Пиндар. Истмийские песни, 7
Приведем еще эпиникий Вакхилида в честь борца Аргея из Кеоса, также одержавшего победу на Истмийских играх:
В схватке храбрых рук
Стяжал победу Аргей,
Обновляя память о той красе,
Какую здесь,
На славном загривье Истма
Явили мы…
Семьюдесятью венками наших побед.
Вакхилид. Эпиникии, 2
С 228 г. до н. э. в играх стали принимать участие и римляне, и случалось, что во время Истмийских торжеств объявлялись во всеуслышанье важные решения римских властей. Так, в 196 г. до н. э., после 2-й Македонской войны, полководец Тит Квинтий Фламинин оповестил через глашатая о предоставлении автономии греческим городам, а в 67 г. н. э. по приказу императора Нерона была провозглашена свобода Греции и право ее жителей не платить в дальнейшем никаких государственных податей.
К общегреческим играм можно отнести и Делийские игры, проходившие на острове Делос, хотя устраивали их жители острова Наксос, игравшего важную роль в торговых отношениях в Восточном Средиземноморье. Делос был одним из главных центров культа Аполлона, по преданию, родившегося на этом острове. Поэтому и Делийские игры были посвящены Аполлону, привлекая обитателей островов и ионийских городов Малой Азии. Игры происходили весной; спортсмены и зрители прибывали на остров на больших кораблях, везя с собой все необходимое, ибо небольшой остров
Делос не имел всего, что нужно было для их проживания и питания. Торжества открывались обрядовой процессией. По широкой аллее, где через каждые 10 м на трехметровых постаментах стояли каменные львы, она направлялась к святилищу Латоны, божественной матери бога Аполлона, которой приносили в дар пеплум. Затем начинались состязания музыкантов, певцов и спортсменов. Судьба Делийских игр во многом зависела от процветания Наксоса, поэтому когда остров уступил в V в. до н. э. свою роль крупного центра морской торговли Коринфу, Эгине и Афинам, игры на острове Делос также утратили свое былое значение.
Кроме общегреческих, древние эллины знали и многочисленные местные игры, посвященные Аполлону или другим богам. Со временем большого размаха достигли местные игры и в некоторых городах за пределами Греции — достаточно вспомнить «олимпийские» игры, проводившиеся в богатой Антиохии.
Изображение бронзолитейной мастерской на краснофигурной вазе. V в. до н. э.
ПРАЗДНИКИ И ЗРЕЛИЩА В РИМЕ
Прежде всего — богов почитай, годичные жертвы
В злачных лугах приноси богине, великой Церере,
Тотчас, едва лишь зима отойдет, уже ясной весною.
Жирен в ту пору баран и вина особенно мягки,
Легкий сладостен сон и тенисты нагорные рощи.
Сельская вся молодежь да творит поклоненье богине.
С перебродившим вином молока замешай ты и меду,
Трижды пускай зеленя обойдет благосклонная жертва,
Хор и товарищи пусть ее с торжеством провожают.
Криком Цереру в свой дом пускай призывают, и раньше
Пусть своим острым серпом никто не коснется колосьев,
Чем, поначалу листвой виски увенчавши дубовой,
Пляской Цереру почтит неискусной и песней священной.
Вергилий. Георгики, I, 338—350
Как и в Греции, в древней Италии ни один праздник не обходился без музыки, пения и танцев, поэтому о них мы и поговорим в первую очередь. И здесь триединая хорея родилась в мире сельского труда, местных обрядов и культов. Об этом напоминает в одной из своих элегий Альбий Тибулл, поэт I в. до н. э.:
Пахарь, наскучив в полях постоянной работой, впервые
Свой деревенский, напев в мерные стопы сложил,
И на сухом тростнике впервые песнь заиграл он,
Звонким созвучием слов славя венчанных богов.
Пахарь, о Вакх, лицо подкрасив суриком красным,
Первый повел хоровод, новым искусством пленен;
Дан был за это ему козел из богатого стада:
Праздника памятный дар средства умножил певца.
Сельский мальчик заплел из цветов весенних впервые
И возложил венок ларам седым на главу. (…)
Женский рождается труд, урок ежедневный, и быстро
Крутится веретено в пальцах умелой руки;
Пряха поет, посвящая свой труд неустанный Минерве,
Туго натянутый край пряжи под гребнем звенит.
