– Рвется собирать виноград.
Я хотела ответить, что Бобби обо всем позаботится. Однако это ничего бы не изменило: отец пожелал бы убедиться самолично.
– Папа пытался рассказать мне об инфаркте, но я не услышала.
– Наверное, так рассказывал.
И все же я чувствовала себя виноватой, потому что не ощутила неким шестым чувством, что здесь происходит. Потому что была далеко.
– Не надо.
– Чего не надо? – спросила я, поднимая на маму глаза.
– Не говори, что всему виной продажа виноградника. Дело в другом, и папа хотел, чтобы ты это поняла. Инфаркт повторился, потому что он не продал землю раньше.
Я кивнула. Похоже, она права. Отец отдал винограднику все, что мог; пришла пора отдать себя чему-то другому. Я больше не собиралась спорить с ним об этом. Я больше не собиралась спорить с ним ни о чем.
– Папа сказал, что это подходящее завершение, – снова заговорила мама.
– Для вечеринки в честь последнего урожая?
– Для вечеринки в честь последнего урожая. – Она наклонилась ко мне и добавила: – Похоже, в домике винодела кто-то оставил что-то на плите…
Мама со смехом покачала головой. А что ей еще оставалось? Среди событий этой ночи пожар – не главное. А главное вот что: она выглядела счастливой. Гораздо счастливее, чем полагается в больнице. Гораздо счастливее, чем была в последнее время – с тех пор, как я вошла в дом в свадебном платье и увидела ее, укутанную в полотенце. Казалось, с того момента минула целая жизнь.
На мамином лице отразилось понимание того, что она должна сделать. Она должна оставить Генри, если хочет заново начать жизнь с моим отцом.
Мама опустила взгляд.
– Генри – хороший человек. Я забыла об этом упомянуть, когда объясняла, как чувствую себя рядом с ним. Однажды я расскажу тебе всю историю.
– А как она заканчивается?
Мама немного помолчала.
– Я остаюсь с твоим отцом. В конце истории я остаюсь с твоим отцом.
Я облегченно перевела дыхание.
– Тогда детали неважны.
– Еще как важны, – возразила мама. – Именно общая картина сбивает нас с толку.
Где здесь детали? И где общая картина? Общая картина такова: маме приходилось чем-то жертвовать. Нам всем приходится, не так ли? У нее жертв накопилось слишком много. Но теперь она пыталась забыть о них во имя того, что получила взамен.
– Бен очень хочет тебя понять, – снова заговорила мама. – Я не утверждаю, что это ему удается. Но главное, он не оставляет попыток. Иногда нужно просто вспомнить, что мужчина старается, как может.
Бен всегда знал, что мне нужно и чего я хочу – иногда даже раньше меня самой. Но потом я вспомнила обо всем, что так долго скрывал мой жених: о Мэдди, о чувствах Мишель к нему и о его чувствах к ней. Он практически вел двойную жизнь. Если бы Бен по-настоящему меня знал, он бы понял: в моей новой семье мне больше всего нужно то, что я ценила в старой. Да, мы с родными спорили, ссорились и принимали неверные решения, однако на первое место мы всегда ставили друг друга. А Бен поступил наоборот.
Мама указала на огромный пакет.
– Джейкоб оставил перед дверью в папину палату. Понятия не имею, как он туда проник. Да это и неважно.
Она открыла пакет.
– Хотел, чтобы папа ни в чем не нуждался, и, естественно, привез кучу ненужных вещей. – В качестве примера мама продемонстрировала мне коробочку лакричных конфет. – Чего еще ждать от мужчины? Старается, как может!
Она обняла меня за плечи.
– Давай поедем домой. Готова проспать пять дней подряд. Но вернуться я должна через пять часов, поэтому тем более нужно отдохнуть.
Я кивнула. Вот что я могу сделать для отца: отвести его жену домой и проследить, чтобы она как следует выспалась.
– Фу… Последний раз я чувствовала себя так погано, когда была беременна тобой.
– Не расскажешь, что шепнул тебе папа – там, на сцене?
– Думаешь, дело в этом? Думаешь, все настолько просто?
– Просто любопытно.
Мама заправила волосы за уши, размышляя, рассказать или нет. Наконец она улыбнулась и ответила:
– Он повторил те слова, которые произнес, когда сел в мой желтый «Фольксваген-Жук».
– А именно?
– «Куда же мы с тобой отправимся?»
Мама вытащила из коробки лакричную палочку и откусила. Потом встала со скамейки, взяла пакет, и мы вышли из больницы.
– Придется купить тебе новый шатер, – заметила она.
Я растерянно посмотрела на нее. Мама закатила глаза, словно не могла поверить, что приходится объяснять прямым текстом.
