Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Но и по отношению к Ленинграду у Солоухина есть претензии. Оказывается, улица, ведущая к Михайловскому дворцу, в которой размещается Русский музей, называется улицей художника Бродского: «Я не против того, чтобы с официальных лиц писали портреты. Я недоумеваю, почему имя откровенно невыдающегося художника носит одна из центральных улиц Ленинграда?» (Там же. С. 19). Удивило В. Солоухина и другое: по всему городу были расклеены не только афиши и реклама американской выставки, но были и лекторы на выставке, которые в популярной форме рассказывали о выдающихся достижениях американской архитектуры. «Спрашиваю: почему мы можем допустить, – писал Солоухин, – чтобы на территории Ленинграда велась организованная и продуманная пропаганда чуждых нам (да и вообще человеку) архитектурных стилей, и боимся хоть на одну тысячную долю популяризировать древнее русское искусство? Американская выставка оказалась здесь в роли самодовольной, откормленной, выхоленной, но в общем-то пошловатой дочки, а наше родное искусство в роли захудалой, затюрканной падчерицы. И вспомнил при этом слова Экзюпери: «Достаточно услышать народную песню пятнадцатого века, чтобы понять, как низко мы пали» (Там же. С. 33—34).

Покорил Солоухина и отдел древней русской живописи – Андрей Рублёв, Феофан Грек, Дионисий, прозванный Моцартом русской живописи: «В зале Дионисия вас окружает такая ясная, такая радостная, такая мажорная красота, что на душе вдруг делается радостно и празднично» (Там же. С. 31). Потом Солоухин переходит в XVIII век, затем в XIX, и душа читателя заполняется картинами, внутренним миром тех давних людей, которых художники запечатлели на своих портретах. «В человеке, кроме потребности есть, пить, спать и продолжать род, с самого начала жило две великих потребности, – рассуждает Солоухин, посмотрев картины. – Первая из них – общение с душой другого человека. А вторая – общение с небом. Отчего возникла потребность духовного общения с другими людьми? Оттого, вероятно, что на земле одинаковая в общем-то, одна и та же душа раздроблена на множество как бы изолированных повторений с множеством наслоившихся индивидуальных особенностей, но с тождественно глубинной первоосновой. Как бы миллиарды отпечатков либо с одного и того же, либо, в крайнем случае, с нескольких, не очень многих негативов.

Отчего происходит человеческая потребность духовного общения с небом, то есть с беспредельностью и во времени и в пространстве? Оттого, вероятно, что человек, как некая временная протяжённость, есть частица, пусть миллионная, пусть мгновенная, пусть ничтожная, но всё же частица той самой беспредельности и безграничности. Что же могло на земле служить самым ярким символом безграничности? Конечно, небо» (Там же. С. 46—47). Солоухин здесь не утверждает, он предполагает, что это так и есть, он пытается втолковать, почему древнейшие иконы созданы не в духе традиционного реализма, а по-своему. Он не только смотрит картины Русского музея, но и идёт к реставраторам, читает биографические книги о художниках и о том времени, и увиденный писателем мир в музее предстаёт многогранным, многозначным и очень современным.

А «Чёрные доски», появившиеся в журнале «Москва» в 1969 году (№ 1), почти сразу после публикации романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» (1966. № 11. 1967. № 1), снова оказались новым словом в русской публицистике – давно уж не писали о том, что в России в заброшенном состоянии находятся подлинные шедевры древней русской живописи – иконы, которые сотнями вывозятся за границу, радуя зрителей и хранителей частных коллекций. Солоухин, побывав на первых порах у знаменитого художника и его жены, узнал, что многие картины были найдены совершенно случайно: одна икона закрывала дверь на колокольню в церкви, когда её разорили в 30-х годах; вторая икона была использована как крышка для бочки солёных огурцов. Писатель наблюдал, как опытные руки реставратора поработали над иконой, которая неожиданно оказалась шедевром. И Солоухин писал: «Тому, кто догадался, кто расчистил самую первую икону, полагался бы памятник, но мы не знаем, кто это был, и теперь, конечно, никогда не узнаем» (Там же. С. 119).

Владимир Солоухин увлёкся собирательством икон, хотя многие ему говорили, что такое собирательство стоит немалых денег. Павел Дмитриевич Корин, известный коллекционер древних икон, говорил Солоухину, что за сорок лет он многое браковал, собирая только «удивительные и прекрасные» иконы. Солоухин, вспоминая эти слова, писал: «Моему собирательству сейчас, когда я заканчиваю эти «Записки», пошёл седьмой год. Состав собрания у меня самый первый, и боюсь, что мне трудно будет пойти по стопам пусть и мудрого, пусть и опытного Павла Дмитриевича. Как я могу расстаться с иконой, хотя бы и средней, если она для меня не просто её качество, её выразительность, но и дождь, под которым промок, пока пробирался по просёлку, и бригадир, с которым разговаривал, и старуха, у которой выпрашивал, а главное – радость, когда вёз находку и привёз домой» (Там же. С. 250).

