Главным начальником шведского войска в Финляндии был назначен граф Левенгаупт, сеймовый маршал, самый популярный в это время человек в Швеции. По своим правилам, утвержденным на сейме он мог приехать к войску только через четыре недели после объявления войны.
Шведское командование распространяло в русских и собственных войсках дезинформацию о том, что Елизавета Петровна обратилась с манифестом к русским войскам не сопротивляться шведам. По другой версии, Елизавета сама объявилась среди шведских войск в Финляндии. Кроме того, к шведам-де приехал и малолетний Петр Голштинский, племянник Елизаветы.
У русских командовать основной армией, дислоцированной в Финляндии, было поручено фельдмаршалу П.П. Ласси. Как уже говорилось, наиболее талантливым и опытным русским полководцем был Миних, но Анна Леопольдовна боялась усиления влияния Миниха больше, чем шведов. Театром военных действий стала Южная Финляндия. Ласси разбил шведов под Вилеманстрадом, но развить успех не смог.
16 августа 1741 г. русское правительство обратилось за помощью к прусскому королю, стремясь вовлечь его в войну со Швецией. Хотя оба государства имели союзный договор, но хитрый Фридрих II сумел отвертеться, найдя лазейку в трактате.
Шведы, в свою очередь, пытались вовлечь в войну Турцию. Но османам в данный момент было не до России. Они с часу на час ожидали нашествия грозного персидского хана Надира.
Тем временем в Бресте началось вооружение большой эскадры, которую предполагалось направить на Балтику для помощи шведам. По этому поводу русский посланник Кантемир имел серьезный разговор с кардиналом Флёри, руководившим в то время французской внешней политикой. Одновременно британское правительство дало понять, что в случае появления французских кораблей на Балтике туда войдет и британская эскадра для нейтрализации французской эскадры. В итоге французские корабли так и не покинули Бреста.
24 ноября 1741 г. в 1 час пополудни правительство Анны Леопольдовны отдало приказ всем гвардейским полкам быть готовым к выступлению в Финляндию против шведов на основании, как говорили, полученного известия, что Левенгаупт идет к Выборгу. Но во дворце Елизаветы поняли так, что правительство нарочно хочет удалить гвардию, зная приверженность ее к цесаревне, и люди близкие — Воронцов, Разумовский, Шувалов и Лесток — стали настаивать, чтобы Елизавета немедленно с помощью гвардии произвела переворот. Елизавета долго колебалась, лишь во втором часу дня пополудни 25 ноября она решилась.
Елизавета надела поверх платья стальную кирасу, села в сани и отправилась в казармы Преображенского полка в сопровождении Воронцова, Лестока и Шварца, своего старого учителя музыки. Приехав в гренадерскую роту, уже извещенную о ее прибытии, она нашла ее в сборе и сказала: «Ребята! Вы знаете, чья я дочь, ступайте за мною!» Солдаты и офицеры закричали в ответ: «Матушка! Мы готовы, мы их всех перебьем!» Цесаревна взяла крест и обратилась к солдатам: «Клянусь умереть за вас. Клянетесь ли умереть за меня?» — «Клянемся!», — прогремели в ответ солдаты. «Так пойдемте же, — сказала Елизавета, — и будем только думать о том, чтоб сделать наше отечество счастливым во что бы то ни стало».
Из казармы Елизавета отправилась в Зимний дворец, она ехала в санях, окруженная гренадерами. По дороге Елизавета отправляла группы солдат для арестов приверженцев Брауншвейгской династии. Среди них оказались граф Миних, граф Головкин, барон Менгден, Остерман и другие.
Гренадеры буквально на руках внесли Елизавету в Зимний дворец. Там она направилась прямо в караульное помещение и обратилась к сонным гвардейцам, не бывшим в курсе событий. «Не бойтесь, друзья мои, — сказала цесаревна, — хотите ли мне служить, как отцу моему и вашему служили? Самим вам известно, каких я натерпелась нужд и теперь терплю, и народ весь терпит от немцев. Освободимся от наших мучителей». «Матушка, — отвечали солдаты, — давно мы этого дожидались, и что велишь, все сделаем».
Четверо промолчавших офицеров были арестованы. Затем Елизавета отправилась во внутренние помещения дворца, не встречая сопротивления караульных.
Войдя в комнату правительницы, которая спала вместе с фрейлиной Менгден, Елизавета сказала ей: «Сестрица, пора вставать!» Анна Леопольдовна, проснувшись, удивилась: «Как, это вы, сударыня?!» Увидев за спиной Елизаветы гренадер, она догадалась, в чем дело, и стала умолять цесаревну не делать зла ни ее детям, ни девице Менгден, с которой бы ей не хотелось разлучаться. Елизавета обещала Анне все это, посадила ее в свои сани и отвезла в свой дворец, за ними в других санях отвезли туда же маленького Ивана Антоновича.
