Вот как вспоминал после войны тот момент командующий артиллерией 95-й гв. сд полковник Н. Д. Себежко:
«Должен заметить, что этот мощный удар главным образом приняла на себя артиллерия нашей дивизии. Если в полосе, где развернулось встречное танковое сражение, удельный вес артиллерии был незначительным, то в полосе обороны нашей дивизии артиллерия сдерживала основной удар наступающей бронетанковой группировки врага.
Когда противник стал подходить к южным скатам выс. 235.3 и северной окраине Полежаева, создалась реальная угроза прорыва и выхода противника на дорогу Прохоровка — Карташевка, то есть в тыл соседу слева. Наступил критический момент.
Понимая сложившуюся обстановку, командир дивизии бросил в бой все наличные средства и резервы: штрафную роту, роту автоматчиков и другие подразделения, а главное — привлёк всю артиллерию для борьбы с танками. Для стрельбы прямой наводкой был выведен весь 233-й гв. ап под командованием гв. подполковника А. П. Ревина. Командир полка сумел быстро вывести и открыть огонь всеми пушечными батареями, оставив на закрытых огневых позициях только гаубичные батареи. Также был брошен в бой весь 103-й гв. оиптад под командованием майора П. Д. Бойко. … Майор Бойко всегда находился в гуще боя, умело руководил подразделениями и своим личным примером вдохновлял бойцов и командиров» [438].
Но дивизия полковника А. Н. Ляхова была уже не в состоянии выдержать удар численно превосходящего, прежде всего в огневых средствах, вражеского соединения. Её рубеж был рассечён на несколько частей. Подразделения, попавшие в окружение, дрались стойко, до последнего бойца вели рукопашные бои в траншеях с мотопехотой и утюжившими хода сообщений танками. В отчёте штаба 5-й гв. А отмечается:
«Пехота, отбивая несколько ожесточенных атак, спокойно продолжала вести бой, даже при проходе через боевые порядки танков противника, неоднократно отсекала пехоту от танков, нанося значительный урон. Ценой больших потерь противнику удалось потеснить наши части. Отход пехоты был недостаточно организован» [439].
Около 18.00 под удар авиации попал КП 95-й гв. сд, развёрнутый в заросшем подлеском отроге балки северо-западнее совхоза им. Ворошилова (рядом с дорогой Прохоровка — Карташевка), и полковник А. Н. Ляхов был вынужден перенести его в район Карташевки. В этот период связь работала только через посыльных, то есть о какой либо оперативности, которая так важна в ходе динамичного боя с танковыми группами, говорить не приходилось.
О тяжелейшем положении в дивизии свидетельствует и такой факт. А. С. Жадов, понимая, что 95-я гв. сд осталась главной силой, удерживавшей немцев в излучине, в то же время управление в ней потеряно и комдив пока не в силах восстановить его, направил в дивизию ряд командиров штаба армии, в том числе начальника оперативного отдела майора Буковоскогго, а сам занялся созданием противотанковой обороны из её артподразделений.
Штаб армии об этом моменте доносил:
«Части 95-й гв. сд в результате потери управления со стороны дивизии в период атаки противника, не отразив удар танков, самостоятельно отошли на прежние рубежи, и 13.07.43 г. дивизия приведена в порядок» [440].
Между 18.00 и 19.00 на направлении главного удара дивизии «Мёртвая голова» — вдоль северного берега реки её танки, пройдя через боевые порядки пехоты, вплотную подошли к огневым позициям артиллерии.
«Обстановка сложилась настолько критической, что исполняющему обязанности начальника штаба 233-го гв. артполка гв. капитану П. П. Белецкому пришлось вывести на прямую наводку все гаубичные батареи (к этому моменту командир полка майор А. П. Ревин был смертельно ранен), — вспоминал командующий артиллерией 95-й гв. сд майор Н. Д. Себежко. — Эти инициативные и решительные действия гв. капитана П. П. Белецкого были как нельзя кстати и одобрены командованием дивизии» [441].
Бесспорно, в этот день артиллерия 5-й гв. А сыграла очень важную, в отдельные моменты даже решающую роль. Особенно это понимаешь, когда обращаешься к статистике. Как вспоминал бывший начальник штаба Воронежского фронта С. П. Иванов, практика боевых действий на Курской дуге показала, что для успешной борьбы с одной танковой дивизией противника необходимо было развернуть на участке её действий.9 — 12 истребительно-противотанковых полков. 12 июля в излучине р. Псёл против дивизии СС было развёрнуто лишь 6 иптап и артполков стрелковых дивизий, а также три отдельных истребительно-противотанковых дивизиона. Причём отдельные части имели некомплект вооружения (особенно в 52-й гв. сд) из-за потерь в предыдущих боях, некоторые иптап и все оиптад были вооружены 45-мм орудиями. Отсутствие достаточного количества артиллерии приходилось компенсировать героизмом и самопожертвованием бойцов и командиров.
