добыл его и „тайным обычаемъ", так как о козаках давно уже писал Бисель по своей
коммиссарской должности: „любят голубчики взять (ИиЬщ niehoita wzisc)".
Великий визирь, Аззем-Магомет-баша, обращался к Хмельницкому с дружеским
приветствием, но от учтивостей перешел к неприятным для Порты поступкам Тимоша
в придуыайских княжествах. „И то дело" (писал он) „великому государю нашему
учинилось к прогневлению, что сын твой с ратными людь(ми вошел) в те государства, а
тех государств люди) меж собою ссорятся"...
*) Богдан Хмельницкий, Божиею милостию генералиссимус грековосточной
церкви, вождь всех Козаков Запорожских, гроза и искоренитель польского дворянства,
покоритель крепостей, истребитель римского священства, гонитель язычников,
антихриста и Иудеев.
.
375
„И так как сын твой" (продолжал визирь) „учинил в Волохах несколько
непристойных дел, то по этой причине тамошния дела приведены в прежний порядок,
и все возвращено Лупулу, всегда нам доброжелательному *).
„А ты, достоверной друг нашъ" (говорится далее в московском переводе)
„(великого) государя нашего ведаешь: не (как иные) государи, онъ—великий государь
самодержавный, грозный государь. Все подданные его имеют над собою страх и
пребывают в его повеленье до єдиного человека и в послушанье: про то вам (козакам)
самим ведомо. А без ево, великого государя, повеленья никто не может в его государеву
отчину вступить, и благосчастииая мысль его к тому не прилежит. И тебе б его письма,
понеже бо такому в(ешкому) государю учинилися (вы, козаки) в подданстве, и
государские чести оберегати и (все) государева повеленья творити, нич(его не опуская).
II как учнете сим путем быть и добрострастие над собою имети, и вам день ото дни
перед нашими подданными чести прибудет. И аже даст Бог, и узрите. И вам бы ратных
своих людей держать в уйму, и в государство государя нашего входить не велеть, и о
том учинить крепкой заказ.
„А добрынинским ратным людем и той сто(роны Та)таром повеленье послано: к
(вам) на помочь будут. А же даст Бог здешнее дело совершится, но и паче с прибавкою
к вашей помочи повеленье будет. И крымскому цареву величеству повеленье послано
не единожды, чтоб он к вам на помочь тол. И вам бы про то ведать, и сына своего взять
к себе".
Письмо визиря лишило Хмельницкого надежды владеть придунайскими
княжествами. Между тем король мог ежедневно удовлетворить свое войско и
двинуться в поход, а князьки могли ежеминутно взять Сочаву, и-прийти к нему на
помощь в то время, когда Татары будут еще в Добрудже и в Крыму.
Визирь писал свое письмо еще до вторичного бегства Лупула. Теперь Лупул сидел в
Чигириве и сулил козакам золотые горы, вербуя войско для освобождения Сочавы.
Хмельницкий поощрял вербовку: сокровища значили для него столько же, как и
отражение
*) Эта мысль выражена в московском переводе так: „Й в то время, в которое сын
твой в Волохах несколько непристойных дел учинил, пристойно к тому, как преж сего
Ли ноль пришел в Яссы, и от бла госчастного государя нашего повеленье к нему
прислано, и Липоловым приходом, доднесь, кроме дружбы и добра, ничего (не)
увидеть".
376
.
союзных князьков. Но этим самым он разрушал надежду на турецкую помощь, так
как действовал вопреки повелениян Порты, а между тем козаки его, ослабленные
поражением под Яловицею, были разъединены.
В это трудное для старого Хмеля время, и Поляки, и такая Русь, к какой
принадлежал Ердич, распространяли и повторяли слух, что турецкий посол требовал от
него действительной отдачи тех земель, которые он столько раз обещал Порте, и в то
же время-присяги на подданство. Говорили, что будто бы козаки, волнуемые
духовенством, грозили бунтом по этому поводу; что будто-бы полковники Богун,
Джеджалла и другая старшина, вместе с гетманом, были не прочь от присяги султану,
но эта присяга ничего бы не значила без согласия черни, и что будто бы чернь, отвергая
и турецкое подданство, и московскую неволю, высказывала готовность „служить
старым панам и королю, который столько раз дал ей доказательства своей милости".
Не таков был Хмельницкий, чтобы позволить каждому заглядывать себе в карты.
