В Белгороде из горна было извлечено 15 сосудов, залегавших как будто в задней, глубинной части печи. Едва ли эти 15 сосудов полностью занимали весь горн. Можно предположить, что часть горна около устья могла подвергнуться частичному расхищению еще в древности. Поэтому и сохранились лишь те сосуды, которые лежали за центральным подпорным столбом и были недоступны.
Разгром Вщижа, во время которого погибло и население (частично пытавшееся спастись в церкви) и множество ценностей, оказавшихся погребенными под слоем пожарища, я связываю с первым походом Батыя. От Селигера, по данным Рашид-ад-дина, «тьмы шли облавой», т. е. обычным для татар способом — двумя путями с местом встречи в заранее назначенном пункте. Сам Батый шел, как известно, на Козельск, двигаясь, по всей вероятности, по восточному краю Брынских лесов. Рашид-ад дин, рассказывая о длительной осаде Козельска, говорил, что город был взят только тогда, когда через 2 месяца подошли войска Кидана и Буры. (И. Березин. Известия о походе Батыя на Русь). Каким путем они шли от Селигера на Козельск? Житие Меркурия Смоленского указывает один промежуточный пункт между Селигером и Козельском, говоря, что татары прошли в 30 поприщах от Смоленска. Если они были близ Смоленска, то дальнейший их путь мог идти только по западной опушке непроходимых для конницы Брынских лесов, т. е. по Десне, через Вщиж, Брянск и далее на Карачев и Козельск. Если эти соображения верны, то вщижский горн получает точную дату — весна 1238 г., а его разрушение очень легко связать с осадой города, так как горн стоял у самой крепостной стены.
Ниже, в разделе, посвященном организации городского ремесла, мне придется вернуться к этим двум группам клейм в одном горне. По всей вероятности, здесь перед нами — сябринное владение горном, хорошо известное этнографии.
Обжиг сосудов горлом вниз, а дном вверх практиковался и римскими гончарами. — В.Ф. Гайдукевич. Ук. соч., стр. 83.
О. Федоровський. Ук. соч., стр. 7 и 8.
Б.И. и В.И. Ханенко. Древности Приднепровья, вып. V, табл. XXXVIII; Л.А. Динцес. Русская глиняная игрушка, М., 1936. — Динцес убедительно доказывает связь киевских игрушек с изображениями великой богини, богини-матери скифского мира. Прослеживается даже преемственность одежды и головного убора. К сожалению, в нашем распоряжении нет данных для определения того смысла, который вкладывали в них киевляне X–XII вв. Были ли эти фигурки простыми игрушками или священными изображениями богини? К сожалению, Л.А. Динцес не коснулся этого вопроса. В отношении коньков, птиц, свистулек, сделанных крайне примитивно и прочно, можно допустить, что они были предназначены для игры. Но фигуры матери с ребенком сделаны очень тщательно и в то же время хрупко: колоколовидная юбка, раскрашенная сверху красными полосами, внутри полая. Если такую игрушку дать ребенку, то тонкая глина была бы быстро раздавлена.
Кроме того, обращает на себя внимание тот факт, что у этих фигурок наверху сохранялись ушки для подвешивания, а это уже сближает их с глубокой архаикой трипольской культуры, где фигурки подвешивающихся у входа женщин-богинь были обязательной принадлежностью каждого дома. Кстати и район распространения киевских фигурок целиком умещается в области трипольской культуры (Киев, Канев, Киевщина).
Думаю, что в X–XII вв. население Киева еще настолько прочно было привязано к своей тысячелетней земледельческой религии, к своим Родам и Рожаницам (тщетно бичуемым христианскими проповедниками), что в фигурах женщины с младенцем мы должны видеть именно богиню, ее священное изображение, а не детскую забаву.
В пользу ритуального назначения фигурок женщины можно сослаться на то, что в детских погребениях встречаются самые различные игрушки и свистульки, но женская фигурка не найдена ни разу.
Л.А. Динцес. Ук. соч., фронтиспис.
В.Е. Козловская. Славянские курганы и городища как исторический источник, Киев, 1914, табл. V, рис. 13.
«Типос» из Ольвии. Киевские коропласты X–XII вв. были не единственными ремесленниками, готовившими предметы языческого культа — существовала еще категория литейщиков, отливавших языческие амулеты (гребни, ложечки, топорики, коньки), широко расходившиеся по русским деревням в XI–XII вв.
Миятевъ. Кр. Преславската керамика, София, 1936, стр. 21.
И.М. Хозеров. Знаки и клейма кирпичей смоленских памятников зодчества древнейшего периода. — «Научные известия Смоленского гос. университета», Смоленск, 1929, т. 1, вып. 3; А.В. Филиппов. Клейма древнерусских кирпичей. — Академия Архитектуры СССР. Сообщения лаборатории керамической установки, М., 1940, вып. 1.
Б. Швецов. Строительный кирпич XII века. — «Труды института строительных материалов минерального происхождения и стекла», М., 1930, вып. 32.
Сохранившиеся здания для этой цели, естественно, непригодны, так как не позволяют произвести всесторонние промеры всех кирпичей.
План церкви (неточный) издан А.С. Уваровым. Древний храм на Вщижском городище. (Сб. мелких трудов, М., 1915). Уваров сближает его с Покровом на Нерли.
Д.В. Милеев. Отчет о раскопках близ Десятинной церкви. — ОАК за 1908–1910 гг.
Кирпичи с цветным княжеским знаком изданы К.В. Болсуновским. — К. Болсуновский. Родовой знак Рюриковичей, великих князей киевских, Киев, 1908. Фото на обл.
А.А. Мансуров. Древнерусские жилища, стр. 64. — Поливные плитки из Успенского собора во Владимире хранится в ГИМ.
М. Шчакацiхiн. Нарысы з гiсторыi Белорускаго мастацтва, Менск, 1928, рис. 24.
В.В. Хвойко. Ук. соч.; Н.Д. Полонская. Ук. соч. — К сожалению, чертежи раскопок не изданы, табл. II–V.
А.В. Филиппов. Ук. соч., стр. 12.
Н.Д. Полонская. Ук. соч., табл. III.
Можно допустить, что и белгородские плитки могли быть изготовлены в Киеве и доставлены «на колах» за 18 км в Белгород.
Б.А. Рыбакоў. Радзiмiчы, стр. 87, табл. II.
М.И. Артамонов. Средневековые поселения на Нижнем Дону, Л., 1935, рис. 7, № 54 и 56.
К.В.