После потери управления в 95-й гв. сд на эффективность дивизионной и противотанковой артиллерии существенное негативное влияние начало оказывать отсутствие взаимодействия со стрелковыми подразделениями. Оборона стрелковых полков превратилась в очаговую. Отдельные взводы, роты, часть батальонов, порой из различных дивизий, спешно занимали первые попавшиеся участки, пригодные для сопротивления. Между этими наспех созданными узлами сопротивления образовывались разрывы, на которые выдвигались батареи и дивизионы. Таким образом, орудийные расчёты оставались без прикрытия.
«Отсутствие таких пехотных прикрытий, — писали офицеры штаба 5-й гв. А, — привело к тому, что на участке 95-йгв. сд 12.07.43 года вражеские автоматчики, незаметно просачивавшиеся под шум боя на ОП, создавали серьёзную угрозу для орудийных расчётов. В результате чего погибли огневые расчёты 8-й и часть 9-й батарей 233-го гв. ап и командир артиллерийского полка [442]» [443].
Начальник разведки 233-го гв. ап И. Костенко, который находился на КП вместе с майором А. П. Ревиным, несколько по иному вспоминал обстоятельства гибели командира полка:
«… Примерно в 17. 00 в ходе очередной атаки полк атаковавали 40 танков. Героически дралась 8-я батарея под командованием ст. лейтенанта Флюса. В этом поединке все солдаты и командиры батареи погибли. Осталось живой лишь одна медсестра, её перед атакой командир батареи отправил в тыл.
Смяв 8 батарею, танки подошли примерно на 100 м к нашему наблюдательному пункту и открыли огонь из пушек и пулемётов. Майор А. П. Ревин отослал всех в тыл, на НП остались мы и ещё три разведчика нашего полка. Затем он обратился по рации к командованию, чтобы оказали помощь и подвезли снаряды, так как на батареях оставалось по 10 снарядов на орудие. На помощь прибыл истребительно-противотанковый полк, но когда он начал разворачиваться, то попал под обстрел одновременно танков, артиллерии и ударов авиации. Несколько машин-тягачей сразу загорелось и расчёты начали отступать. Не подвезли и снаряды. И вот я сейчас думаю: „Могли ли их вообще подвезти в том аду?“. Положение могли спасти только танки, но их на нашем участке в это время не было. Авиация наша в этот день действовала хорошо. Было полное господство её в воздухе. Но бомбить, даже обстреливать этот участок фронта… — слишком уж близко находились наши и немецкие части.
Так как помощи нам не было оказано, майор А. П. Ревин по радио с гневом передал, что мы все здесь погибнем и Вы в этом будете виновны. Кто это „Вы“, я не знаю [444]. К вечеру стало прохладно и он поверх гимнастёрки на которой было прикреплено 2 ордена, одел свитер и сказал: „Это я одел на смерть“. Я помню не один случай, когда солдаты и офицеры чувствовали свою смерть. Лично у меня это предчувствие появилось (что меня убьют или ранят) за две недели до тяжелого ранения в боях за Полтаву.
Продолжая вести огонь, танки начали обходить позиции полка справа. Телефонная связь прервалась и с полком, и с дивизией, а также и с дивизионами и батареями. Командир полка приказал достать гранаты. Я у пехотинцев взял несколько противотанковых, но где-то в глубине моей души теплилась надежда, что можно найти выход из трагического положения. Ведь, в самом деле, что мы могли сделать против тяжелых танков гранатами, если даже снаряды не брали их лобовую броню. Я предложил перебазировать НП в расположение стоявших сзади батарей, Ревин и Накаидзе согласились. Нашу группу вёл А. П. Ревин, а пехоту Накаидзе. Ползком по-пластунски, а где можно нагнувшись, перебежками, мы начали отходить. Подошли к батарее, у них снарядов нет. Комполка отдал приказ: „Отходить“. В это время к ОП на дистанцию примерно 200 м подошли два тяжёлых танка и открыли огонь. Первым был ранен (тяжело) лейтенант Дёмшин (командир взвода разведки) и тут же пуля попала в голову А. П. Ревина и он погиб. Майор был богатырского телосложения, поэтому вынести его с поля боя на руках было невозможно. Я прополз метров 20 до оврага, где находились наши, и попросил у командира зенитного полка автомашину — английский „Додж — три четверти“. Мы погрузили его в машину и отвезли в штаб полка» [445].
