В это время Антони Блант уже учился на третьем курсе университета и внимательно следил за событиями, происходящими в мире. В те годы был учрежден Национальный комитет «Друзей СССР». Его отделение открылось и в Кембридже. Многие профессора, преподаватели и студенты университета выступали за развитие русско-английских связей, в том числе культурных. Активизировало свою деятельность и Общество культурных связей Британии с СССР. Английская служба безопасности считала, и, вероятно, не без оснований, что оно использовалось советской разведкой. Главой общества была Маргарет Левельян Дэвис, одна из известных представительниц кембриджской профессуры. Общество сумело хорошо зарекомендовать себя в кругах интеллигенции, с его помощью СССР посетили экономист Джон Кейнс, писатели Герберт Уэллс и Бернард Шоу. В некоторых кругах английской интеллигенции считалась респектабельным принадлежность к этому обществу
А какое отношение все это имеет к Бланту и разведке, спросит любопытный читатель? Самое прямое. Западные историки обнаружили, что в конце 20 — начале 30-х годов ОГПУ одобрило далеко идущие планы внедрения агентов в правящие классы Британии и приступило к вербовке выпускников университетов, прежде всего левых настроений, недовольных существующими порядками в Англии и симпатизирующих Советскому Союзу. Советская разведка рассчитывала на то, что часть из них может, заняв видные посты в государстве, иметь доступ к важным секретным сведениям. Автором этой хитроумной системы, рассчитанной на многие годы вперед, называют начальника Четвертого управления ОГПУ Михаила (Меера Абрамовича) Трилиссера. Секретарь Сталина Б. Бажанов, впоследствии бежавший за границу, считал его «умным и знающим чекистом». Его ценил Пятницкий, ответственный работник Коминтерна, руководитель международного отдела (впоследствии за свою связь с Бухариным Трилиссер был отстранен от должности).
Эта система была введена в действие после разрыва Англией отношений с СССР, то есть тогда, когда Блант был студентом университета. Именно в то время стали усиленно создаваться нелегальные сети разведчиков из числа англичан и резидентуры, которые руководили работой нелегалов. В известной степени на это советских чекистов натолкнули действия английской контрразведки, которая стала более тщательно следить и оперативно реагировать на разведывательную работу сотрудников торгпредства, «Аркоса», других советских организаций и дипломатов посольства.
Новые нелегальные агенты из числа англичан установили и собственные каналы связи, не всегда имевшие непосредственные отношения с советским посольством. В большей степени, чем раньше, нашей разведкой стали использоваться тайники, специальные законспирированные курьеры, также непосредственно не связанные с советскими дипломатами. Установилась система, при которой группа из двух-трех нелегалов составляла сеть разведчиков во главе со своим лидером — англичанином, который связывался с курьерами из Москвы. Некоторые из таких лидеров проходили подготовку в СССР. Это обеспечивало большую безопасность, которая позволяла многим из агентов-англичан активно работать в течение десятилетий, не вызывая подозрений.
Можно сказать, что в 20-е и 30-е годы мастерство советской разведки значительно возросло и в некоторой степени качественно изменилось. Если в 20-е годы ОГПУ в большой степени использовало русскую эмиграцию, то в 30-е оно перешло на более широкую вербовку уже из числа коренных жителей западных стран, особенно в Англии.
И еще одно новое обстоятельство, характерное для 30-х годов и последующих лет. Наряду с использованием на низших ступенях платных информаторов, особое внимание стало обращаться на тех лиц, которые были готовы снабжать Москву информацией исходя из идейных соображений, из их социалистических взглядов, из уважения к нашей стране. Таких лиц в то время называли «агентами влияния» (сейчас в этот термин вкладывают несколько другой смысл)9. Английские авторы уверяют, что в КГБ их просто называли «наши».
ОГПУ считало необходимым обратить внимание в Англии прежде всего на выпускников Кембриджа и Оксфорда, на тех, кому надоела затхлая атмосфера привилегированных классов, кто склонен к либеральным и даже социалистическим идеям и кто искренне стремился освободить мир от угрозы фашизма.
