от своего достоинства. — И только такие монстры как Вы можете бессовестного разломать эти принципы ради своей паршивой выгоды. Мне искренне жаль девушку.
Я вздохнул, делая вид, будто огорчен.
— Да, но увы, ты ничем не можешь ей помочь. Тогда для чего эти громкие слова? Чтобы отчистить совесть?
— Какой же ты отвратительный.
— Охрана. Проводите доктора до выхода, она сама не справится. И помните, доктор, о нашем уговоре.
Один из охраны взял ее за руку, но она тут же ее вырвала из его слабой хватки и гордо зашагала сама.
Наши дни.
Алиса спрашивала меня о ней, но стоило сделать ей препарат два раза, как она забыла о существовании доктора, который когда-то помогал ей улыбаться счастливо и искренне.
Впрочем, Анна повторила судьбу психотерапевта, поскольку Алиса видела в ней подругу.
Я сел на край кровати и пальцами прошелся по ее нежной щеке. Сколько всего гнусного, непростительного и преступного я совершил из-за нее.
Создал запрещенный препарат.
Убил двух людей, подстроив аварию.
Сжег целый отель, только бы выманить ее из безопасного места, который еще и добавлял ей сил.
Тысячи угроз, которые проронили мои уста.
Мне необходимо, чтобы она была одна. Чтобы не было ни одного покровителя и защитника. Чтобы она чувствовала себя беззащитной и ненужной этому миру.
Никчемной.
Ошибкой природы.
Только я должен быть рядом — личный Потрошитель ее внутреннего стабильного мира. Садист, который сводит ее с ума медленно и с блаженством.
Я наклонился ближе к ее лицу.
— Когда мне надоест играться с тобой, то я просто убью тебя, но точно не позволю быть счастливой. Твоя жизнь зависит от меня. Каждый твой день зависит от меня и только мне решать, как ты его проживешь. Чтобы позже обо всем забыла, а я мог повторить содеянное.
Я сжал ее горло. Мое лицо исказилось от ненависти.
— Ненавижу тебя.
Я опускаю взгляд на ее бледные губы и мной овладевает едва подвластное контролю желание накрыть их своими. Я сглатываю и делаю все возможное, чтобы вызвать отвращение, вспоминая то самое ее холодное отношение ко мне и возвышенный взгляд, которым она втаптывала меня в грязь. Эти губы стоит разбить в кровь, а в прекрасные медовые глаза воткнуть иглы и наслаждаться ее криком, подчеркивающий ее адскую боль.
Ненависть потрошит мое сердце, которое давно уже превратилось в черный бесценный орган. Я заставлю ее страдать за то, что она пренебрегла мной. Она заплатит за то, что сделала из меня безжалостного изверга, который не пожалеет даже ребенка. Во мне ни осталось ни одного светлого чувства. Сплошной мрак, разъедающий мою душу по кусочкам.
Я бы любил ее как принц из сказки, но она выбрала иную судьбу. Она создала ситуацию, при которой я ненавижу ее до дрожи в нервах и готов разорвать на части. Из кожи вон лез, только бы она заметила мою любовь к ней. Ее холод и отрешенность подтолкнули меня к непоправимому поступку.
— Ты сама во всем виновата.
Алиса
Каждый человек во что-то верит. Или в кого-то. Верит именно в то, к чему он сможет обратиться, когда навещают тоска, безнадежность, подавленность. Когда все вокруг становится невыносимым и бессмысленным. Каждому необходима некая незримая поддержка, до которой нельзя прикоснуться, но ты чувствуешь, ты уверен, что она существует в твоей жизни.
У кого-то эта поддержка — Бог. Человек верит в него и разговаривает, изливая душу, подняв полные отчаяния глаза к небу.
У кого-то это умерший родственник — человек разговаривает с ним, так же подняв глаза к небу и уверен в том, что он или она слышит его.
Изливая чему-то незримому свою душу, становится как-то легче. Срабатывает некое сильное внушение, когда мозг с удовольствием абстрагируется от проблем и верит в призрачное спасение. Каким-то образом действительно начинаешь чувствовать поддержку. Это не подвластно объяснению.
В итоге человек сам выходит из любого дерьма, если он этого сильно захочет. А он захочет и ради того, чтобы доказать своему «собеседнику», оказывающий молчаливую поддержку, что он сможет.
А кто-то верит в себя. И, как мне кажется, это самый лучший и твердый выбор.
Я стараюсь верить в себя, в свои возможности. Пытаюсь найти в себе силу, некий стержень, который поможет мне вынести все удары судьбы. Я должна верить в себя и самостоятельно вывести себя из лабиринта, в котором оказалась пять лет назад. Я обязана найти выход, где точно наткнусь на свое прошлое.
Я слишком долго убеждала себя в том, что мое прошлое в моем настоящем будет бесполезным, и я зря трачу силы на поиск воспоминаний, которые очень тяжело откопать из глубоких ям, старательно засыпанные…кем-то.
Я поднимаю глаза со своей тарелки с завтраком, который ковыряю вилкой уже около десяти минут, на своего супруга. Он с аппетитом уплетает еду, сидя напротив меня, и даже ни разу за все время приема пищи не взглянул на меня.
Снова опускаю глаза и сглатываю, заново проваливаясь в свои раздумья. После того, как в меня пускают препарат с неизвестным мне содержимым, первые три дня я чувствую себя амебой. То есть я ничего не хочу, мне нравится моя жизнь, я не желаю ни о чем думать, все вокруг кажется дотошно идеальным. А потом эйфория исчезает, и я начинаю анализировать свою жизнь, просыпается внутренний голос, который убеждает меня в том, что я не должна зависеть от Джексона и обязана с чего-то начать. Вся обстановка, окружающая меня, это не то, что может меня удовлетворить. Это не та атмосфера, в которой я хочу жить. Просыпается сильное предчувствие, что я чего-то упускаю, что-то важное, что-то необходимое мне, как воздух…
Но самое поганое предчувствие, которое я пыталась подавить, — это возникновение ощущения, что Джексон меня обманывает и искажает мое прошлое. Тогда откуда у меня такое рвение вспомнить все самостоятельно и перестать наедаться его рассказами? Недоверие?
Спустя пять лет жизни с ним я задумалась об этом. Может эти предчувствия появились именно сейчас потому, что за пять лет жизни с ним, я поняла, что хочу иной жизни? Я поняла, что не люблю его и не хочу смотреть на него, не то что принимать его касания.
Как же гнусно это звучит в моей голове и совесть тут же откликается внутри меня. Джексон сделал все, чтобы я выжила. Без него неизвестно, что бы было со мной.
Рядом с ним в тебе горит чувство вины. Почему ты, мать твою, изводишь