Коммунисты 50 лет внушали нам, что в 1939 году война была неизбежна, мир катился к войне, и Сталину ничего не оставалось, как подписать пакт о начале войны. Анализ ситуации в германской промышленности вообще и в области производства боеприпасов в частности позволяет утверждать, что ситуация была совсем не столь критической. Никуда мир не катился, и войны можно было бы избежать. Если бы Сталин захотел. И еще: если бы Красная Армия в сентябре 1939 г. выступила на стороне Польши, то Сталину это ничем не грозило (и он это знал), а Гитлер мог потерпеть жестокое поражение просто из-за нехватки боеприпасов».
Суворов не привел цитаты из книги «Итоги Второй мировой войны». Но она существует:
«Размеры военного производства были самыми минимальными. В мае 1940 г., например, было произведено немногим больше 40 танков, в то время как в 1944 году, после двух лет бомбардировок, в результате которых многие заводы оказались разрушенными, ежемесячно выпускалось более 2 тыс. танков. В начале войны германская промышленность ежемесячно производила до 1 тыс. различных самолетов, включая гражданские, учебные и транспортные. Летом 1944 г. одних лишь истребителей выпускалось ежемесячно 4 тыс. штук. Таких примеров можно привести очень много. Складов военного имущества имелось самое ограниченное количество. Поэтому за первые 14 дней войны с Польшей немецкая бомбардировочная авиация истратила весь запас бомб. Немецкая артиллерия только потому не сумела израсходовать весь запас снарядов, что во время молниеносных кампаний в Польше и Франции артиллерия применялась значительно реже, чем это было предусмотрено военными планами. Доля военной продукции в валовой продукции германской промышленности составляла в 1940 году, то есть в первый год войны, менее 15 %, в 1941 году — 19, в 1942 году — 26, в 1943 году — 38 и в 1944 году — 50 %».
Итак, еще большой вопрос, до какого Урала могли дойти немцы в сентябре 1939-го, начни они войну против Польши и не имея договора с СССР. И нужна ли была помощь Англии и Франции Советскому Союзу осенью 1939-го в войне с немцами. (Как на польской территории, так и вообще.) Вот потому и возникает «проблема вторая» — «началась ли бы вообще Вторая мировая война? Есть такие историки, которые считают, что если бы СССР не пошел на заключение пакта, то войны вообще не было бы, так как Гитлер не осмелился бы напасть на Польшу (тем самым высказывается клеветническая идея, что Советский Союз — виновник войны)».
Безыменский сразу же замечает, что «это предположение ни на чем не основано. Если вспомнить первую директиву Гитлера о нападении на Польшу, то она была отдана задолго до того, как родилась идея пакта. Подготовка плана «Вайс» осуществлялась совершенно независимо от того, какую позицию займет СССР. Так, директива о нападении на Польшу была подписана 3 апреля и затем повторена в мае. Срок нападения на Польшу — сентября — был определен еще 11 апреля, а затем повторен 16 мая. Печально знаменитая беседа фюрера с генералитетом состоялась 23 мая, когда о пакте еще и речи не было.
Все было нацелено на то, чтобы начать войну с Польшей — имея пакт с СССР или не имея его».
Кроме того, Безыменский высказывает свою точку зрения, что Гитлер не мог долго ждать, и приводит цитаты из разных его высказываний. Но можно привести и другие цитаты из выступлений Гитлера. Например, в 1942 г. он сказал, что если не получит грозненскую нефть, то вынужден будет закончить войну. Ну и что, Гитлер получил грозненскую нефть? И прекратил войну в 1943 г.? Или известная его фраза, что многие победы в конце 30-х были достигнуты благодаря блефу. Кроме того, есть примеры подготовки немецких планов, которые так и не были реализованы (тот же «Морской лев»).
«Третья проблема» (по Безыменскому — «если бы нападение на Польшу все-таки совершилось, а Советский Союз остался бы, скажем, нейтральным») могла возникнуть, если бы СССР не заключил договор с немцами, но и не заключил бы соглашение с Англией и Францией. В этом случае Безыменский предполагает ухудшение стратегического положения СССР, так как немцы, дескать, все равно захватили бы Польшу, а вслед за этим захватили бы и страны Прибалтики. Но такая ситуация была бы следствием еще одного условия: если бы СССР вообще ни на что не реагировал. А вот это уже было бы очень странно. Если учесть, что год назад (в 1938-м) СССР был готов начать войну с Германией для помощи Чехословакии. А кроме того, уже вел войну с немцами в Испании. И после всего этого перестал бы «адекватно реагировать» на немецкие попытки экспансии у себя «под носом»? (Тем более что у немцев тогда не было достаточных запасов боеприпасов для серьезной войны.)
