- И об этом думал, - отирая руку салфеткой, согласился Бестужев, - надо срочно что-то предпринимать, пока...- и он рассеянно надолго замолчал, глядя в огонь, лизавший березовые дрова в камине.
- Разрешите напомнить, что человек, коим вы изволили интересоваться год назад, в остроге находится, - перебил размышления канцлера Кураев.
- Что за человек? - уставился на него Бестужев.
- Купеческий сын из Тобольска, Иван Зубарев.
- Зубарев, Зубарев...- несколько раз повторил, вспоминая, Алексей Петрович. Вспомнил, легко провел ладонью по лбу и осведомился: - За что он в острог посажен? Набедокурил где?
- В Берг-коллегии несколько человек побил.
- Вот как? Интересно. А с чего он в той коллегии очутился?
- За результатами проб на серебро пришел. Я от него записочку из острога получил, остальные подробности мне неизвестны, - вынул он из кармана иванову записку.
- Любопытно, дайте взглянуть, - Бестужев протянул к нему руку, взял записку, развернул и быстро прочел. - Почерк у него сам за себя говорит: у таких людей душа нараспашку. Верно говорю?
- Похоже, что так, - согласно кивнул поручик.
- Они, люди подобного склада, по наивности во всякие переделки и попадают. Так что вы от меня хотите, Гаврила Андреевич? Чтоб я этому неудачнику помог? То несложно.... А что он пишет,- вновь взглянул он в записку, - будто бы академик Ломоносов участие в его деле принимал?
- То мне неведомо. Как домой из Архангельска вернулся, слуга мне записку передал. Про академика мне ничего не известно.
- Да... тут есть, над чем подумать. Разрешите этот клочок бумаги у себя оставить? - Кураев согласно кивнул не возражая. - Завтра же наведу справки, что известно по делу сего Зубарева, и тогда дам вам окончательный ответ. Но в любом случае, благодарю вас за службу, и... - канцлер сощурился, протянув вставшему поручику руку для пожатия,- возможно, вскоре смогу обрадовать вас получением достойной награды за вашу преданную службу.
- Рад стараться! - щелкнул тот каблуками и бережно коснулся кончиками пальцев руки графа.
... Через несколько дней, когда Бестужев-Рюмин томился в ожидании в приемной императрицы, которая уже вторую неделю под разными предлогами отказывалась выслушать его, он заметил уверенно шедшего через малый зал Ивана Ивановича Шувалова. На нем был камзол вишневого цвета с большими пуговицами из чистого золота и такими же массивными пряжками на башмаках. Став любимцем Елизаветы Петровны, он, к чести сказать, не поимел для себя какой-то особой выгоды, как это обычно случалось при дворе: не получил высоких чинов или званий, крупных земельных наделов с крестьянами; только испросил для себя у государыни единственную привилегию - быть покровителем людей, приобщенных к наукам и искусствам. Все в столице знали о его дружбе с академиком Ломоносовым, у которого граф даже брал уроки словесности и риторики. Вспомнив о том, канцлер решил не упустить случая, чтоб побольней уколоть человека из враждебной ему шуваловской партии.
- Рад видеть в добром здравии ваше сиятельство, - шагнул он навстречу и несколько картинно поклонился, чего обычно никогда не делал, в чьем бы то ни было присутствии.
- Спасибо. И вам того желаю, - Иван Иванович явно не ожидал встретить здесь канцлера, а тем более не был настроен на беседу с ним, а потому лишь чуть приостановился и намеревался продолжить путь. Но Бестужев ловко заслонил ему дорогу и доверительно сообщил:
- Весьма сочувствую вашему визави.
- О ком вы? - наморщил лоб Иван Иванович и вынужден был остановиться, понимая, что просто так канцлер его не пропустит, пока не выложит очередную гадость, на которые тот слыл большим умельцем.
- Как? Вы не знаете? - удивленно всплеснул руками Алексей Петрович. Да уже весь Петербург только о том и говорит, верно, даже слугам известно.
- Извольте выражаться поточнее. Знаете ли, я спешу и для пустых излияний просто не имею времени. Да и... - Шувалов замолчал, обдумывая, как бы высказаться не столь обидно для канцлера, и закончил фразу, - не большой охотник я до сплетен и пересудов столичных.
- Конечно, конечно, - ухватил за локоть Ивана Ивановича Бестужев и зашептал в самое ухо, - вы у нас теперь птица важная, высоко летаете, куда и нас, грешных, не всегда пускают. Только вот как вдруг вышло, что академик ваш лапотный, Ломоносов, вдруг на сторону вора и изменника государственного встал?
- Михайла Васильевич?! На сторону вора и изменника?! - брови графа Шувалова полезли вверх, и он даже чуть приоткрыл рот от изумления. - Не может быть, не верю!
