– Она ?
– Жизнь. Не хочу тебя расстраивать, но, сама посуди, Элис, не так уж много лет у тебя осталось, чтобы их растрачивать на пустяки. Ни у кого из нас. Видит бог, что и у меня тоже. – Банни встает и включает чайник. Солнце только что взошло, и кухня в одно мгновение озарилась абрикосовыми лучами. – Кстати, ты хотя бы знаешь, какой ты изумительный рассказчик? Два часа ты держала меня в непрерывном напряжении.
– Рассказчик? – На кухне появляется Уильям. Он разглядывает кружки и засохшие чайные пакетики.
– И давно вы обе не спите? – спрашивает он. – Рассказываете истории?
– С четырех, – признается Банни. – Нам надо многое наверстать.
– Пятнадцать лет, – говорю я.
– Какой красивый рассвет, – говорит Банни. – Только что весь двор был персикового цвета. Какое-то время, во всяком случае.
Уильям смотрит в окно.
– Ну, сейчас это скорее бежевый.
– Наверное, это и есть легендарный туман Залива Сан-Франциско, о котором так много говорят, – предполагает Банни.
– Да, только что было ясно, через минуту все в тумане, – говорит Уильям.
– Совсем как в семейной жизни, – бормочу я себе под нос.
Джон Йоссариан добавил Игру Прости
Люси Певенси добавила Интерес Искать ключ под фонарем
Пожалуйста, скажите мне, что у вас была очень веская причина не прийти, Исследователь-101.
Мне очень, очень жаль, правда. Я знаю, это звучит банально, но действительно возникли непредвиденные обстоятельства. И ничего нельзя было сделать.
Попробую угадать. Ваша же на?
Можно сказать и так.
Ей стало о нас известно?
Нет.
Вы думали, она может узнать?
Да, думал.
Почему?
Потому что собирался рассказать ей о нас после встречи.
Собирались? И что случилось?
Не могу сказать. Хотел бы, но не могу. Вы ищете ключ под фонарем?
Так у меня написано.
Вы даете понять, что хотите домой? Хотите уйти отсюда. Из этого мира. Нашего мира.
У нас есть свой мир?
Я подумал, что, может, все к лучшему. Может, это судьба, что мы не смогли встретиться.
Ну, не то чтобы мы не смогли встретиться. Я была там. Вы меня кинули.
Клянусь вам, если бы я мог, я бы обязательно там был. Но можно я у вас кое-что спрошу, Жена-22. Разве вам хоть немного не полегчало, когда я не появился?
Нет. Я чувствовала себя игрушкой в чужих руках. Я ужасно себя чувствовала. Очень расстроилась. А вы чувствуете облегчение?
Станет ли вам легче, если вы узнаете, что с тех пор я думаю о вас едва ли не каждую минуту?
А как же ваша жена? О ней вы тоже думаете почти каждую минуту?
Пожалуйста, простите меня. Я не хотел бы быть человеком, который не появляется, когда его ждут.
А каким человеком вы бы хотели быть?
Другим. Не таким, какой я есть.
ВРЖ?
Что?
В реальной жизни?
Ох. Да.
А вы пытаетесь?
Да.
Успешно?
Нет.
А ваша жена согласится с такой оценкой?
Я очень стараюсь не причинить боли ни одной из вас.
Мне нужно задать вам вопрос, но мне необходим правдивый ответ. Это возможно?
Насколько это в моих силах.
У вас было что-то подобное с другими женщинами? Как со мной?
Нет, никогда. Вы – первая. Оставайтесь здесь. Хотя бы ненадолго. Пока мы что-нибудь не придумаем.
Вы хотите сказать, чтобы я перестала искать ключ?
На какое-то время – да.
– Знаешь, моя дорогая, это настоящая история, – говорит Банни, слегка пихая меня локтем. – Я бы точно могла сделать из этого пьесу.
Под вывеской “Свиные деликатесы” в магазине “Боккалоне” стоит очередь человек в двадцать, в основном мужчин. Немного дальше под пастельной вывеской “Майетт” стоит другая очередь, примерно такой же длины, но исключительно из же нщин. Мужчины покупают копчености, женщины – наборы мини-пирожных.
– Собственно говоря, это уже почти готовая пьеса, – признает она.
– Как вы думаете, женщины боятся мортаделлы? – спрашивает Джек.
– Может, не боятся, но стесняются, – говорю я.
– Скорее, она им отвратительна, – говорит Зои.