В эти годы В. Солоухин читает очень много книг о природе, о человеке в природе, читает А. Брема, К. Тимирязева, Н. Золотницкого, и не просто читает, а приходящие ему мысли тут же воплощает в книги – так появились книги «Третья охота» (1967) и «Трава» (1972), в которых он рассказал о «смиренной охоте брать грибы», и об огромном значении травы – и как красоты, и о её лечебных свойствах…

Написал несколько рассказов «Летний паводок», «Зимний день», «Кувшинки», «На лыжне» и повесть «Прекрасная Адыгене» (1973).

В эти дни В. Солоухин в основном работал над романом «Последняя ступень: Исповедь вашего современника». По мнению Солоухина, это была его главная книга, он писал её «без оглядки», без цензуры, писал то, что думал, что приходилось пережить. Сколько раз Солоухин сталкивался с еврейским вопросом за свою общественную и литературную жизнь, сколько раз сталкивался с «еврейским засильем в России», предчувствуя «стремление еврейских вождей к мировому господству». Нужно было высказаться, привлекая в качестве примера личные встречи и разговоры. Прочитав рукопись романа, Леонид Леонов сказал: «Ходит человек по Москве с водородной бомбой в портфеле и делает вид, что там бутылка коньяку». С 1976 года роман пролежал у Солоухина в портфеле до 1995 года. Издан в Москве в 1995 году.

С 1975 по 1978 год Владимир Солоухин написал несколько замечательных очерков, таких как «Посещение Званки», «Аксаковские места», «Большое Шахматово», «Время собирать камни» и «Цивилизация и пейзаж», которые составили книгу «Время собирать камни» (1980).

Время всегда властно диктовало свою волю художникам. Чаще всего они подчинялись этому беспощадному диктату. Только немногим, таким как Булгаков, Шолохов, Платонов, удавалось вырваться из-под власти Времени и написать истинные произведения. Иван Бунин в своей речи после вручения ему Нобелевской премии, обращаясь к собравшимся, выразил одну из своих самых заветных мыслей: о свободе.

В сборнике очерков и рассказов «Время собирать камни» (1980) Владимир Солоухин рассказывает о памятных местах России, где жили замечательные люди и творили красоту природы, дворцов, картин. В очерке «Аксаковские места» он рассказывает о том, что кто-то украл два лебединых яйца, лебеди улетели с аксаковского пруда, а ведь лебеди были бы хорошей памятью замечательному писателю. Или председатель колхоза убедил районное и областное начальство разрушить дом, в котором жил писатель Сергей Тимофеевич Аксаков, а на этом месте построить школу. И так уходят великие памятные места, прекрасные творения человеческого духа, памятники культуры разрушаются, растаскиваются, разворовываются. А к юбилейной дате начальству вдруг пришло в голову, что как-то нехорошо получается: единственное место в Оренбургской области, связанное с именем писателя, усадьба Аксакова, – и та разрушена, запущена, загажена. Срочно нужно было отрапортовать, что принято решение восстановить дом Аксакова, пруд, парки, то есть создать мемориальный памятник Аксакову, замечательному писателю, у которого многие учились любить природу, Родину в целом. Но так и осталось прекрасное решение на бумаге. Юбилей прошёл, наступили новые дела, тут уж не до Аксакова. Кое-что сделали, конечно, отвели комнатку метров в пятнадцать, наклеили кое-какие фотографии, тем всё и ограничилось. Улетели лебеди, их уже не вернуть. Ведь если их возвратить, их надо оберегать от кощунства. А людям не до них…

Читаешь очерки Солоухина, насыщенные большим количеством документов, справок, решений, а скуки вовсе не испытываешь. Очерк за очерком «проглатываешь», как будто читаешь самый увлекательный детектив или приключенческий роман. И всё время думаешь о тайне такой увлекательности. Описывает ли Солоухин «охоту» за «Чёрными досками», охоту за грибами, дорожные приключения – всё выходит у него интересно и увлекательно, всё время чувствуется огромная эрудиция писателя, его большие знания чуть ли не во всех областях человеческого интереса, он отыскивает то, что сейчас наиболее волнует современного читателя.