– Гадкий, гадкий мальчишка! – кричу я, но это бесполезно, он не может остановиться, поэтому я просто наблюдаю за процессом. Его нижняя губа как-то странно прижата к зубам, отчего на морде проступает жалкая, неуловимо похожая на усмешку Элвиса гримаса, которая может показаться враждебной, но я знаю, что это стыд. “Ладно, ничего страшного”, – говорю я ему. Когда он заканчивает, я кое-как стаскиваю себя с постели, раздеваюсь, сдираю с кровати простыни, одеяло, чехол для матраса, одновременно мысленно составляя список дел, которые позволят мне встать на правильный путь.
1. Выпить воду комнатной температуры с лимоном.
2. Связать шарф. Длинный узкий шарф. Нет, короткий узкий шарф. Нет, шарф-воротник, то есть совсем-совсем короткий шарф.
3. Вывести Джампо на прогулку быстрым шагом: минимум 30–45 минут без темных очков, пожалуй в майке с большим вырезом, чтобы впитать как можно больше витамина Д через сетчатку и нежную кожу на груди.
4. Высадить во дворе лимонную вербену, чтобы начать пить травяной чай и чувствовать себя очищенной и элегантной (при условии, что: 1. лимонная вербена еще жива после того, как я купила ее месяц назад и с тех пор не поливала и не пересаживала; 2. я буду в состоянии наклониться к грядке без того, чтобы меня стошнило).
5. Постирать.
6. Приготовить соус болоньезе, томить его на плите целый день, чтобы семья пришла и ощутила неподражаемый запах домашней еды. 7. Попеть, а если не смогу петь из-за тошноты, то посмотреть “Звуки музыки” и вообразить себя Лисель.
8. Вспомнить, как ощущаешь себя накануне семнадцатилетия.
Очень хороший список – плохо только, что ни одного пункта я не выполняю. Вместо этого я составляю другой список – вещей, которые я ни в коем случае не должна делать и тут же начинаю делать их все по очереди.
1. Загрузить стиральную машину, но забыть ее включить.
2. Съесть восемь орехово-шоколадных мини-печений “Риз”, уговаривая себя, что они в два раза меньше обычных.
3. Съесть еще восемь.
4. Положить лавровый лист (потому что лимонная веребена явно скончалась) в кипяток и заставить себя выпить целую кружку.
5. Почувствовать себя очень хорошо, потому что эти листья сорваны мной во время прогулки в Тилден-парке и затем высушены на солнце (ну хорошо, в сушилке), но я бы обязательно высушила их на солнце, если бы не забыла в кармане куртки, а потом не постирала бы вместе с ней.
6. Почувствовать себя очень хорошо, потому что теперь я настоящий собиратель-натуралист.
7. Обдумать новую карьеру собирателя и поставщика лаврового листа в лучшие рестораны Залива Сан-Франциско. Пофантазировать, как моя фотография с банданой на голове и плетеной корзиной со свежими лавровыми листьями в руках появится в ежегодном кулинарном номере “Нью-Йоркера”.
8. Прогуглить “калифорнийский лавровый лист” и обнаружить, что в кулинарии используется исключительно средиземноморский лавровый лист, и хотя листья калифорнийского лавра не ядовиты, использовать их в пище не рекомендуется.
9. Выйти в Сеть и перечитывать свою переписку с Исследователем-101, пока не вычитаю все, что можно прочесть между строк и не извлеку все возможное удовольствие из каждого его слова.
10. Выбившись из сил, заснуть в шезлонге на солнышке рядом со свернувшимся в клубок Джампо.
– От тебя страшно несет алкоголем. Он сочится из твоих пор.
Я с трудом открываю глаза и вижу склонившегося надо мной Уильяма.
– Принято как-то предупреждать человека, когда видишь, что он спит, – говорю я.
– Человек не должен спать в четыре часа дня, – парирует Уильям.
– Может, сейчас подходящий момент, чтобы сказать вам, что я хотел бы поменять школу и с осени поступить в Тихоокеанскую хоровую академию для мальчиков? – спрашивает Питер. Они с Зои тоже вышли на веранду.
Я поднимаю брови и посылаю Уильяму взгляд “видишь-я-говорила-что-наш-сын-гей”.
– С каких это пор тебе нравится петь? – спрашивает Уильям.
– Тебя что, дразнят? – спрашиваю я. При мысли, что над ним могут издеваться, кортизол разливается по всему моему телу.
– О боже, мам, да от тебя воняет, – говорит Зои и с отвращением машет рукой.
– Спасибо, твой папа мне уже об этом сообщил. Где вы целый день пропадали?
