– Можешь нежничать, пока не наберешь еще пять фунтов или один дюйм, смотря что раньше.
– Почему пять фунтов или дюйм?
– Потому что потом это уже будет неприлично.
Питер на мгновение замолкает.
– Ох, – мягко вздыхает он и треплет меня по руке точно так же, как когда еще только учился ходить.
Удивительно, до какой степени он был настроен на мою волну, когда был маленьким; иногда это даже утомляло. Едва у меня на лице появлялось выражение озабоченности, как он тут же подбегал: “Мамочка? Все хорошо, мамочка, все хорошо, – серьезно говорил он. – Хочешь, я тебе спою?”
– Мне тоже будет этого недоставать, родной мой, – говорю я. – Но всему свое время.
– Но мы же сможем смотреть фильмы вдвоем, лежа на диване?
– Ну конечно. Я уже выбрала следующий. “Омен”. Тебе понравится момент, когда все звери в зоопарке сходят с ума.
Некоторое время мы молча лежим.
Что-то важное подходит к концу. Я кладу руку на грудь, как будто это поможет моему сердцу не разорваться.
Люси Певенси добавила свою фотографию профиля
Миленькое платье, Жена-22.
Вы так считаете? Я надену его на свою коронацию. Ходят слухи, что скоро я буду коронована как Королева Люси Отважная.
Меня пригласят на коронацию?
Посмотрим.
На что?
У вас есть подходящий костюм? Например, бархатная мантия, желательно лазурная?
Мантия есть, но красно-коричневая. Подойдет?
Думаю, да. Моя лучшая подруга хочет, чтобы я была ее почетным свидетелем.
Ага, так это было платье свидетельницы.
Скажем, это то, во что она хотела бы меня одеть. Ну, не именно это платье, но что-то похожее.
Может, вы слегка преувеличиваете?
Вам никогда не приходило в голову, что брак сродни уловке-22? Те самые черты, которые вначале так нравились вам в вашем супруге – его таинственность, задумчивость, закрытость, молчаливость – то, что очаровало вас вначале, двадцать лет спустя способно довести вас до отчаяния?
Я слышал подобные жалобы от других респондентов.
А сами вы когда-нибудь чувствовали нечто похожее?
Не могу раскрывать эту информацию.
Пожалуйста. Раскройте что-нибудь, Исследователь-101. Что угодно.
Не могу перестать о вас думать, Жена-22.
77. Диктатура, при которой диктатор сменяется каждый день. Не уверена, что демократия возможна.
78. Что ж, многие люди здесь, на Земле, в XXI веке верят в концепцию единственной настоящей любви , и если они верят, что нашли единственную настоящую любовь , это часто ведет к браку. Этот институт может показаться вам глупым. Возможно, ваш вид настолько обогнал нас в развитии, что на каждом жизненном этапе у вас новый партнер: первая влюбленность, женитьба, рождение детей, их воспитание, “опустевшее гнездо” и медленная, но, хочется надеяться, безболезненная смерть. Если дело обстоит именно так, то единственная настоящая любовь вообще не при чем, но я в этом со мневаюсь. Вероятно, вы просто называете ее как-то иначе.
79. Мне кажется, что все мы проходим один и тот же путь: сначала занимаемся реквизитом, потом играем в массовке, потом переходим на вторые роли, затем на главные, и наконец каждый оказывается одним из безликих ценителей и наблюдает за действием из темноты зрительного зала.
80. Дни, недели, месяцы взглядов и неразделенного желания.
81. Жить на вершине горы в домике с кроватью, застеленной лоскутным одеялом, и свежими цветами на столе, которые меняются каждый день. Я ношу длинные белые кружевные платья и сапожки со шнуровкой в стиле Стиви Никс. Он играет на гитаре. У нас сад, собака и четверо прелестных детей, которые строят на полу башенки из кубиков, пока я готовлю куриный пирог.
82. Она нужна вам как воздух.
83. Дети. Дружеское общение. Невозможность жизни без этого.
84. Возможность жизни без этого.
85. Вы сами знаете ответ.
86. Да.
87. Конечно!
88. В чем-то – да, а в чем-то – нет.
89. Изменить. Солгать. Забыть обо мне.
90. Дорогой Уильям, помнишь, мы ходили в поход в Белые горы [61] ? В первый день мы совершили большую часть перехода. Мы планировали переночевать, утром встать пораньше и дойти до ущелья Таккермана. Но ты слишком много выпил, и утром у тебя было убийственное похмелье – такое, от которого спасает только сон. Поэтому ты снова залез в спальный мешок, а я отправилась к Таккерману без тебя.