Поэтому и такия вести, что будто бы он выражал Порте уверенность в
расположенности большей части Козаков к принятию ислама, повторяемые польскими
историками, показывают только незнание ни Хмельницкого, ни Козаков, ни самой
Порты, которой мало было дела до веры в вопросе о подданстве. Все такие слухи
распускали в Шляхетском Народе—или купленные Хмелем люди, или козаки, для того,
чтобы предрасположить Ляхов к известному обману. Тем же самым способом морочил
Козацкий Батько и Турцию, и Москву, и весь свет, и никто не знал истинных его
намерений, сам же он переменял их с каждой переменой обстоятельств.
Глава XXX.
Московский ультиматум. — Царское обнадеживающее посольство у Козаковъ
Кому в Малороссии было ненавистно московское подданство. •— Панский лагерь
под Жванцем.—Жванецкий договор 1658 года. — Козаки поддаются Московскому
царю.—Возсоединение Малой России с Великою.
Когда под Глинянами узнали, что Хмель отступил к Белой Церкви, было послано
вслед за ним две хоругви, чтоб узнать, не военная ли ото хитрость. Но едва они сделали
несколько миль, как повстречали киевского полковника, Антона Ждаповича, в
сопровождении 12 Козаков, и привели его в лагерь вместо языка.
Козацкий посол привез от Хмельницкого письмо только к коронному гетману и
просил его от имени гетмана и всего Запорожского Войска о предстательстве у короля.
Жданович говорил, что козаки не хотят больше воевать, и еслибы король наступил на
них в своем ожесточении, то не будут обороняться, а побредут куда глаза глядят. Кроме
гетманского письма, привез он просьбу от Козаков к королю и показывал ее каждому.
„Тио заключении Белоцерковского мира" (писал. в козацкой просьбе сочинитель
такой истории, какую сочиняют нам доныне), „мы были расположены никоим образом
не нарушать оного, и потому не мало покарали смертью тех, которые подавали повод к
его нарушению, как-то Гладкого, Мозыру и других. Но Войнидович, Маховсг.ий и
другие, которые стояли на Заднеприи по ординансу вашей королевской милости, напав
своевольно па людей, обеспеченных миром, немало перебили, и кровь невинную
пролили, а другие села и местечки огнем и мечем истребили. К тому же покойный его
милость пан Кантовский, как это было нам достоверно известно, соединив войска и
ставши уже лагерем, намеревался неожиданно на нас напасть Поэтому мы,
предотвращая сие, должны были двинуться с частью войска. Ничего, однакож, не
замышляя против вашей королевской милости, и, не идучи в глубину, вернулись т. ш.
48
378
ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОДЫПИ.
назад. А что случилось по Божию попущению, то просим простить намъ".
Далее козаки писали, будто бы они ждали коммиссии, о которой трактовали с
Зацвилиховским, но, вместо коммиссии, Чернецкий и Маховский произвели у них
опустошения ит убийства. Ничего, однакож, не предпринимая, униженно просят они
короля оставить их при Зборовских пактах, не стесняя ничем веры их и вольностей.
Еслибы же ему число войска по Зборовским пактам казалось слишком великим, то
просят прислать в Паволочь или в Белую Церковь коммиссаров. Козаки просили также
об уничтожении церковной унии в Короне и Литве. В случае же наступления на них с
войском (сказано в просьбе), козаки не будут уже и обороняться, и не желают больше
проливать кровь, а будут „промышлять о своей жизни всякими иными способами".
Созвана была рада и решено—трактовать об этом деле так, как будто король ничего
не знал. Гетман отвечал частным образом Хмельницкому: 1) чтоб он отпустил
турецкого посла; 2) чтоб отдался безусловно на милосердие короля; 3) чтобы союз с
Татарами разорвал и, для верности дела, дал заложников, какие будут указаны. Антона
Ждановича задержали в Глинянах, как пленника.
От козацких языков панам было известно, что у Хмельницкого войска мало, что
чернь жаждет мира и хотела отправить к королю посла иссреди себя. К.озаки с пытки
говорили, что приходили к ним Татары, но вернулись, потому что козаки
разъединились, а разъединились из-за того ясыра, которого Татары набрали из жен и
детей козацкой черни и даже самих рееетровпков, и которого потом Хмельницкий
выкупил собственными деньгами 6.000 душ. Те же языки рассказывали, что гетман и
