– Садись на мое место, Элис, – говорит он.
– Здесь, рядом со мной, – говорит Уильям, хлопая по дивану.
Я не могу заставить себя на него взглянуть.
– Все нормально. Я посижу на полу.
Джек поднимает брови.
– Нет, я действительно обожаю сидеть на полу.
– Это правда, – подтверждает Уильям. – Очень часто Элис сидит на полу, даже если все кресла свободны.
– Мне тоже нравилось сидеть на полу. Пока мои суставы не стали возражать, – говорит Джек.
– Ты сегодня принимал свой кардиоаспирин? – вспоминает Банни.
– Аспирин не имеет отношения к суставам, – говорит Джек.
– Да, любовь моя, но он имеет отношение к сердцу, – говорит Банни.
Я уже забыла, что Банни называет Джека “любовь моя”. Это нежное обращение всегда казалось мне ужасно романтичным. После того как эпопея с “Барменшей” завершилась, я вернулась домой в Бостон и попробовала называть Уильяма “любовь моя”, но это казалось слишком претенциозным. “Любовь моя” – это надо заработать или с этим родиться. Я бросаю взгляд на Уильяма, он весело улыбается в ответ, и я чувствую, что меня начинает мутить.
– Несколько месяцев назад у Джека были проблемы с сердцем, – поясняет Банни.
– Ничего себе! Что-то серьезное? – спрашиваю я.
– Да нет, – говорит Джек. – Банни напрасно поднимает такой шум.
– Это называется “Банни заботится о тебе”, – говорит Банни.
– Пока что ее забота проявилась в том, что она убрала с моего айпода Рианну и заменила ее на Верди.
– Ты слушаешь Рианну? – изумляюсь я.
– Он так громко включал свою музыку, – говорит Банни. – Глухота и больное сердце – это для меня уже чересчур.
– Как тебе не стыдно, – говорит Джек. – Небольшая глухота – не самая плохая вещь для брака. – Он подмигивает мне.
– Элис, – восклицает Банни. – Вы только посмотрите на нее! Ты прямо цветешь! Сорок лет – чудесный возраст. Пока ты еще там не села, подойди ко мне и давай поздороваемся как следует.
Я пересекаю комнату, присаживаюсь на край кресла и утопаю в ее объятиях. От нее пахнет точно так, как раньше – фрезией и магнолией.
– Все хорошо? – шепчет она.
– Просто жизнь, – бормочу я в ответ.
– А-а, жизнь. Поговорим позже, угу? – тихонько говорит она мне на ухо.
Кивнув, я еще раз ее обнимаю и устраиваюсь на полу возле ее кресла.
– Так что у вас за спор? – спрашиваю я.
– Кристиан Аманпур или Дайан Сойер [66] ? – спрашивает Банни.
– Ну, они обе мне нравятся, – говорю я, – но если нужно выбирать, то Кристиан.
– Мы спорили не о том, кто из них лучший журналист, – говорит Уильям, – а кто привлекательнее.
– Какая разница, насколько они привлекательны, – говорю я. – Эти женщины берут интервью у президентов, премьер-министров и прочих важных людей.
– Вот и я говорю то же самое, – кивает Банни.
– Как поживает Недра? – спрашивает Уильям.
– Я… э-э…
– Ты – э-э? – говорит он.
– Прости. Я просто устала. Она замечательно поживает. Нам столько всего надо было обсудить.
– Да? Разве вы с ней не говорили не далее как вчера?
Сохраняй спокойствие, Элис. Будь проще. Что бы ни было, не смотри вверх и вправо – это верный знак, что человек говорит неправду. И не моргай. Никакого моргания .
– Ну да, по телефону, но нам так редко удается поболтать вживую, да к тому же наедине. Ну, сам знаешь, – говорю я, уставившись ему в глаза.
Уильям смотрит с изумлением. Я стараюсь смягчить взгляд.
– Недра – ближайшая подруга Элис. У нее скоро свадьба, – поясняет Уильям.
– Как хорошо! И кто же этот счастливец? – спрашивает Банни.
– Счастливица. Ее зовут Кейт О’Халлоран, – говорю я.
– А-а. Хорошо. Недра и Кейт. Надеюсь скоро с ними познакомиться, – говорит Банни.
– Элис будет почетным свидетелем, – говорит Уильям.
– Вообще-то я еще не дала окончательного согласия.
– И я даже понимаю почему. “Почетный свидетель” звучит так старомодно. Почему бы не просто “почтенная дама”? – спрашивает Банни.
Я киваю. Действительно, почему бы и нет? Я – почтенная дама, во всяком случае была ею до сегодняшнего дня.
– Ладно, – говорит Джек, глядя на часы. – Лично я сдаюсь. Давай пойдем, Банни. По нашему времени уже около часа ночи.
– Ой, простите меня, – вскакиваю я. – Я ужасно себя веду. Кто-нибудь уже показал вам вашу спальню?
