– Что ж, придется поверить, – говорю я. Перегнувшись через Уильяма, я бросаю телефон в отделение для перчаток. – Сдавайте сюда свои мобильники, детки. Уильям, ты тоже.
– А если что-то срочное? – спрашивает Уильям.
– Я захватила аптечку.
– Срочность другого рода, – говорит он.
– Например?
– Например, нужно срочно с кем-нибудь связаться, – отвечает он.
– В этом-то весь смысл. Связаться друг с другом, – говорю я, – ВРЖ.
– ВРЖ? – спрашивает Уильям.
– В реальной жизни, – говорю я.
– Фи, какой ужас, что ты знаешь это сокращение, – говорит Зои.
Дети явно не способны занять себя – помечтать, поболтать, что-нибудь придумать без помощи гаджетов, и поэтому через пятнадцать минут засыпают. Они спят всю дорогу до кемпинга.
– И что теперь? – спрашивает Питер после того, как мы окончательно разместились.
– Что? А вот что, – говорю я, разводя руки в стороны. – Бегство от всего. Лес, деревья, река.
– Медведи, – добавляет Зои. – У меня месячные. Я останусь в палатке. Кровь действует на них как приманка.
– Какая гадость, – говорит Питер.
– Бабушкины сказки, – говорит Уильям.
– Вовсе нет. Они способны учуять кровь за несколько миль, – возражает Зои.
– Меня сейчас вырвет! – жалуется Питер.
– Давайте поиграем в карты, – говорю я.
Зои поднимает палец.
– Слишком сильный ветер.
– Тогда в шарады, – предлагаю я.
– Что? Ну нет! Еще не стемнело. Все будут на нас пялиться, – говорит она.
– Хорошо. Тогда как насчет того, чтобы сходить за ветками для костра? – спрашиваю я.
– Мам, у тебя бешеный вид, – говорит Питер.
– Я не бешусь, я думаю.
– Странно, когда ты думаешь, ты выглядишь так же, как когда бесишься, – говорит Питер.
– Лично я собираюсь вздремнуть, – говорит Зои.
– Я тоже, – подхватывает Питер. – От всей этой природы меня клонит в сон.
– Да и я слегка устал, – говорит Уильям.
– Делайте что хотите. Я спущусь к реке, – говорю я.
– Возьми компас, – советует Уильям.
– Да это всего в каких-то пятидесяти футах отсюда.
– Где? – спрашивает Питер.
– Вон там, за деревьями. Видишь? Где все купаются.
– Это река? Больше похоже на ручей, – говорит Зои.
– Такер, я не разрешаю тебе изображать утопленника! – слышим мы женский крик.
– Почему? – доносится в ответ детский голос.
– Люди решат, что ты умер.
– Мы проехали столько миль, чтобы купаться в ручье с сотнями людей? С таким же успехом мы могли пойти в городской бассейн, – говорит Питер.
– Ну вы и зануды! – бросаю я и иду прочь.
– Когда ты вернешься, Элис? – кричит мне вслед Уильям.
– Никогда! – отрезаю я.
Два часа спустя, обгоревшая и счастливая, я подбираю кроссовки и собираюсь идти обратно. Я устала, но это приятная усталость, какую чувствуешь, наплававшись в ледяной воде в жаркий июльский полдень. Я иду медленно, боясь разрушить чары. Время от времени меня одолевает странное чувство, будто все мои предыдущие “я” вдруг вернулись: десятилетняя, двадцатилетняя, тридцатилетняя и сорока-с-небольшим-летняя – все они одновременно дышат во мне и глядят моими глазами. Под босыми ногами хрустят сосновые иголки. От запаха жарящихся бургеров начинает урчать в животе. Я слышу слабый звук радио – Тодд Рандгрен, Hello It’s Me ?
Так странно не иметь при себе телефона. Еще более странно не быть постоянно начеку, в ожидании следующего удара – письма или статуса Исследователя-101. Вместо этого я чувствую опустошенность. Не тоскливую мрачность, но легкую, благословенную опустошенность, которая, знаю, исчезнет, как только я войду в лагерь.
Но все оборачивается иначе. Вместо этого я вижу, что мое семейство сидит вокруг стола для пикника и разговаривает. Разговаривает. Без всяких устройств, игрушек и даже без книг.
– Мамочка, – кричит Питер. – Ты в порядке?
Он не называл меня “мамочкой” как минимум год, если не два.
– Ты купалась, – говорит Уильям, заметив, что у меня мокрые волосы. – В шортах?
– Без меня? – говорит Зои.
– Я не думала, что ты захочешь пойти. Сегодня утром ты полчаса укладывала волосы.
– Если бы ты предложила, я бы пошла, – хмыкает Зои.
– Мы можем поплавать после обеда. Будет еще светло.
– Давайте лучше пойдем погуляем, – говорит Питер.
– Сейчас? – спрашиваю я. – Я собиралась ненадолго прилечь.