– Мы с Зои болтались по Телеграф-авеню, – говорит Питер.
– Телеграф-авеню? Вы двое? Вместе ?
Зои и Питер обмениваются хитрыми взглядами. Зои пожимает плечами:
– Ну и что?
– А то, что там небезопасно, – говорю я.
– Почему, из-за всех этих бездомных? – спрашивает Зои. – Так вот, имей в виду, что наше поколение уже постбездомное.
– Что это значит? – спрашиваю я.
– Это значит, что мы их не боимся. Нас воспитали так, что мы не стесняемся взглянуть бездомным людям в глаза.
– И помогать им попрошайничать, – добавляет Питер.
– Ну, а ты где был, пока наши дети просили милостыню на Телеграф-авеню? – спрашиваю я Уильяма.
– Я не виноват. Я высадил их в Маркет-холле в Рокридже. Там они сели на автобус до Беркли, – объясняет Уильям.
– Педро спел оду “К радости” на немецком. Мы заработали для одного типа двадцать баксов! – говорит Зои.
– Ты знаешь оду “К радости”? – удивляюсь я.
– На Ютубе есть канал, называется “Вы можете исполнять Бетховена на немецком”, – говорит Питер.
– Уильям, мне начинать с картошки? – кричит с кухни Кэролайн.
– Я помогу, – говорю я, пытаясь выбраться из шезлонга.
– Не нужно. Оставайся здесь. Мы сами справимся, – говорит Уильям, исчезая в доме.
Наблюдая, как все суетятся на кухне, я начинаю думать, что никогда человек не одинок так, как после полудня в воскресенье. Со вздохом открываю ноутбук.
Джону Йоссариану нравится Швеция 3 часа назад
Люси Певенси
Нуждается в своем волшебном напитке, но, кажется, куда-то его подевала.
3 часа назад
А вот и вы. Смотрели под сиденьем у себя в машине, Жена-22?
Нет, но я смотрела под сиденьем саней Белой Колдуньи.
А что делает волшебный напиток?
Исцеляет все болезни.
Ага, ну конечно. Вы заболели?
У меня похмелье.
Сочувствую.
У вас в роду были шведы?
Не могу раскрывать эту информацию.
Ну хорошо, вы можете хотя бы сказать, что вам нравится в Швеции?
Ее нейтралитет. Это безопасное место, чтобы переждать войну, то есть, если кто-то воюет, конечно.
Вы воюете?
Возможно.
Что значит “возможно” воюю? Разве это не очевидно?
Война не всегда очевидна, особенно если это война с самим собой.
Какого рода войны можно вести с самим собой?
Война, в которой одна часть тебя считает, что ты переходишь границу, а другая думает, что граница сама умоляет, чтобы ее перешли.
Исследователь-101? Вы называете меня попрошайкой?
Категорически нет, Жена-22.
Вы называется меня границей?
Может быть.
Границей, которую вы готовитесь переступить?
Прикажите мне остановиться.
Жена-22?
Вы швед.
Почему вы так решили?
Потому что иногда вы употребляете слово “ага”.
Я не швед.
Ну, значит, канадец.
Уже лучше.
Вы выросли на ранчо в Южной Альберте. В три года умели ездить верхом; учились по утрам дома вместе с четырьмя братьями и сестрами, а после полудня пасли коров вместе с детьми из гуттеритской общины [52] , которые жили неподалеку.
Как я соскучился по своим друзьям-гуттеритам.
Вы были старшим ребенком, поэтому на вас возлагали большие надежды, в том числе на то, что вы вырастете и будете управлять ранчо. Вместо этого вы поступили в колледж в Нью-Йорке и приезжали домой только раз в год, чтобы помочь клеймить молодняк. На это мероприятие вы привозили всех своих девушек, чтобы произвести на них впечатление и шокировать их. Ну и заодно чтобы они оценили, как здорово вы смотритесь в ковбойских сапогах.
Они до сих пор у меня сохранились.
Ваша жена влюбилась в вас, когда увидела, как вы садитесь на лошадь.
Вы телепат?
Вы давно женаты. Возможно, ей уже не интересно смотреть, как вы взбираетесь на лошадь, хотя по моим представлениям, такое зрелище никогда не надоедает.
По этому пункту у нас с вами нет разногласий.
Вы: не бледный и одутловатый, не азартный игрок, не играете в гольф, не тупица, не поправляете других, когда они неправильно употребляют слова, не презираете собак.
Тоже никаких возражений.
Продолжайте.
Продолжать в каком смысле, Жена-22?
Переходить мою границу.
