проблему. Без общего знания о двойном основании объединенной Европы – сначала после 1945 года, когда она восстала из разрухи, вызванной Второй мировой войной и убийством евреев, и позднее в 1989 году, когда Европа оправилась после сорока лет советской диктатуры – она не сможет ни существовать, преодолеть кризисы, ни обновиться. Без европейского согласия с этой историей и ее последствиями, сохраняющимися до наших дней, невозможно выработать общие ориентиры для выхода из нынешнего кризиса и для обретения совместного будущего.
Отправной точкой для понимания странами – участницами ЕС «европейского проекта» могут послужить основные уроки, которые Европейский союз извлек из собственной истории и от которых не собирается отказываться. Хотя сама история необозримо сложна и многократно преломляется при рассмотрении с разных точек зрения, уроки истории непосредственно очевидны, их можно сосчитать на пальцах одной руки. Они не новы, но до сих пор их заслоняют риторические формулы, выхолощенные от бесконечного повторения. Лишь когда мы вновь раскроем историческую уникальность и актуальность в настоящее время этих уроков, мы сможем по достоинству оценить их огромный потенциал как необходимой основы для ориентира.
«История постоянно учит, но не находит учеников» – гласит часто повторяемое высказывание Ингеборг Бахман. Мне хотелось показать, что история все же находит порой своих учеников, например среди европейцев после Второй мировой войны. Тогда сложилась особенно благоприятная ситуация для усвоения уроков, ибо европейцы дважды пережили крушение общего мира. Этот травматический опыт породил мощную мотивацию начать все заново и добиться лучшего. Разумеется, больше всего пришлось учиться немцам, которые своими военными действиями и преступлениями против человечности больше всего способствовали всеобщей разрухе. То, что немцы после 1945 года не остались в полной изоляции, но немедленно были вновь приняты в европейское сообщество с целью реинтеграции, граничит с чудом. Европейское сообщество – что сегодня явно недооценивается – не только занялось восстановлением экономики, но и усвоило важные уроки истории.
Урок первый: сохранение мира
Восьмое и девятое мая – два европейских памятных дня?
9 мая 1950 года, выступая с исторической речью, французский министр иностранных дел Робер Шуман, имевший немецкие корни и воевавший в годы нацистской оккупации Франции в Сопротивлении, предложил создать Европейское объединение угля и стали. Поэтому 9 мая 1950 года считается днем основания Европейского союза. Его не раз объявляли праздничным днем, однако население стран – участниц ЕС его так и не приняло. Возможно, причина в том, что он неизменно оказывался в тени воспоминаний о безоговорочной капитуляции Германии в конце войны 7–9 мая 1945 года. В отличие от 9 мая 1950 года, дня создания ЕС, 8 мая 1945 года оставило глубокий след в биографическом опыте и семейной памяти немцев, хотя его смысл долгие годы оспаривался.
8 и 9 мая 1945 года отмечались во всем мире как радостный праздник союзников, которые ценой огромных жертв добились победы над гитлеровской Германией и державами «оси». В США, Англии и Франции эта дата вошла в историю как День победы – V-Day (от victory – «победа»). Но во времена холодной войны этот день регулярно праздновался только в Советском Союзе и странах Восточного блока. Германию на ту пору прошлое и политика раскололи надвое: если ГДР считала себя антифашистским государством, а потому причисляла себя к группе победителей и ежегодно праздновала 8 мая до 1967 года, то Вилли Брандт лишь в 1970 году, спустя 25 лет после окончания войны, внес в западногерманский бундестаг предложение официально отмечать эту дату, но безуспешно. «Поражения не празднуют! – возразили тогда ему. – Вина и позор не заслуживают почестей!» [101] Должно было пройти сорок лет, прежде чем президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер, обращаясь 8 мая 1985 года к (западногерманской) нации с исторической речью, заявил, что этот день следует видеть не под знаком «поражения», а под знаком «освобождения».
Но эта памятная дата внутренне противоречива, ибо она объединила совершенно разные, даже противоположные взгляды на окончание войны. Для одних она символизировала конец нацистской эпохи, для других – негероическое завершение героической борьбы. Несомненно, и противники, и жертвы национал-социализма вместе с победителями восприняли конец войны как долгожданное освобождение. Это были те, кто в одиночку или группами участвовал в Сопротивлении, кто подвергался расистской дискриминации и преследованиям, кого истязали и убивали в концлагерях, кого, превратив в рабов, уничтожали принудительным трудом. Однако большинство немецкого общества восприняло конец войны иначе: оно чувствовало себя не освобожденным, а обесчещенным, униженным, поверженным. Гёц Али очень точно выразил двусмысленность понятия «освобождение»: «Исключительно военной мощью и ценой огромных жертв союзнические армии освободили в те месяцы от немецкого террора не только миллионы узников, подневольных и порабощенных людей, но и тех, кто развязал эту войну и повинен в ней: самих немцев. Их пришлось освобождать от самих себя, и многие поняли это лишь с большим запозданием» [102].
Памятуя о конце войны как освобождении, особенно в Германии, нельзя затушевывать проблему исторической ответственности за миллионы убитых и неисчислимые страдания, которые принесла Европе гитлеровская война на уничтожение. В речи по случаю торжественного заседания бундестага в Берлине 8 мая 2015 года историк Генрих Август Винклер напомнил о темной изнанке «радостного дня» освобождения, указав на новые вспышки ненависти и насилия. По словам Винклера, памятная дата настоятельно призывает «усвоить урок подлинной немецкой истории с 1933 по 1945: обязанность в любых обстоятельствах уважать достоинство каждого человека» [103].
Во Франции 8 мая неизменно празднуется с самого конца войны. В английском календаре памятных дат до сих пор куда более важную роль играет 11 ноября 1918 года, День победы в Первой мировой войне. В Нидерландах по-прежнему двумя минутами молчания отмечают День освобождения 5 мая 1945 года. В странах бывшего Восточного блока ситуация выглядела однообразней. Здесь 8 мая стало официальным государственным праздником. После того как соцлагерь распался, интерес к предписанному «Дню освобождения» в странах бывшего Варшавского договора угас, поскольку теперь он уже ассоциировался, напротив, с началом новой оккупации. Подлинные дни освобождения в посткоммунистических странах сдвинулись к 9 ноября 1989 года. Вступив в ЕС, каждая из этих стран переписала советский нарратив освобождения, заменив его соответственно своим национальным нарративом освобождения.
В России день капитуляции Германии и победы над нацизмом из-за разницы часовых поясов приходится на 9 мая. После распада СССР России пришлось заново переосмысливать себя как нацию. При этом святая святых ее идентичности – «миф о Ленине» – сменился «мифом о Сталине». Его олицетворением и скрепой, гарантирующей национальное единство России, стал старый памятный День победы Сталина над