– А мы тебя ждали, – говорит Уильям.
– Ждали?
Все трое обмениваются взглядами.
– Хорошо. Отлично. Сейчас переоденусь и пойдем.
– Мы производим слишком мало шума, – говорит Зои. – Медведи нападают, когда их застаешь врасплох. Или когда они тебя почуют. Ю-ху! Ю-ху, медведь!
Мы ходим по лесу уже больше сорока пяти минут. Сорок пять минут шлепанья по комарам, жужжания слепней, нытья детей, полного безветрия и жары.
– Я думал, эта тропинка делает круг. Нам не пора вернуться? – говорит Питер. – И почему никто не взял воду? Разве в походы ходят без воды?
– Иди на разведку, Педро, – предлагаю я. – Беги вперед. Кажется, я здесь уже проходила. Уверена, что мы почти пришли. Я даже слышу шум реки.
Это вранье. Я не слышу ничего, кроме гула насекомых.
Питер срывается с места, и Уильям кричит ему вслед:
– Только не убегай далеко! И чтобы мы все время слышали твое пение! Это условие!
– Я вас умоляю. Только не это, – говорит Зои.
– Так, так, выключите свет, сегодня мы все вместе сойдем с ума [63] , – распевает невидимый Питер.
Зои закатывает глаза.
– Это лучше, чем “Ю-ху, медведь!”, – говорю я ей.
– Что-о-о за проблема-ма ?
– Ты правда думаешь, что мы почти пришли? – спрашивает Уильям.
– Незваный гость, копилка для пенни …
– О боже. “Копилка для пенни” – это сами-знаете-что ? – говорю я.
– Что? – спрашивает Уильям.
– Ну, ты знаешь. Что-то, куда ты вкладываешь пенни? Копилка. Прорезь. Эвфемизм для…
Уильям недоумевающе смотрит на меня.
– Сумка… – шепчу я.
– Господи, мама, скажи уже прямо – вагина, – не выдерживает Зои.
– Зовите меня, если нужен гангста … – Пение Питера внезапно обрывается.
Мы продолжаем идти по тропинке.
– Можно ли представить что-то более смехотворное, чем двенадцатилетний белый мальчик, произносящий слово “гангста”? – спрашивает Зои.
– Зои, тихо!
– Что?
Мы все останавливаемся и прислушиваемся.
– Я ничего не слышу, – говорит Зои.
– В том-то и дело, – говорю я.
Уильям складывает ладони рупором и кричит:
– Мы просили тебя петь!
Тишина.
– Питер!
Ничего.
Уильям бежит вперед, мы с Зои – следом. Тропинка заворачивает, и мы видим Питера, замершего на месте в каких-нибудь пяти футах от чернохвостого оленя. Но это не просто крупный олень. Это какой-то чемпион среди самцов, весом сильно за двести фунтов, с рогами длиной с французский багет; они с Питером, судя по всему, устроили игру в гляделки.
– Медленно отходи назад, – шепчет Уильям Питеру.
– Чернохвостые олени опасны? – шепотом спрашиваю я.
– Очень медленно, – повторяет Уильям.
Олень фыркает и делает пару шагов в сторону Питера. У меня вырывается вздох. Питер словно околдован: у него на лице полуулыбка. Внезапно я понимаю, что присутствую при обряде посвящения. Питер проходил через него сотни раз в видеоиграх, сражаясь со всеми видами сказочных существ: ограми, чародеями и шерстистыми мамонтами. Но мальчику XXI века редко выпадает возможность столкнуться с настоящим диким животным, посмотреть ему в глаза. Питер протягивает руку, как будто хочет дотронуться до рогов. Его резкое движение словно пробуждает оленя – тот прыгает в кусты и исчезает.
– Обалдеть, – говорит Питер, со сверкающими глазами оборачиваясь к нам. – Вы видели, как он на меня смотрел?
– Ты что, не испугался? – выдыхает Зои.
– От него пахло травой, – говорит Питер. – И горами.
Уильям смотрит на меня и изумленно качает головой.
На обратном пути мы держимся вместе. Питер возглавляет шествие, за ним Зои, за ней я, а Уильям прикрывает тыл. Время от времени заходящее солнце прорывается сквозь листву пурпурными или яркооранжевыми лучами. Их свет кажется благословением. Я подставляю лицо, чтобы получить свою порцию тепла.
– Спасибо, что вытащила нас сюда, – мягко говорит Уильям мне в спину. – Это то, чего нам не хватало.
Он берет меня за руку.
Посреди ночи меня будит крик Зои. Мы с Уильямом подскакиваем и смотрим друг на друга.
– Это же бабушкины сказки, – говорит он, – или нет?
За те несколько секунд, которые уходят на то, чтобы выбраться из спальных мешков и расстегнуть палатку, мы успеваем услышать несколько пугающих звуков: вопль Питера, топот ног, шлепающих по грязи, и вновь вопль Питера.
