себя и обвиняешь? Это его выбор. Ты не молила его, стоя на коленях, не оставлять тебя в этом большом незнакомом мире.
Внутренний голос настолько жесток, что перекрывает мне воздух.
Я должна с чего-то начать…
— Что скажешь, любимая?
— Что?
Я резко возвращаюсь в реальность из собственного маленького мира, напоминающего запутанный клубок, когда слышу голос Джексона. Пытаюсь подавить волнение и вести себя непринужденно. Джексон смотрит на меня выпытывающим хищным взглядом. Даже если мой мир запутанный и темный, мне намного лучше находиться там, чем с ним наедине за этим столом с вкусностями и в роскошной обстановке.
— Я говорю, неплохо бы было посетить Штаты. Как ты смотришь на такое путешествие?
Он втыкает в вилку небольшой кусок говядины и медленно отправляет его в рот, не снимая с меня этого ненавистного мне взгляда. Я напрягаюсь, когда воздух сжимается во мне в атомы. Его становится катастрофически мало. Непонятно откуда взявшийся страх сжимает мою шею в ледяной аркан.
— Почему бы и нет, — улыбаюсь я и втыкаю в вилку кусок помидора, немедленно отправляя его в рот, пытаясь занять себя хоть чем-то и найти предлог убрать с него свой взгляд, чтобы это выглядело не намеренно, а по обстоятельству.
— Меня там ждут кое-какие дела, задержусь на месяц точно. А без тебя этот месяц станет пыткой.
Я поднимаю глаза и выдыхаю, очаровательно улыбаясь ему.
— Да, мне без тебя тоже будет плохо. Так что лучше полечу с тобой.
Джексон смотрит на меня так, будто готов наброситься. По позвоночнику скатывается холодный пот. Мое притворство иногда выходит за грань, и я только усугубляю свое положение. Ненавижу, когда в глазах Джексона горит мрачный огонь страсти ко мне и от него веет желанием. Мне противно от собственного вранья, что меня буквально начинает подташнивать.
Меня спасает звонок на его мобильный телефон. Джексон немедленно принимает вызов. Его томный и соблазнительный голос меняется на деловой и твердый. Он говорит на немецком, поэтому я ничего не понимаю из сказанного. Я расслабляюсь и начинаю принимать пищу. От напряжения и страха начала чувствовать животный голод.
— Жизнь моя, мне пора уходить, скоро собрание директоров.
Он встает из-за стола и направляется ко мне. Я на автомате встаю со стула, чтобы не задирать голову и не чувствовать себя приземленной перед ним. Он рывком обнимает меня и прижимает к себе.
— Хотя очень хочется остаться с тобой, — шепчет он в мое ухо и целует его.
Уходи уже, прошу…
Джексон смотрит на меня пугающим голодным взглядом и своими большими руками сильно сжимает мою тонкую талию, обтянутую белым, длинным до пят шелковым халатом.
— Поцелуй меня, — требует он низким голосом.
Я сглатываю. В горле встал ком презрения, когда я посмотрела на его губы. С выдохом я встаю на носочки и касаюсь его холодных губ, которые проходятся по моим как острый кинжал. Но этого невинного поцелуя хищнику мало. Джексон тихо рычит и сжимает меня в своих руках еще сильнее, делая поцелуй напористее. Я скривилась, не желая этого мерзкого поцелуя. Меня будто заставили съесть разом несколько острых кубиков льда. Джексон переставляет одну свою руку на мой затылок и сжимает волосы до боли. Его поцелуй жадный, властный, демонстрирующий собственность. Еще несколько секунд его пыток на моих губах и Джексон напоследок оттягивает мою нижнюю губу зубами и со стоном отпускает.
Я делаю вид, что только что не испытала омерзительного чувства, а наоборот, одобрительно смотрю на него, как покорная жена, которой все понравилось.
Джексон продолжает сжимать мои волосы за затылке и наклоняется к моей шее. Жадно вдыхает мой аромат, и я жмурюсь, сдерживая рвотные позывы. Насколько мой организм начал отторгать этого человека, словами не описать. Будто все мое тело вместе с сердцем знают больше, чем мой «вымерший» без воспоминаний мозг. Почему так происходит — не понимаю. Что-то же заставило меня выйти за него замуж? Полагаю, это была любовь? Куда тогда она делась?
— Моя.
Джексон произносит это с наивысшим удовольствием. Он наконец оставляет меня в покое и делает шаги по направлению к двери. Я продолжаю стоять как вкопанная с острым, просто диким желанием изменить свою жизнь.
Начать что-то делать…
— Любимый?
Джексон медленно поворачивается и смотрит на меня одновременно удивленным и одобрительным взглядом. Для меня стоило больших усилий произнести это слово с нежностью.
— А мои родители похоронены здесь? В Берлине?
Он еще долго задумчиво смотрит на меня, затем говорит:
— Водитель отвезет тебя, если ты хочешь навестить их.
— Спасибо, — и снова моя очаровательная улыбка спасает меня.
Джексон без лишних вопросов отворачивается и идет дальше, наконец покидая дом. Я выдыхаю и начинаю небрежно вытирать свои губы, будто на них что-то отвратительное. Как вдруг периферическим зрением вижу движение в стороне. Я повернула голову и увидела мадам Джонсон — главную по дому, стоящую у дверей, ведущие на кухню. Она тут же вышла из оцепенения и продолжила свой путь, выходя из столовой в холл, будто ничего подозрительного не заметила.
Я посмотрела на еду и закрыла рот ладонью, когда ощутила новые рвотные позывы. Поцелуй Джексона отбил все мое желание насытиться вкусным завтраком, поэтому я направилась в спальню собираться для того, чтобы посетить кладбище.
Надеюсь этот шаг поможет мне хотя бы что-то вспомнить самостоятельно из своего прошлого. Нужно обращаться к прошлому, — а это мои родители, похороненные под землей. В данный момент они единственные ниточки, ведущие меня к прошлому.
* * *
Я ехала на заднем сидении, когда водительское и пассажирское сидения занимала моя охрана — двое внушительного размера мужчины в строгих черных классических костюмах, один взгляд которых заставит провинившегося перед ними откопать себе могилу собственноручно. Так по мнению Джексона я под защитой.
Спустя два часа езды меня привезли на кладбище. Мне открыли дверь и помогли выйти. Вокруг пустота, ни единой живой души. Есть лишь огромное кладбище, вокруг которого пустошь. Здесь свободно гуляет холодный осенний ветер. Я автоматическим действием натянула воротник своего черного длинного пальто, стараясь защититься от внезапного холода.
Охрана шла впереди меня, зная местоположение захоронения моих родителей. Я как послушница шла позади, изредка осматриваясь по сторонам. Множество гранитных и мраморных камней на зеленом газоне. Если бы не имена, выгравированные на них, можно было подумать, что это обычные камни без какого-либо смысла. Но зная, что этими камнями отмечены умершие и осознавая их количество — огромное множество, — на душе внезапно зарождается некая тревога и печаль. Прогуливаясь вот так по кладбищу, приходит осознание своей бесполезности и понимание,