Сам Блант характеризовал его вербовку как приглашение присоединиться к движению международной солидарности против фашизма. В советской разведке этих молодых людей сравнивали с русскими декабристами, боровшимися за свободу и демократию против тоталитаризма царской власти. И сами будущие разведчики из Кембриджа, будучи студентами, уже проявляли определенную склонность к тайным обществам, понимая, что многие их взгляды, если они станут известными, не получат одобрения со стороны той среды, к которой они принадлежали.
В темно-голубой форме студента Тринити-колледжа
Студенческие годы, проведенные Антони Блантом в Кембридже, были очень напряженными и на первых порах обернулись для него массой неожиданностей и даже неприятностей.
Он был молодым человеком с большими способностями и понимал это. В колледже в Марлборо он не чувствовал себя ущемленным, трудности новичка были обычными для всех вновь принятых. Со своими сверстниками он был на равной ноге, а по своему происхождению и родству с королевской семьей даже выделялся. В материальном отношении остальные учащиеся колледжа были ненамного богаче, и он не чувствовал социального и материального неравенства.
Другое дело в Кембридже, и в особенности в Тринити-колледже. Он получал 100 фунтов стерлингов стипендии в год. По тем временам это была немалая для студента сумма, ее могло бы хватить на многие статьи расходов, которые позволяли себе другие студенты. Родители же Бланта не могли посылать ему большие суммы денег. И он резко выделялся среди тех, кто мог позволить себе приезжать в колледж на самых дорогих и престижных машинах — «даймлерах» и «роллс-ройсах», тратить деньги на рестораны, путешествия и т. д. Конечно, это не только огорчало его, но и обостряло восприятие социальной несправедливости общества.
В Марлборо Блант занимался современным искусством, был своего рода «знаменитостью», эстетом. Для Кембриджа такого рода увлечение было обычным делом. Никого не удивляло его пристрастие к искусству, его глубокие познания. Многие студенты и преподаватели интересовались французской живописью, в том числе постимпрессионизмом и даже кубизмом. Как я уже отмечал, Тринити-колледж, в который поступил Антони, резко выделялся среди других колледжей университета. Начать с того, что это был самый большой и, так сказать, элитный колледж. Он был основан знаменитым английским королем Генрихом VII в XVI веке. Среди его выпускников было 50 епископов и несколько лауреатов Нобелевской премии. Бюсты Исаака Ньютона и принца Чарльза украшали двор колледжа. И даже форма студентов Тринити-колледжа отличалась от других: у всех колледжей она была черного цвета, а у студентов Тринити-колледжа — темно-голубой. В своем большинстве студенты этого колледжа — выпускники Итона и Харроу, самых дорогих и престижных аристократических частных школ. Блант не был среди них. К тому же поступавшие в Тринити-колледж были, как правило, самоуверенными юнцами, умевшими свободно выступать на самых больших собраниях, участвовать в дискуссиях — к этому их подготовили в Итоне и Харроу. Молодой Блант отличался скромностью, даже робостью. Он входил в новую среду с трудом и первое время ограничивал круг своих немногочисленных связей знакомыми по Марлборо.
Вскоре обнаружилось, что если в Марлборо он был первым среди всех самых успевающих по математике (он выбрал в Тринити в качестве первого курса именно математику), то здесь он был далеко не первым. Впереди него оказались студенты более одаренные в математике, чем он. К тому же, надо отметить, что математика преподавалась в Кембридже не просто на высоком, а на самом высоком, мировом уровне. В колледже требовалось изучать не только «чистую математику», но и сопредельные с ней дисциплины — динамику, оптику и т. д., то есть прикладную математику. Почти половина первокурсников в середине года бросили ее изучение. Блант не сдался, продолжая изучать предмет, но его оценки, увы, были невысокими и он лишился стипендии. Конечно, Антони расстроился и не сразу пришел в себя. Но уже на втором курсе усиленной работой он восстановил свою репутацию. В пасхальные каникулы он предпринял путешествие в Вену, чтобы отшлифовать свой второй иностранный язык — немецкий. Экзамен по языку он сдал блестяще и, как успевающий студент, опять получил стипендию. Затем он начал усиленно заниматься историей и литературой, получил наивысшие оценки на следующих экзаменах и самую высокую престижную стипендию.
