна была продлиться еще лет десять…
— Ты слышишь меня? — Селия тронула ее за плечо.
— Селия, я с ней не виделась и не хотела бы видеться. Она дурно обошлась с отцом и со мной…
— Прости, что напомнила о ней.
— Селия, почему бы тебе не навестить меня?
— Ты долго здесь пробудешь?
— Пока не знаю.
Селия изучающе посмотрела на нее. Это откровенное любопытство, желание вызнать чужую сердечную тайну нисколько не покоробили Марианну: в словах и взглядах Селии сквозила врожденная деликатность учтивой провинциалки, разве что обделенной счастьем, но не желающей того же своим подругам…
К столику вернулся Джеймс. Он поздоровался с Селией, они знали друг друга.
— Донья Марианна, разрешите пригласить вас на болеро, — сказал он, с улыбкой протягивая ей руку. И подал знак оркестру.
С испугом юной гимназистки Марианна вступила в круг. Резким движением Джеймс привлек Марианну к себе, и она, ощутив его молодое тело, подавила возникшее волнение довольно пошлой, по ее же мнению, шуткой:
— Кушать подано!
— А у меня как раз разыгрался аппетит! — не менее пошло ответил неотразимый Джеймс…
Слова Дульсе Марии о том, что бы она сделала, будь у нее много денег, запомнились Бласу.
Смешная она… Такая ли смешная?
Устроить центр для детей, такой центр, где они увидели бы самое лучшее из того, что есть в мире, могли потрогать своими руками будущее, не захотели бы больше никогда питаться лозунгами вместо еды, слушать одно и то же радио, коллективно любить и ненавидеть одни и те же вещи…
Утопия? Наверно. Но какая красивая утопия!..
Гастроли, которые были продлены на два дня, подходили к концу. Сегодня давалось последнее представление.
На завтра был намечен прощальный обед. Об этом объявила труппе Дульсе Мария. Вид у нее при этом был не праздничный. Девушки ответили дружным ликующим визгом.
Представление, данное на этот раз в кабаре гостиницы «Гавана либре», прошло с шумным успехом: может быть, потому, что уставшие девушки были воодушевлены приглашением на прощальный обед.
После представления незнакомец снова пригласил Викторию поужинать.
Она сама не знала, почему отвечает на его ухаживания. Обычно необщительная и немногословная, Виктория охотно беседовала с «аргенчилигуайцем», шутила, удивляясь своей раскрепощенности. Не оттого ли, что Бегония спасена и новый ее номер так понравился зрителям?
Она чувствовала доброе внимание к себе этого сильного человека, по всей видимости много испытавшего и много постигшего в жизни.
— Виктория, — сказал он после ужина, когда они вышли прогуляться на Малекон. — Я решил тебе открыться, потому что вижу в тебе добрую душу и надежного друга…
Виктория давно поняла, что он человек с двойным дном, но не предполагала, что обязательно узнает, кто он на самом деле. И что это произойдет именно сегодня.
Более того, она не имела никакого желания узнать это. Потому что боялась. Потому что предпочла бы, чтобы у этого человека не было тайн.
Он нравился ей, как никто раньше.
— Вы не считаете, что, прежде чем открыться, надо было бы и меня спросить, хочу ли я этого?
Она перешла на шепот, желая свести все к шутке, хотя то, о чем она говорила, было весьма серьезно.
— Иногда открывать тайну легче, чем узнавать ее. У меня в последнее время было столько неприятностей и хлопот… А сколько их еще ожидает меня по прилете в Мехико!.. Вот вы… хотите посвятить меня во что-то таинственное! — Она сделала большие глаза и стала «пугливо» озираться. — И не спросите, есть ли в моем сердце место для чужих тайн?
Она посмотрела на него и удивилась. Ей показалось, что перед ней стоит совершенно другой человек: на его лице была гримаса боли и отчаянья.
— Что с вами? — воскликнула Виктория. — Ради Бога, простите меня, если я вас обидела!
— Ты не обидела меня. Просто мне незачем жить, если ты не пожелаешь меня сегодня выслушать. Ты единственная, кому я хочу рассказать все это…
— Но почему?
— Потому что решил исповедаться тебе, еще когда увидел тебя в первый раз в Мехико, в кабаре «Габриэла»…
— Исповедаться незнакомой девушке, танцующей в злачном месте? Я не священник, и кабаре «Габриэла» не храм! — усмехнулась Виктория.
Словно не замечая ее издевки, он сказал:
— Ваша труппа и приехала-то сюда потому, что мне очень захотелось тебя увидеть.
— Что?! Эти гастроли устроил ты?
Она сама не заметила, как перешла на «ты». Он ничего ей не ответил, и Виктория поняла, что допытываться глупо, так как все это правда.
— Ты сделал это только для того, чтобы… увидеть меня?
— Это главное…
— Значит, есть еще какие-то соображения?.. Еще кто-то из нашей труппы тебя интересует?
— Виктория! Ты должна узнать все.
Он взял ее за руку и повел с Малекона — не в сторону отеля, а в сторону темного проулка. Там стоял серый «форд».
Он направил машину к бухте, по винтовой эстакаде спустился в тоннель, проходящий под ее горловиной, и выехал за город.
— Меня зовут Хорхе, — сказал он. — Я колумбиец…
— Ты давно живешь на Кубе?
— Время от времени я здесь отдыхаю…
— После работы на континенте?
— Если это можно назвать работой…
Через несколько километров он свернул к рыбачьему поселку, где возле старого причала стояла большая яхта. На свет автомобильных фар из рубки выглянул человек с автоматом.
— Привет, капитан! — сказал он Хорхе. — Останешься?
Хорхе взглянул на Викторию. Она промолчала.
— Да, Рамон, — сказал он. — Можешь взять мою машину. Пригонишь в шесть утра…
Хорхе Муньос стал одним из муравьев наркобизнеса, когда, не имея средств для продолжения образования, ушел из университета.
Острый аналитический ум и фантазия, не востребованные наукой, позволили ему несколько раз выпутаться из смертельно сложных обстоятельств. Это привлекло к нему внимание босса и продвинуло в ближайшие его помощники.
Хорхе не удивило, а скорее обрадовало, когда он узнал, что босс работает на революцию — не потому, что это некоторым образом оправдывало криминальную деятельность Хорхе, а потому, что в ту пору он, как миллионы его сверстников, симпатизировал «острову свободы».
Через некоторое время, по каким-то стратегическим соображениям босса убрали, а занять его место предложили ему.