Тибулл. Элегии, II, I, 51–60, 63–66
Бой быка с медведем (мозаика)
И песнями, и танцами италийцы воздавали почести божествам, как это делали, например, «арвальские братья», о которых речь еще пойдет ниже, или салии — жрецы бога Марса, составлявшие коллегию из 12 человек, возникшую еще на заре римской истории — при втором царе Нуме Помпилии. 1 марта, в первый день месяца, посвященного их богу-покровителю, салии устраивали торжественные шествия в полном вооружении, распевая свои песни, которые вместе с песнями «арвальских братьев» положили начало римской литературе. Движение процессии сопровождалось трехтактной культовой пляской салиев — трипудием, требовавшим от танцоров силы и выносливости, ведь исполняли пляску в шлеме, с мечом, копьем и щитом. И все же музыка, пение и танец не были в Италии так тесно связаны между собой, не составляли неразрывного единства — триединой хореи, как это имело место в Греции, хотя каждый из этих элементов играл на Апеннинском полуострове огромную роль и в религиозных обрядах, и при массовых зрелищах, и в повседневной жизни общества. Можно говорить, таким образом, о музыке (в широком значении этого понятия, вместе с пением) культовой, сценической, аккомпанирующей и даже «концертной». Однако римляне были не так музыкальны, как греки, поэтому в их музыке рано стали заметны чужеземные влияния, проявлявшиеся как в тех или иных жанрах музыкальных произведений, так и в составе инструментов.
В Риме всегда было немало музыкантов, композиторов, учителей музыки и пения, но почти все они происходили или из собственно Греции, или из греческих городов на юге Италии, или из Египта. Профессиональные танцоры и танцовщицы, выступавшие публично, приезжали в Вечный город из Сирии и Испании. С тех пор как в Риме стали утверждаться восточные культы и обряды (например, культ Исиды), в них участвовали музыканты, прибывшие оттуда, откуда был заимствован и сам культ. Так, в обрядах в честь Исиды принимали участие музыканты из Египта. Зато музыкантами, сопровождавшими своей игрой чисто римские обряды, военными музыкантами и теми, кто аккомпанировал актерам на сцене, были преимущественно люди римского или во всяком случае италийского происхождения. Большинство римских граждан относились к иноземным певцам и музыкантам вполне благожелательно; недовольство высказывали лишь те, кто, опасаясь влияния чуждых Риму обычаев и нравов, вообще с негодованием смотрел на растущее число иностранцев, которых всюду принимали и расхваливали за их искусство. В самом деле, некоторых приезжих музыкантов римляне осуждали за высокомерие и заносчивость, ибо теплый прием, оказанный многим греческим, египетским или испанским артистам в Риме, нередко разжигал в них тщеславие и спесь. Более того, музыканты, какого бы происхождения они ни были, пользовались в Риме некоторыми привилегиями в награду за те услуги, которые они оказывали городу своей игрой или пением во время больших общегосударственных торжеств. Так, в привилегированном положении находились военные музыканты, симфониаки — музыканты, участвовавшие в религиозных церемониях, а также те, кто играл на духовых инструментах. Скабиллярии, которые на сцене задавали такт хору и танцорам, пользовались у публики такими же симпатиями, как и самые выдающиеся актеры. Известных музыкантов и певцов настолько высоко ценили, что им удавалось завязывать дружеские отношения с представителями знатнейших родов. Примером этого может служить судьба певца Тигеллия Старшего из Сардинии, отмеченного благосклонностью самого Цезаря, а также его племянника или приемного сына Тигеллия Гермогена, певца и музыканта, неоднократно воспетого Горацием и восхищавшего своим искусством и царицу Клеопатру, когда она приехала в Рим, и Октавиана Августа.
Помимо таланта артист нуждался в соответствующем образовании. Его он мог получить или индивидуально, или в школе, руководимой каким-нибудь известным мастером — музыкантом и певцом. Недаром Цицерон причислял музыкантов, как и геометров, к тем людям, которые, занимаясь своим делом, одновременно обучают других. Уже упоминавшийся Тигеллий Гермоген основал музыкальную школу; посещали ее и актрисы, выступавшие в мимах: это были главным образом гетеры, начавшие заниматься музыкой с середины II в. до н. э.
Музыканты (мозаика)
Некоторым музыкантам посчастливилось даже обучать своему искусству императоров. Эту почетную, хотя и нелегкую обязанность выполнял, например, кифаред Терпн, которого император Нерон, придя к власти, тотчас же пригласил к себе для занятий. «Много дней подряд, — сообщает Светоний, — Нерон слушал его после обеда до поздней ночи, а затем и сам постепенно начал упражняться в этом искусстве. Он не упускал ни одного из средств, какими обычно пользуются мастера для сохранения и укрепления голоса: лежал на спине со свинцовым листом на груди, очищал желудок промываниями и рвотой, воздерживался от плодов и других вредных для голоса кушаний. И хотя голос у него был слабый и сиплый, все же радуясь своим успехам, он пожелал выступить на сцене. „Чего никто не слышит, того никто не ценит“, — повторял он друзьям греческую пословицу» (Светоний. Нерон, 20). По сведениям Плиния Старшего (Естественная история, XIX, 33, 108), для сохранения голоса Нерон каждый месяц в определенные дни постился, питаясь только рубленым пореем в масле.