Утром был издан краткий манифест о восшествии на престол Елизаветы Петровны. Остерман, Миних, Левенвольд, Михаил Головкин и другие деятели были отправлены в Сибирь. Все семейство бывшей правительницы Анны Леопольдовны оказалось в тюрьме в Холмогорах. Фельдмаршал Ласси быстро сориентировался и уже утром 26 ноября приехал поздравить Елизавету и тем сохранил свое положение.
С приходом к власти Елизаветы Франция оказалась в весьма сложном положении. Суть его хорошо иллюстрирует письмо министра иностранных дел Франции Ж. Амелота от 12 января 1742 г. к графу Кастеллану, посланнику в Константинополе: «Теперь еще рано начертать план наших действий относительно России. Восшествие на престол принцессы Елисаветы нам выгодно в настоящую минуту потому, что немецкое правительство было совершенно преданно венскому двору; а новая царица обнаруживает расположение к Франции и требует ее посредничества для окончания шведской войны. Но до сих пор все это только одни слова, и его величество король как прежде, так и теперь желает чести и безопасности шведов. Они не могут заключить мир, не приведя по меньшей мере в безопасность своих границ, и я предвижу, что Россия может согласиться на это только из страха перед союзами, могущими образоваться против нее. Поэтому вы должны поддерживать расположение, которое Порта начала оказывать в пользу Швеции».
Амелот направил гневное письмо Шетарди в Петербург: «Я был очень изумлен, что на другой день после переворота вы решились писать к гр. Левенгаупту о прекращении военных действий. Еще более изумило меня то, что вы хотели взять на свою ответственность все последствия этого. Я не могу примирить такого образа действий с знанием намерений короля... Я посылаю сегодня курьера в Стокгольм, чтобы стараться успокоить там умы и дать знать, как это и есть в действительности, что перемена государя в России нисколько не изменяет ни чувств короля к Швеции, ни видов Франции... Если война продолжится, то шведы не останутся без союзников... Важно, чтобы заключение мира между Россиею и Швециею было в наших руках. Пусть царица останется в уверенности насчет благонамеренности короля; однако не нужно, чтобы она слишком обольщала себя надеждою на выгодность мирных условий».
11 января 1742 г. Шетарди лично прочел Елизавете требования французского короля о территориальных уступках Швеции. Елизавета ответила, что она употребила бы все средства, указанные ей французским королем, для выражения своей благодарности шведам, если бы только дело не касалось уступок, противных ее славе и чести. Пусть сам король будет судьей: что скажет народ, увидя, что иностранная принцесса, мало заботившаяся о пользе России и ставшая случайно правительницей, предпочла, однако, войну стыду уступить что-нибудь, а дочь Петра I для прекращения той же самой войны соглашается на условия, противоречащие столько же благу России, сколько славе ее отца и всему, что было куплено ценой крови ее подданных для окончания его трудов.
Елизавета была права, уступка русских территорий Швеции неизбежно привела бы к государственному перевороту в России.
Тогда Шетарди решил действовать через ближних советников императрицы — вице-канцлера Бестужева и лейб-медика Лестока. Он предложил обоим ежегодную пенсию от французского короля в 15 тысяч ливров. Бестужев вежливо отказался, а Лесток принял пенсию, пообещав содействовать соблюдению интересов Франции в русской политике.
Хотя Россия и Швеция продолжали находиться в состоянии войны, шведский посланник Эрик Нолькен вел переговоры с русскими вельможами в Петербурге, а в апреле 1742 r: даже прибыл в Москву на коронацию Елизаветы. Но и в Москве Нолькен не получил согласия русского правительства на какие либо территориальные уступки и в конце мая отправился в Швецию.
6 июня 1742 г. Нолькен прислал в лагерь фельдмаршала Ласси с унтер-офицером и барабанщиком известие о своем прибытии и письмо на имя Шетарди для пересылки в Москву. Унтер-офицер и барабанщик были помещены при команде конной гвардии в ставке генерал-майора Ливена. Но в тот же день среди гвардейских пехотных полков раздался крик: «К ружью! Шведы, шведы!» гвардейцы устроили настоящий мятеж и пытались линчевать шведских парламентеров и офицеров-иностранцев, находившихся на русской службе. С большим трудом Ласси и Кейту удалось подавить мятеж и спасти несчастных шведов. Виновные отделались весьма мягкими (для военного времени) наказаниями — 17 зачинщиков были сосланы в Сибирь или в дальние гарнизоны. Этот бунт хорошо показывает настроения, царившие в русской армии. В такой ситуации ни о каких уступках Швеции не могло идти и речи.