– Новый шатер для свадьбы. Старый испортил дождь. Дождь, ветер и все остальное, что якобы должна выдержать парусина.
Мама прижалась головой к моей груди, будто слушала биение моего сердца. Будто хотела проверить, как оно отзовется на ее слова.
– Только не сегодня, – добавила она. – Сегодня все уже закрыто.
Вернувшись домой, я первым делом направилась к домику винодела. Задняя стена полностью сгорела, а на полуразрушенном крыльце отдыхал Бобби. Сидел один и пил пиво. В шесть часов утра.
Бобби даже не взглянул на меня. Он смотрел на виноградник. Солнце еще не взошло, на холмах лежал туман, а лозы были покрыты изморозью.
Взгляд у брата был остекленелый и рассеянный – взгляд человека, который не спал всю ночь.
– Садись, раз уж пришла, – сказал он. – Еще осталось полбутылки пива, да и крыльцо, похоже, все-таки не развалится.
Бобби подвинулся и протянул мне бутылку. Я села и сделала глоток.
– Длинная была ночь, – вздохнул он. – Мы собрали только половину винограда, и только половина из него годится в дело.
– Могло быть и хуже.
– Но могло быть и лучше. Мама вернулась?
– Да. Пошла спать.
– Хорошо. Она, наверное, совсем вымоталась.
Я хотела отпить еще, но Бобби отобрал у меня бутылку. Тут-то я и заметила, что пальцы у него заклеены лейкопластырем. Брат глянул на свою руку и пожал плечами.
– Нужно же с чего-то начинать, верно?
Он хлебнул пива и снова повернулся к винограднику. Утренний полусвет завораживал. Казалось, с каждым днем виноградник становится все прекраснее. Не в этом ли особый дар, который преподносит родной дом? Ты смотришь на него одними и теми же глазами, но в нужный момент он показывает, как ты менялся, пока жил здесь. Как он помогал и до сих пор помогает тебе найти самого себя.
– Маргарет уехала буквально несколько минут назад. Решила вернуться с детьми в Сан-Франциско. Мальчики спали, я помог погрузить их в машину. Они даже не шелохнулись. В этом мы с Маргарет настоящие профи. Удивительно, сколько умения тут требуется.
Я отпила пива – просто не знала, что сказать, и не хотела расстраивать брата еще сильнее.
Бобби снова взял у меня бутылку.
– Прежде чем Маргарет уехала, мы поговорили. Решили, что я пока останусь с родителями. Хотим немного пожить отдельно и попытаться вспомнить, как хорошо нам было вместе. По крайней мере, план таков.
Если бы Бобби не забрал у меня бутылку, я бы сама ее отдала, чтобы он мог хоть чем-то себя занять.
– Ну и кашу я заварил!
– Не надо себя винить.
– А что еще мне остается?
– Пить? – предположила я.
Брат улыбнулся и сделал еще глоток.
– Маргарет в чем-то права. Я действительно перестал уделять ей внимание. Перестал делать то, что делают для любимого человека. Потому что устал. Потому что всегда находились какие-то дела.
Бобби немного помолчал.
– Подобное не происходит в один момент. Подобное происходит медленно. Нужно быть начеку. Нельзя воспринимать любимого человека как нечто само собой разумеющееся. И не только потому, что он заметит. Ты сам заметишь и истолкуешь это превратно.
– Как же?
– Подумаешь, что тебе и правда все равно.
У брата был такой вид, словно он потерял все. Изменилось бы что-нибудь, если бы Маргарет увидела его сейчас?.. Бобби проявлял свою любовь так, что Маргарет ее не чувствовала. И все же он ее любил. Разве это ничего не значит? Разве стараний, пусть неуклюжих, недостаточно, чтобы удержать двух людей вместе? Особенно когда иначе они могут решить, что проще расстаться?
– Я зол на нее. От этого никому не легче, но я зол и на нее, и на него.
– Я тоже.
– От этого тем более никому не легче.
Я придвинулась ближе.
– Что ты собираешься делать?
– Загладить свою вину, если сумею. Простить Маргарет, если сумею. Помочь ей простить меня. Как-то так.
– Отличный план.
– А у меня есть выбор? – Бобби поставил бутылку на крыльцо и потер руки. – Нельзя ломать семью, не попытавшись ее сохранить.
Я обомлела: брат, который вечно говорил что-то не то, неожиданно сказал нечто ужасно важное. Его слова эхом отдавались в том месте, которое опустело, когда я увидела Бена из окна ателье. Вместе с Мэдди. Вместе с Мишель.
– Спасибо! – воскликнула я и порывисто обняла брата.
– За что? – удивился он.
– Я не знала, что мне делать с Беном, а твои слова расставили все по местам. Спасибо.
– Если ты не дура, выходи за него.