- А вы узнайте у братца своего, за что в острог посажен купеческий сын из Тобольска Ванька Зубарев. Он вам все и объяснит, выложит.
- Какого брата вы изволите иметь в виду? - не сразу догадался Иван Иванович, но тут же сообразил, что канцлер тонко намекнул ему на Александра, что ведал Тайной канцелярией, осекся, потупился и постарался перевести разговор в другое русло. - Собственно говоря, ваша в чем тут корысть?
- Моя? Корысть? - подобострастно взмахнул руками Бестужев. - Побойтесь Бога, Иван Иванович. Мы к вам со всем сочувствием и открытой душой. Мне, как исконно русскому человеку, жаль Михайлу Васильевича. Следствие... Допросы... Обвинения... Я понимаю, в ваших силах замолвить за него словечко, и все образуется. Но он сам куда смотрел? Или не догадался сразу, что проходимец перед ним? А ведь он, вор тот, теперь из острога может и оговорить уважаемого человека. - Бестужев замолчал, поедая глазами Шувалова. Канцлер уже успел навести справки по делу Зубарева, узнал о том, что результаты проб руды, сделанные Ломоносовым, подвергнуты Берг-коллегией сомнению, сам искатель посажен в острог не столько за драку в коллегии, сколько за введение в заблуждение правительственных властей. Правда, дело можно умело повернуть иначе, списать все на незнание Зубаревым правил розыска руды, всыпать ему плетей и прогнать обратно, в затерянный меж сибирских лесов Тобольск. Но Бестужев уловил во всем том интригу, где невольно оказались замешаны лица противной ему партии и безошибочным чутьем опытного царедворца уловил собственную пользу в, казалось бы, незаметном и обыденном деле. Зубарев связан с Ломоносовым, а тот находится под прямым покровительством нынешнего фаворита, Ивана Ивановича Шувалова, - вот его козыри, которые он попридержит, а выбросит лишь в нужное время, наверняка. И тогда уж точно повергнет к своим стопам любимчика государыни.
- Пока ничего не могу вам ответить, ваше сиятельство, но обязательно все разузнаю, и, думается, событие сие не столь важно, как вы излагаете, обходя канцлера сторонкой, скороговоркой отвечал Иван Иванович.
- Очень может быть, очень, но... - важно надул щеки Бестужев, - весьма неосторожно входить в сговор с подобными людьми.
- В сговор? Какой сговор? - принял на свой счет замечание канцлера Шувалов.- Думайте, что говорите...
- Что думаю, о том и говорю, в отличие от некоторых известных мне людей, - ловко парировал Бестужев, и чуть кивнув, отвернулся от собеседника, оставив того в полной растерянности.
- Будь ты трижды неладен, - горячо выругался Иван Иванович, выходя из зала, когда уже вполне мог быть уверен, что канцлер не расслышит его слов.Каналья! Все настроение мне испортил! Нет, сейчас не время идти к государыне, надо узнать, что он там наплел, - и, набросив на плечи шубу, выбежал на крыльцо и приказал кучеру срочно свезти его в академию.
Ломоносова Иван Иванович застал в лаборатории бурно вышагивающим меж столов, заставленных пробирками, ретортами и иной нужной для опытов посудой. Он был без парика, в одной рубашке и никак не ожидал, что кто-то вдруг может без приглашения нагрянуть к нему. Да и во всей академии давно было известно, что, когда Михайла Васильевич не в духе, под руку ему лучше не попадаться, а потому никто не рисковал лишний раз сунуться в его кабинет без особого на то приглашения.
- Кого там черт принес? - громко крикнул он, даже не повернувшись на звук хлопнувшей позади него двери.
- То я буду, Михайла Васильевич, - ничуть не обидевшись на столь нелюбезную встречу, ответил Шувалов.
- Покорнейше прошу прощения, Иван Иванович, - смутился академик и густо покраснел. - Никак не ожидал, что вы самолично пожалуете. А эти все, - ткнул он здоровенным пальцем в стену,- изрядно мне надоели, поскольку давно уже биты не были. Но, не ровен час... дождутся! Сподобятся испытать гнев мой!
- Остановись, Михайла Васильевич,- слегка тронул академика за плечо Шувалов и тут же отшатнулся от резкого запаха винного перегара, шедшего от Ломоносова.
- Что? Не нравится, чем пахнет? - засмеялся Ломоносов, видя неудовольствие своего покровителя.- А травить меня несусветными измышлениями им можно?! Лучше уж вином себя отравить до смерти, чем ждать, пока их языки это сделают.
- Расскажи, что случилось, - отойдя подальше от разбушевавшегося Ломоносова, попросил Шувалов. - А то встречаю давеча великого канцлера нашего, лису великую, если по чести сказать, а он мне намекает, что ты за какого-то подлого человека заступился, который в остроге сидит. Про руды опять же толкует. Что за притча такая?