И не выдерживает критики заявление Безыменского о том, что в августе 1939-го СССР «наконец-то ответил на неоднократные немецкие предложения». Во-первых, а зачем немцы так настойчиво чего-то добивались от СССР, если это (якобы) не имело особого значения? А во-вторых, еще надо посмотреть, кто кому какие предложения «неоднократно» делал в мае-июле 1939-го.
Кроме публикации документов из немецких архивов, обзор советско-немецких отношений в 1939 г. есть в статье С.А. Горлова «Советско-германский диалог накануне пакта Молотова — Риббентропа 1939 г.» в журнале «Новая и новейшая история», № 4, 1993. Причем из 22 страниц 15 отведены именно событиям мая-июля. Суммируя информацию из этой статьи с текстами документов и другими публикациями, можно получить определенную последовательность советско-немецких контактов в мае-июле 1939 г. и их направленность.
Итак, 17 апреля советский посол Мерекалов посетил статс-секретаря Вайцзеккера. После чего уехал в Москву на совещание (пленум) и в Берлин уже не вернулся.
4 мая германский поверенный в делах Типпельскирх сообщил в Берлин о смещении Литвинова и о назначении наркомом иностранных дел Молотова. (Кстати, интересное положение — нарком иностранных дел «по совместительству» является еще и главой правительства! В случае проведения «деликатных» переговоров — очень полезно!)
Сообщение эстонской газеты «Пяэвалнхт» 4 мая 1939 г.:
«Москва, 03.05. (ЭТА) (ТАСС). Указом Президиума Верховного Совета Советского Союза Председатель Совета Народных Комиссаров Молотов был назначен народным комиссаром по иностранным делам и нынешний народный комиссар Литвинов был освобожден от исполнения этих обязанностей по собственному желанию.
8 дополнение к этой телеграмме ТАСС наш корреспондент в Варшаве получил из Москвы следующую информацию: официально нынешний народный комиссар иностранных дел Советского Союза уходит по своей просьбе, однако в действительности причиной этому является недовольство в Кремле внешней политикой Литвинова, которое возникло в связи с русско-английскими переговорами. Там считают, что за границей о переговорах Литвинова возникло впечатление, будто Англия сумела выторговать себе ведущее положение и руководит Россией. Уход Литвинова, вероятно, окажет влияние на эти переговоры, сделав их еще более проблематичными. Некоторые иностранные круги в Москве считают, что Молотов будет тверже выступать против пожеланий Англии и не пойдет на уступки, пытаясь диктовать позицию Москвы. Одновременно могут возникнуть предпосылки для соглашения с Германией, против которых решительно выступал Литвинов. Уход Литвинова значительно облегчил бы заключение договора с Германией, поскольку личность Литвинова сама по себе во всех отношениях для Берлина неприемлема…»
На следующий день, 5 мая, советник Шнурре пригласил к себе советского советника Астахова (который стал временным поверенным) и сообщил ему ответ на запрос 17 апреля, сделанный Мерекаловым. Ответ был положительным. Германия согласна соблюдать советские контракты с заводами «Шкода». Астахов поблагодарил и поинтересовался, будут ли немцами возобновлены переговоры, прерванные в феврале. Особенно в связи с заменой советского наркома иностранных дел. Шнурре ответил уклончиво, что вопрос изучается.
9 мая Астахов представил в МИД Германии нового начальника берлинского отделения ТАСС Ивана Филипповича Филиппова. Состоялась беседа между ними и заместителем заведующего отделом печати МИД Германии Брауном фон Штуммом. В беседе затрагивалась тема улучшения двусторонних отношений. Иван Филиппов в 60-х годах XX века в издательстве «Международные отношения» опубликовал свои мемуары, в которых написал, что в центральном аппарате ТАСС он начал работать в июле 1938-го. А работники иностранного отдела объяснили ему, что он намечен к поездке в Германию, где будет заведовать берлинским отделением агентства. Для этого ему требуется приобрести необходимый опыт корреспондентской работы и улучшить знание немецкого языка.
17 мая Астахов пригласил к себе Шнурре обсудить положение советского торгпредства в Праге, которое СССР хотел бы преобразовать в филиал торгпредства в Берлине. Шнурре предположил, что вопрос будет решен положительно. Затем Астахов перешел к обсуждению темы развития советско-германских отношений. Он отметил, что между двумя странами нет противоречий в международной политике. И что отношения могли бы улучшиться. Шнурре напомнил о советско-английских переговорах. Астахов намекнул, что они вряд ли дойдут до серьезных результатов.