Из другой комнаты до меня доносится звук телевизора и перекрывающие его голоса детей.
– Да-да. Уильям отнес наверх наш багаж, – говорит Банни. – Послушай, Элис, ты должна пообещать, что честно скажешь, когда от нас устанешь. У нас обратные билеты через три недели, но, как сказал Марк Твен, гости и рыба начинают попахивать через…
– Я никогда от вас не устану, – перебиваю я. – Вы можете оставаться здесь, сколько захотите. У тебя перерыв между постановками?
Поднимаясь вслед за Джеком по лестнице, Банни кивает.
– У меня лежит целая куча пьес. Я пока еще не могу решить, что ставить дальше. Надеюсь, ты мне поможешь. Почитаешь некоторые из них?
– С удовольствием. Пожалуй, я тоже пойду спать. День был такой длинный, – говорю я, зевая. Я собираюсь притвориться спящей к тому моменту, как придет Уильям.
– Сейчас проверю, как там дети, – говорит Уильям, когда Банни и Джек скрываются в гостевой.
– Обязательно напомни им выключить везде свет, когда они закончат смотреть свое шоу. – Я начинаю подниматься по ступенькам.
– Элис?
– Что?
– Принести тебе чаю?
Я оборачиваюсь, не веря своим ушам. Он что-то знает?
– С чего бы мне хотеть чаю? Я и так целый вечер пила чай с Недрой.
– Ах да, забыл. Прости, просто мне показалось, что тебе хочется чего-нибудь теплого.
– Да, мне нужно кое-что теплое, – говорю я.
– Нужно?
Что это в его голосе, готовность? Он думает, что “кое-что теплое” – это он и есть?
– Ноутбук, – говорю я.
У него вытягивается лицо.
Я просыпаюсь в четыре часа утра и кое-как плетусь вниз. Зайдя на кухню, обнаруживаю, что Банни уже там. Перед ней на стойке выстроились чайник и две кружки.
Она улыбается мне.
– У меня было предчувствие, что ты присоединишься.
– Почему ты так рано встала?
– По-нашему уже семь утра. А вот почему ты так рано встала – другой вопрос.
– Не знаю. Не могла больше спать. – Я обхватываю себя руками.
– Элис, что такое?
У меня вырывается стон.
– Я кое-что натворила, Банни. Очень плохое. – Я делаю паузу. – Похоже, я влюбилась в другого мужчину.
– О-о, нет. Элис . Ты уверена?
– Уверена. Но подожди, это еще не все. Самое ужасное, что я его никогда не видела.
И я рассказываю Банни всю историю. Пока я говорю, она не произносит ни слова, но мне достаточно посмотреть на ее лицо, чтобы все понять. Банни – замечательный, чутко реагирующий слушатель. Ее глаза то расширяются, то сужаются, когда я показываю ей наши письма и сообщения на Фейсбуке. Она ахает, охает и вздыхает, когда я читаю ей свои ответы на вопросы. Но самое главное, она меня чувствует, чувствует каждой клеточкой своего тела.
– Наверное, твое сердце разбито, – наконец говорит она, когда я замолкаю.
Я вздыхаю.
– Да. Но это еще далеко не все. Все гораздо сложнее.
– А по-моему, здесь все просто. Этот человек, этот исследователь – он тебя слушает. Он говорит тебе именно то, что ты хочешь услышать. Мне больно тебе об этом говорить, но думаю, что ты не первая, с кем он это проделывает.
– Я знаю, я знаю. Стой. Ты правда так считаешь? Боже, нет, я так не думаю. Правда, не думаю. Мне казалось, между нами возникло нечто особенное…
Банни качает головой.
– Ты считаешь меня идиоткой.
– Не идиоткой, а просто очень уязвимой, – говорит Банни.
– Я чувствую себя страшно униженной.
Банни отмахивается от моих слов.
– Унижение – это собственный выбор. Не делай его.
– Я рассержена, – добавляю я.
– Уже лучше. Сердиться – это полезно.
– На Уильяма.
– Ты сердишься на Уильяма ? А как насчет этого Исследователя?
– Нет, на Уильяма. Это он довел меня.
– Нет, ну это уже несправедливо, Элис. Это просто неправда. Послушай. Я не святая и я здесь не для того, чтобы тебя судить. Было время, когда Джек и я – когда мы прошли через испытания. Вообще-то мы какое-то время даже жили отдельно, когда Кэролайн уехала учиться. Словом, я не хочу вдаваться в детали, но главное, что я хочу сказать: ни один брак не идеален, а если какой-то выглядит идеальным, то ты можешь быть абсолютно уверена только в том, что это не так. Но не нужно взваливать вину на Уильяма. Не прикидывайся жертвой. Ты должна нести ответственность за то, что совершила. Что чуть не совершила. Дело не в том, останешься ты с Уильямом или нет. Дело в том, что ты не должна позволять, чтобы она просто прошла.
