видела ее без каблуков.
— Привет, — сказала она в микрофон. — Многие из вас знают меня как Коралину Каллахан, жену Деклана. Мы с Седриком не были очень близки. Но он был добр ко мне. Он заставлял меня смеяться…он заставлял всех смеяться, даже не стараясь. У него была двойственная натура: в один момент он завораживал всех присутствующих в комнате, а в следующий — вы забывали, кто он такой. В нем было так много жизни, так много, что можно забыть, что он может умереть. Такие люди, как он, должны жить вечно. Должны жить, чтобы увидеть больше внуков, больше сражений, больше любви. Мне хотелось бы думать, что он здесь с нами, прямо сейчас наблюдает, как мы все говорим о нем с миской попкорна на коленях, потому что он все еще боится, что Эвелин узнает, что он приготовил попкорн с добавлением масла и соли.
Я слышу тихий возглас, доносящийся с другого конца нашего стола, и, оглянувшись, обнаруживаю Эвелин в объятиях Нила, смеющуюся и плачущую одновременно.
— Седрик Каллахан был единственным в своем роде, и с его уходом мир стал еще мрачнее. Мы никогда его не забудем. Ура. — Она вытерла глаза и допила напиток, прежде чем вернуться к столу.
Нил встал и подошел к тому месту, где только что стояла Коралина с бутылкой в руках. Я почувствовала, как Лиам напрягся рядом со мной, как будто он не был уверен, что думать о словах своего брата. Положив мою руку себе на бедро, он накрыл мои руки своими.
— Я все еще не нахожу слов, — начал Нил. — Для некоторых из вас это, возможно, неудивительно. Я никогда не знал, что сказать, где быть или что делать. Я просто следовал примеру своего отца и надеялся, и молился, что он гордился мной. Невозможно отрицать тот факт, что у нас с моим отцом были проблемы, я осмелюсь сказать, что сложно найти отца и сына, у которых их не было, но я знал, что он заботился обо мне. У многих мужчин в его положении нет времени заботиться о своих сыновьях, но у него было. Он всегда заботился обо мне, когда мог.
— Он думал, что я не знаю. Каждое раннее утро, еще до восхода солнца, он проверял меня. С тех пор, как мне исполнилось восемь и пока мне не исполнилось восемнадцать… да, восемнадцать, он приходил в мою комнату и просто рассказывал мне о своем дне, о том глупом дерьме, которое я натворил. Я с нетерпением ждал тех кратких мгновений, когда дверь откроется, и у меня разбилось сердце, когда они остановились.
Он опустил голову и кивнул, как будто ему указывали, что говорить, но я знала, что он просто пытался заставить себя оставаться сильным.
— Когда мне было четырнадцать, он был серьезно ранен и потерял друга. Когда ему стало лучше, и после того, как он вернулся с похорон своего друга, он снова зашел в мою комнату, прислонился к краю двери и сказал: Я не планирую умирать в ближайшее время, сынок, но если по какой-то причине я умру, вам всем лучше попировать, как викингам, и проводить меня, как гребаного короля. О, и ты можешь сообщить своей матери, что я обманом заставил ее встречаться со мной, и что я убил ее рыбку…. но убедись, что я действительно мертв, прежде чем ты скажешь ей это.
С ухмылкой на лице я закатила глаза. Рядом со мной хихикнул Лиам. Конечно, Седрик сказал бы что-нибудь в этом роде.
— Я знала это, — пробормотала Эвелин, качая головой, когда пролилось еще больше слез. Я задавалась вопросом, прекратятся ли они когда-нибудь.
— За него. Ваше здоровье. — Нил поднял бутылку и сделал большой глоток, которым мог бы гордиться любой викинг или ирландец. Все выпили в ответ, даже Лиам.
Лиам встал и подошел к своему брату, и они на мгновение обнялись, прежде чем он сам подошел к микрофону. Он оглядел всех нас, прежде чем начать свою речь.
— Deartháireacha, deirfiúracha, máithreacha, teaghlaigh8. — Он говорил по-ирландски, а затем, к моему большому удивлению, перешел на итальянский и сказал: — famiglia allargata9, спасибо вам всем, что пришли. Я всегда знал, что мой отец очень много значил для стольких людей, однако видеть это сейчас — унизительно. Многие из вас бросили все, чтобы просто быть здесь из уважения, любви и, давайте будем честны, небольшого страха.
По толпе прокатилось несколько смешков.
— Но великих людей следует бояться, а мой отец был великим человеком. Даже его недостатки были велики. Он ушел, и я смотрю на туфли такого размера, что они могли принадлежать только великану. Мы здесь, потому что каким-то образом он придумал, как объединить нас всех. Ирландец, итальянец, это не имело значения. Я не могу сказать о своем отце ничего такого, чего бы вы уже не знали. У меня есть истории, уходящие почти на три десятилетия назад, с того первого момента, как он бросил меня ребенком, до того, как он закручивал мне руку за спину, чтобы женить на итальянке… При этом на самой дерзкой из всех.
Я хотела ударить его лопатой по голове, но это только подтвердило бы его точку зрения. Эвелин наклонилась ко мне, взяла мою руку и сжала ее.
— Он сказал мне, что все, что я делаю как глава семьи, было сделано не только для меня или моих ближайших родственников, но и для того, чтобы мы все оставались сильными. Он хотел, чтобы я был кем-то, кто не только заботился о нашем наследии, но и напоминал людям, что независимо от того, где они находятся, если им нужна помощь, они могут обратиться к нам. Я обязан ему всей своей силой, и я использую все это, чтобы убедиться, что человек, ответственный за его смерть, сгорел
Их радостные возгласы были подобны грому, когда они начали петь, поднимая свои напитки за Седрика. Это было не грустно, но прекрасно, взявшись за руки, так громко, как только могли, они пели ему до небес.
ЛИАМ
Мы все молча сидели в кабинете, попивая две бутылки бренди девяностолетней выдержки, которое Нил принес из погреба.
— Как он звал свою первую машину? — Спросил Деклан.
— Хеннесси, — пробормотал я,