Суббота, девять часов утра, а Ферри-билдинг уже переполнен. Когда к нам приезжают гости из других городов, мы обязательно приводим их сюда. Это одно из наиболее внушительных туристических мест Сан-Франциско – невообразимо огромный рынок.
– Все это заставляет мечтать о какой-то другой жизни, не правда ли? – говорит Уильям, когда мы выходим на пристань и прогуливаемся вдоль рядов, на которых высятся аккуратные пирамиды сверкающей красной редиски и лука-порея. Он фотографирует груды овощей на айфон. Ничего не может с собой поделать – он подсел на фуд-порно [67] .
– И что же это за жизнь? – спрашиваю я.
– Когда женщины заплетают косички, – вставляет Питер, имея в виду краснощекую продавщицу из киоска “Две девушки и плуг”. – Хорошенький фартук, – говорит он ей.
– Настоящий муслин, – говорит девушка. – Сохраняет форму гораздо лучше, чем ситец. Всего двадцать пять долларов.
– Фартуки выглядят очень сексуально на тех, кому меньше тридцати, – говорит Банни. – После тридцати ты смотришься скорее как одна из виндзорских насмешниц. Кэролайн, хочешь такой фартук? Я тебе куплю.
– Очень заманчиво, учитывая, что мне осталось его носить каких-то четыре года. Но я воздержусь.
– Молодец, умная девочка, – говорит Уильям. – Настоящие повара не боятся пятен.
Банни и Джек, держась за руки, идут впереди. Мне нелегко на них смотреть, так неприкрыто они увлечены друг другом. Мы с мужем идем по разным сторонам ряда. Я понимаю, что мы превратились в одну из тех пар, о которых я писала в опросе. В тех, кому нечего сказать друг другу. У Уильяма угрюмое, замкнутое выражение лица. Я залезаю на Фейсбук с айфона. Джон Йоссариан в Сети.
Бывает, что вы видите другие пары и чувствуете зависть, Исследователь-101?
В каком смысле?
В том, что они так близки.
Иногда.
И что вы делаете?
Когда?
Когда такое случается?
Смотрю в сторону. Я виртуоз раздельного мышления [68] .
Уильям окликает меня.
– Купить сегодня на вечер кукурузы?
– Купи.
– Хочешь сама выбрать?
– Нет, давай ты.
Уильям отходит к киоску и начинает неохотно рыться в куче кукурузных початков. У него несчастный вид. Его поиски работы пока не дали результата. С каждой неделей он становится все более подавленным. Мне очень тяжело видеть его таким. Конечно, его дурацкие выходки стали одной из причин увольнения, но не единственной. То, что случилось с Уильямом, произошло и со многими другими нашими знакомыми, работающими в самых разных областях: их заменили на более новые и дешевые модели. Я ему очень сочувствую. По-настоящему сочувствую.
Я скрываюсь за прилавком с кремом для рук на пчелином воске.
Может, нужно всего лишь взять его за руку, Исследователь-101?
Для чего?
Чтобы протянуть нить к моему мужу.
Не думаю.
Я так давно этого не делала.
Может, нужно сделать.
Вы хотите, чтобы я взяла за руку своего мужа?
– Двенадцать штук хватит? – спрашивает Уильям.
– В самый раз, милый, – отвечаю я.
Я никогда не называю его “милый”. “Милый” – это из лексикона Банни и Джека.
Банни оборачивается, улыбается и одобрительно мне кивает.
Хм… Вообще-то не хочу.
Почему?
Он этого не заслуживает.
О боже.
– Что? – шепотом спрашивает Банни, увидев мое застывшее лицо.
Внезапно я чувствую необходимость защитить Уильяма. Что Исследователь-101 может знать о том, чего заслуживает и не заслуживает Уильям?
Это было некрасиво. Не думаю, что я могу это продолжать, Исследователь-101.
Я понимаю.
Да?
Я тоже пришел к такому выводу.
Стоп. Он готов так легко сдаться? Он посылает мне такие противоречивые сигналы. А может, я посылаю ему противоречивые сигналы.
– У тебя есть пятерка, Элис? – спрашивает Уильям. Его лицо вдруг стремительно белеет. Я думаю о Джеке и его сердце. И решаю, что надо покупать кардиоаспирин и заставлять Уильяма его принимать.
– Ты в порядке? – спрашиваю я, подходя к прилавку.
– Конечно. Все нормально, – говорит Уильям, который выглядит совсем НЕ нормально.
Я бросаю взгляд на отобранные початки.
– Они такие маленькие. Надо бы взять еще полдюжины.