Ты проснулся, когда было уже далеко за полдень. Посмотрел на часы и сразу понял, что дело плохо; я должна была вернуться через два часа, а отсутствовала уже шесть, и ты примерно догадывался, что случилось – я сбилась с пути. Я всегда терялась. В то время как ты всегда знал правильную дорогу. Но ты не шел со мной рядом, я растерялась и безнадежно заблудилась.
Итак, это было давно. До “Америки онлайн”. До мобильников. До поиска, кликанья, блуждания в Сети и добавления в друзья еще оставались годы. Поэтому ты пошел искать меня старым способом. Ты звонил в колокольчик, ты звал меня по имени, и ты бежал. И в сумерках, когда ты наконец нашел меня, в слезах скорчившуюся под сосной, ты дал мне клятву, которую я никогда не забуду. Куда бы я ни зашла, как бы далеко меня ни отнесло, как бы долго я ни отсутствовала – ты придешь за мной и отведешь меня домой. Ничего более романтичного я никогда в жизни не слышала. Поэтому мне особенно трудно смириться с тем, что сейчас, двадцать лет спустя, мы опять блуждаем в поисках друг друга. Расточительное, бессмысленное блуждание. Как будто солнце только взошло и впереди целый день, чтобы добраться до Таккермана.
Прости, если это звучит как прощальное письмо. Я не уверена, что это прощание. Это, скорее, сигнал тревоги. Вероятно, тебе нужно взглянуть на часы. Вероятно, тебе нужно сказать себе: “Элис нет уже очень долго”. Вероятно, тебе нужно пойти и отыскать меня.
Э. Б.
Меня будит стук алюминиевых палок от палатки.
– Где твоя мама, хотелось бы мне знать? – доносится до меня снизу го лос Уильяма.
Больше всего мне хочется остаться в постели. Тем не менее благодаря мне сон придется отложить: мы отправляемся в кемпинг в Сьерра-Неваде. Я все организовала еще несколько месяцев назад. Тогда это казалось идиллией: спать под звездным небом в окружении сосен и елей. Укрепить связи и объединить семью. На несколько дней Кэролайн и Джампо получают дом в свое полное распоряжение.
– Будь оно проклято, – бушует Уильям. – Неужели никто не в состоянии нормально сложить палатку?
Я вылезаю из постели. Идиллией и не пахнет.
Часом позже мы уже в дороге и объединение семьи выглядит следующим образом: Уильям в наушниках слушает на айфоне последний роман Джона Ле Карре (кстати, то же самое слушаю и я в автомагнитоле, но Уильям говорит, что не может сосредоточиться, если не будет слушать отдельно); Питер играет на своем телефоне в “Энгри бердс”, время от времени восклицая “черт-те что” и “отстой”, а Зои яростно строчит эсэмэс – один бог знает кому. В таком духе проходят два с половиной часа, пока мы не поднимаемся на перевал и мобильная связь исчезает. Тут они словно просыпаются.
– Ух ты, деревья, – замечает Питер.
– Это здесь одни люди ели других? – спрашивает Зои, разглядывая лежащее внизу озеро.
– Ты имеешь в виду отряд Доннера [62] ? – говорит Уильям.
– Бедрышко или грудку, Зои? – спрашивает Питер.
– Ах, как смешно, Педро. Кстати, на сколько вообще рассчитана эта затея? – спрашивает Зои.
– У нас бронь на три ночи, – говорю я. – Но это же не работа. Это кемпинг. Никто не должен ничего делать. Мы едем отдыхать и расслабляться.
– Да, сегодняшнее утро было особенно расслабленным, Элис, – говорит Уильям, глядя в окно. В нем так же мало энтузиазма, как и в детях.
– Так там что, и мобильник ловить не будет? – спрашивает Зои.
– Не-а, мы как раз в мертвой зоне. Папа сказал, что в лагере может быть вай-фай, – говорит Питер.
– Э-э, он ошибся, извините. Там нет вай-фая, – сообщаю я.
Я сама только вчера это выяснила, когда подтверждала бронь. Потом я удалилась в спальню, где втайне испытала небольшой приступ паники при мысли, что целых 72 часа не смогу общаться с Исследователем-101. Сейчас я уже с этим смирилась.
С заднего сиденья слышатся тяжелые вздохи.
– Элис, ты мне этого не сказала, – говорит Уильям.
– Да, я никому не сказала, иначе бы вы не захотели ехать.
– Не могу поверить, что ты сама будешь без связи, – говорит мне Зои.
– Что ж, придется поверить, – говорю я. Перегнувшись через Уильяма, я бросаю телефон в отделение для перчаток. – Сдавайте сюда свои мобильники, детки. Уильям, ты тоже.
