Первую остановку, всего через пару часов езды, они сделали на стоянке домов на колесах в Фолл-Сити — последний известный адрес Облачка. Но тут они узнали, что ее мать куда-то переехала с неделю назад, а нового адреса для пересылки корреспонденции пока не сообщила. Мужчина, с которым они говорили, полагал, что Облачко перебралась в кемпинг в Иссакуа.
Следующие шесть часов они переезжали с одного места на другое, следуя советам, которые давали им разные люди. Талли, Джонни и оператор, который не зря назывался Толстым Бобом, в каждом месте снимали разговоры Талли с обитателями кемпингов и различных коммун. Несколько человек были знакомы с Облачком, но никто точно не знал, где ее искать. Из Иссакуа они направились в Клее-Элем, оттуда — в Элленсбург. Мара не отходила от Талли, смотрела ей в рот, жадно ловя каждое слово.
Они как раз заканчивали довольно поздний ужин, когда позвонил Фред и сообщил, что последний отправленный матери Талли чек был обналичен в банке на острове Вашон.
— Мы могли бы быть там через час, — пробормотал Джонни.
— Думаешь, мы ее найдем? — спросила Талли, помешивая в чашке кофе. Впервые за целый день они остались вдвоем. Толстый Боб был в фургоне, а Мара отлучилась в туалет.
Джонни внимательно посмотрел на нее:
— Я думаю, что мы не можем заставить людей любить нас.
— Даже родителей?
— Особенно родителей.
Талли снова ощутила прежнюю связь Джонни, вспомнила, что у них обоих было одинокое детство.
— Как это, Джонни, когда тебя любят?
— Это ведь не тот вопрос, который ты хотела задать. Тебе интересно, как это — любить самой. — Джонни одарил ее своей прежней мальчишеской улыбкой. — Кого-то кроме себя, конечно.
Талли откинулась на спинку стула.
— Мне нужны новые друзья.
— Я не отступлю, ты же знаешь. И надеюсь, что все сложится для тебя хорошо. Ты уже втянула меня в эту историю, мы все будем снимать на камеру. Так что, если хочешь отступить, сейчас самое время.
— Ты сможешь меня защитить.
— Именно в этом я и пытаюсь тебя разубедить, Талли. Я не стану тебя защищать, я сделаю этот репортаж. Как ты когда-то в Германии.
Талли поняла, о чем говорит Джонни. Дружба кончается там, где начинается мир новостей. Это аксиома журналистики.
— Хотя бы постарайся снимать меня слева. С этого ракурса я выгляжу лучше всего.
Джонни, улыбнувшись, расплатился по счету.
— Пойдем найдем Мару. Если поторопимся, успеем на последний паром.
Но последний паром они пропустили. И им пришлось заночевать в трех номерах обшарпанной гостиницы около пристани.
На следующее утро Талли проснулась с головной болью, которую не помогло снять никакое количество аспирина. Все же она тщательно оделась, накрасилась и съела завтрак в жуткой закусочной с плохо вымытой посудой, которую по необъяснимой причине порекомендовал ей Толстый Боб. К девяти утра они уже были на пароме на пути на остров Вашон, в коммуну, занимавшуюся выращиванием ягод.
Каждую милю их пути, каждую беседу Талли фиксировала камера. Разговаривая с операционистами в банке, где был обналичен ее последний чек, показывая им старую, потертую фотографию матери, единственную, которая у нее была, Талли неизменно улыбалась.
Было почти десять, когда они остановились у вывески «Саншайн Фармз». И тут самообладание изменило Талли.
Коммуна была похожа на все остальные, которые ей приходилось видеть: большие площади засаженных фермерских угодий, потрепанные люди, одетые в современные варианты рубищ и власяниц, ряды туалетных кабинок. Единственное, что отличало эту коммуну от других, — это жилье. Здесь люди жили в куполообразных палатках, которые называли юртами. Вдоль реки стояло около тридцати таких юрт.
Джонни припарковал фургон на стоянке и вышел наружу. Толстый Боб тоже вышел, сначала резко распахнув дверь, потом с шумом ее захлопнув.
— Тетя Талли, с тобой все в порядке? — озабоченно спросила Мара.
— Выходи, Мара, — сказал дочери Джонни. — Иди за мной.
Талли понимала, что все ждут ее, но не могла заставить себя выйти из машины. Людям все время приходилось ее ждать — одна из прихотей всех знаменитостей.
— Ты сможешь сделать это, — сказала Талли испуганной женщине в зеркале заднего вида.
Она потратила столько времени, заковывая в броню свое сердце, а теперь целенаправленно сдирала ее, обнажая самое уязвимое место. Но разве у нее есть выбор? Если у нее и у ее матери есть хотя бы один шанс, кто-то должен сделать первый шаг.
Талли наконец открыла дверь фургона и спрыгнула на землю.
— Мы находимся в коммуне «Саншайн Фармз». Нам сказали, что моя мать жила здесь почти неделю, хотя она еще не выслала адрес моему адвокату, и я не знаю, планирует ли она здесь задержаться.
Талли подошла к длинному ряду столов под деревянными навесами, где несколько женщин продавали свою продукцию. Ягоды, джемы, сиропы, ягодные масла и поделки в стиле Холи Хобби.
Никого, казалось, не заинтересовало, что их снимают на камеру.
— Я — Таллула Харт, и я ищу эту женщину. — Она показала фотографию матери.
Толстый Боб встал слева от нее.
— Облачко, — без улыбки сказала одна из женщин.
Сердце Талли подпрыгнуло в груди.
— Да.
— Ее уже здесь нет. Ей не нравилось, что здесь приходится много работать. Последнее, что я слышала, что она подалась в Малберри. А что она сделала?
— Ничего. Она — моя мать.
— Она говорила, что у нее нет детей.
Талли понимала, что камера запечатлела ее реакцию — гримасу боли, отразившуюся на лице.
— Это неудивительно. Так как нам попасть в Малберри?
Пока женщина объясняла дорогу, Талли почувствовала нарастающее беспокойство. Она отошла в сторону, чтобы побыть немного наедине с собой. Джонни неслышно подошел к ней.
— С тобой все в порядке? — спросил он как можно тише, чтобы звук не записался на камеру.
— Я боюсь, — прошептала Талли, поднимая на него глаза.
— Все будет хорошо, она больше не сможет причинить тебе боль. Ведь ты — Таллула Харт, помнишь?
Именно этого и не хватало Талли. Она улыбнулась, вдруг почувствовав себя сильной, развернулась и посмотрела прямо в камеру. И даже не посчитала нужным смахнуть с глаз слезы.
— Но я по-прежнему хочу, чтобы мама меня любила, — тихо сказала она. — Поехали.
Все забрались обратно в фургон и выехали на шоссе. Возле Милл-Роуд они свернули налево и ехали по ухабистой гравийной дороге, пока впереди не показался бежевый передвижной дом. Он стоял на каких-то блоках посреди поля, окруженный ржавыми, сломанными автомобилями. Неподалеку лежал на боку холодильник, рядом с ним — сломанное кресло-качалка. К забору были привязаны три питбулля. Когда фургон остановился около дома, собаки стали отчаянно лаять и рваться с привязи.
